BlueSystem >
Горячая гей библиотека
Сильные попперсы с доставкой в день заказа.
Москва - ПарижРейтинг: 4.51 (299), Автор: dector Был метельный и вьюжный февраль какого-то ранне-девяностого года. Великая
капиталистическая революция взвихрила и уплотнила время. Сбылась мечта идиота,
сформулированная когда-то в шутке старого советского циника, и - "Мне в Париж по
делу срочно!" - стало явью. Итак, четверг, полдень, все куда-то бегут, хотя на улице
снегопод и сплошная пробка; мини предтеча следующего десятилетия. Умирающая
советская инфраструктура аэропортов, все-таки сдохла, и Шереметьво закрыт,
кажется, навсегда. А в понедельник утром, мне нужно, кровь из носу, быть в
Париже! Но есть еще поезд! Нагруженный едой, алкоголем, рубашками и деловым костюмом
для надувания щек в европах, прыгаю в спальный вагон скорого поезда. Мы юны и
богаты. И я и моя компания. Мы можем позволить себе катить в одиночестве до самого
Парижа, оплатив все купе. Пронеслись заметенные снегом, и от того не такие убогие,
деревни Смоленщины и Белоруссии. Лежу, сосу джин, читаю "Тошноту". Весело в
общем! За Брестом явился польский проводник и говорит: - Пан не против, если я
подсажу Вам человека? Молодой, жолнеж... Вам будет веселей. Это было славное
время. По польским дорогам шныряли банды украинских и молдавских "лыцарей", грабя
стада челноков, и наверно уж делясь с личным составом поездных бригад. Так, что от
предложения мне сделанного, отказываться было глупо, да и устал я от
одиночества. Юношеский снобизм "нувориша" - быть одному в купе - уже поугас, и
попутчику я был бы рад. И появился "жолнеж" - поручик польской армии, уши под
конфедераткой обламываются от мороза, горящий румянец на всю щеку, и
глаза... Глубокие, иссине-голубые глаза, те, что великий король шведов Карл
ненавидел у мужчин и презирал у женщин. В России такие глаза редкость, - без
германской стали, чухонской водянистости, татарского раскоса. Глаза, за которые
юные славяне ценились вдвое дороже обычного на невольничьих рынках Кафы, Смирны
и Багдада. - Пан офицер замерз? - Мы можем говорить по-русски! Это
стодевяностосантиметровое русоволосое чудо принадлежало к последнему поколению
польской молодежи, говорящему по-русски. Мы были ровесники. Нам было года по
23-24. - Сейчас будем пана офицера отогревать, - сообщил я ему с непподельным участием
и заинтересованностью. На столе появилась 1000 мл. емкость "Абсолюта", много
разного мяса в вакуумных упаковках, что за лён и лес исправно поставляли в
Москву наши немецкие братья на своих огромным LKW. Мы выпили по сто, еще по сто,
поручик согрелся, уши его приобрели младенческо-розовый цвет. Выпили за новую
Россию, за старую Польшу, за дам, за Войско польское. Начали раздеваться... Топили
в купе хорошо. Вскоре, мы остались лишь в майках (они были у нас одинаковые:
белые, под горло, с короткими рукавами) и плавках. Но ощущения того, что сейчас
что-то произойдет не было. От моего поручика не исходило никаких флюидов. Нет
предвкушения: "Сейчас оно случится!". Только пах он чудно. Его тело источало
какой-то редкий зазывной запах, сущую райскую амброзию, наверно он был
ангел?! Впрочем, он был экономист, окончил Ягеллонов университет в Кракове. Выпили
еще по 100. - А что, - говорю, - пан поручик, ты ведь из образованных, давай я тебе
почитаю красивые польские стихи!
"Польское знамя Тобрука
встречает под Нарвиком друга,
встречает, как мертвого сына,
знамена Монте Кассино..."
Его глаза, славянские, глубокие, иссине-голубые глаза, расширились и увлажнились. Он
на полкорпуса придвинулся ко мне, с полки напротив-навстречу.
"Меркнут звезды. Светает.
На ветку птица взлетает.
Встает, как мальчик беззубый,
польский рассвет безумный..."
Я уже чувствую его дыхание. наши губы почти соприкасаются.
"За то, что ходит в заплатах,
как смерть у Шопена в балладах,
за то что ночью устало,
его Богоматерь латала..."
Все! Есть контакт! Он мой! Его длинные ноги заносятся вправо и летят вверх. Плавки к
черту! Вот оно преимущество вагонов СВ - отсутствие верхних полок! Я готов. Я в
боевой форме, Черт, от этого гадкого джина, водки и стихоизвержения нет
слюны. Будь что будет-идем посуху! Дальше не помню. Только знаю, что минут
двадцать двигался в ритме стиха:
"С Варшавой овеянной славой,
кровавой, как сумрак винный.
Бело-кровавой, бело-кровавой
бело-кровавой. Невинной..."
Рухнул на жолнежа, минут пять мы лежали без движения. Лишь вдыхал
я чудный запах, от него исходивший. Может быть он был ангел?! Потом было
продолжение. Всю Германию я проспал. И до самого Парижа у меня болели все члены.
Рассказал он мне, что это у него в первый раз. Что очень любит это
стихотворение по-польски. И никогда не слышал его по русски. Что дед его погиб под
Аль Аламейном, сражаясь в бригаде генерала Кенига, где польские добровольцы и
парижские евреи под знаменем "Сражающейся Франции" спасли воинскую честь
погрязжей в национальном предательстве Франции и закрыли генералу Роммелю путь к
Суэцкому каналу. Потом мы часто встречались. Но это было потом... Вот
такая история произошла со мной на заре российского капитализма в скором поезде "Москва-Париж".
Этот гей рассказ находится в категориях: Случайное знакомство, Молодые парни, Военные
Вверх страницы
>>>
В начало раздела
>>>
Прислать свой рассказ
>>>
|