Горячая гей библиотека

Музыка для двоих

Часть 11

В глазах Суханова отражался настоящий животный страх, и он не мог заставить себя разжать руки. Он точно был уверен в одном: отпускать нельзя, иначе - всё, конец. Он не понимал, кто он и где находится, не знал, какой сейчас год и день, он не видел ничего, кроме этих зелёных глаз. Не помня себя, Александр стал умоляюще покрывать поцелуями лицо Сергея, запястья, повторяя, словно безумный:

- Не бросай меня... Не бросай... Не бросай.

Музыкант ещё несколько секунд пытался успокоить Александра, воспрепятствовать его прикосновениям, шепча что-то утешительное, но прикосновения уже нашли в нём нужную струну, и прервать импровизацию было невозможно. Доронин сам не понял, когда беспорядочные поцелуи превратились в осознанные, и он ответил на них, впиваясь ртом в губы Суханова, чтобы краем сознания уловить его стон, плавно переходящий в свой. Если они и сошли с ума, то сделали это вместе, сейчас. Путь к разуму преградила страсть, делая прозрение невозможным, но любовники и не стремились к этому, сплетаясь на полу так плотно, насколько позволяли объятия. Выворачиваясь из тесной, душной одежды, пианист беспрерывно целовал алые губы Александра, не давая ему произнести ни слова и заглушая свои стоны и вскрики. Прижимаясь ближе, он раздирал спину любовника до крови, упиваясь его стонами и видя своё безумие в его широко распахнутых глазах.

Если бы Доронин мог соображать, он, наверное, признался бы себе в том, что заранее знал исход этого приглашения "на новоселье", но все мысли и воспоминания давно покинули его грешную голову, оставляя тело на милость инстинктов и не прикрытых ничем желаний. Беспомощно хватаясь пальцами за паркет, Сергей почти беспрерывно кричал не то от боли, не то от острого наслаждения, заставлявшего его раз за разом подаваться назад - навстречу бешеным толчкам любовника. Выгибаясь под Александром, пианист безоговорочно подставлялся под его укусы-поцелуи, позволяя себе ставить и свои метки. Сейчас даже Андрей не узнал бы своего скромного парня: раскрасневшийся и растрёпанный, с совершенно безумными глазами, он бесстыдно отдавал себя в полное владение другому человеку и был по-настоящему счастлив от этого. Горячие губы Суханова по контрасту с его движениями внутри тела музыканта неожиданно стали нежными и ласковыми, собирая со спины Доронина солёные капли пота, и Сергей целовал его руку у своего виска, пытаясь хоть частью себя отплатить за настоящее счастье и свободу, что дарил ему любовник. Чувствуя, как горячая ладонь скользнула с бедра на живот, он вжался щекой в пол и сильнее прогнулся в спине, впуская Александра так глубоко, как ни одного из своих любовников.

Казалось, что, опьянённый этой вседозволенностью, Суханов не ведал, что творил. Он любил Сергея - это было единственной истиной, имевшей значение. И в тот миг, когда они одновременно достигли пика наслаждения, Александр понял, что не сможет жить без своего "слепого пианиста". Брюнет обнимал Сергея, прижимал к себе, целовал распухшие губы, но отчего-то боялся смотреть в сонные затуманенные глаза.

Они ничего не обсуждали - Александр просто отнёс любовника в душ, а потом уложил в свою постель. Сергей крепко спал, а Суханов не мог сомкнуть глаз: он просидел рядом с ним всю ночь, боясь спугнуть и упустить своё неожиданное счастье, гладил дрожащими пальцами по волосам, любовался милыми сердцу чертами, сторожил своё странное сокровище, тихо надеясь на то, что рассвет никогда не наступит, что его не бросят снова. Суханов прилёг всего на минутку - ему так казалось, но когда он проснулся, было уже два часа дня. Сергей ушёл, оставив после себя только маленький клочок бумаги, на котором были начертаны самые странные и жестокие слова: "Это было в последний раз".

Глядя на пустую измятую постель, Александр чувствовал, как сходит с ума. Он наспех оделся и выскочил из дома, не побрившись, не позавтракав. Сегодня у Сергея была репетиция, и Суханов поспешил в консерваторию, чтобы навсегда вырвать Сергея из цепких лап Журавлёва.

- Я же чувствую, что ты любишь меня, - шептал он встревоженно, теряясь среди многолюдной толпы и спеша по московским улицам. - Я чувствую, Сергей.

Александр убеждал себя в этом, вспоминая поцелуи и ласки, то, как Доронин шептал в порыве страсти его имя, не понимая только одного: почему Сергей бежит от себя.

Сидя в консерватории на репетиции перед очередным небольшим концертом, Сергей никак не мог заставить себя прикоснуться к клавишам и начать играть. Прошедшая ночь будоражила сознание, заставляя мысли вновь и вновь устремляться в залитую утренними лучами спальную, где пианист очнулся и долго не мог заставить себя встать и уйти, раз и навсегда прерывая эти отношения. Лицо Александра во сне стало умиротворённым, как у людей в первые годы их жизни, или, точнее, спокойным и счастливым, будто сумасшествие оставило его, и в жизнь вернулся смысл.

Резинка неприятно тянула завязанные в хвост волосы, и Сергей сдёрнул её почти злым движением, словно именно она была виновна во всём. Доронин бесконечно запутался и уже не надеялся найти выход из этого лабиринта чувств и эмоций. Он тянулся к Александру, но не мог отказаться от Андрея, оставить всё то, чего добился за эти два года, и речь шла далеко не о концертах - ему начинало казаться, что Журавлёв стал одумываться, признавать его любовь и привязанность. Серж вспоминал его лицо, светлые непослушные волосы и голубые глаза. Неожиданно сморгнув, пианист с тихим стоном уткнулся лицом в ладони, понимая, что у Андрея из его мыслей были иные - тёплые глаза, глаза Александра. Нежность и ласка Суханова сделали своё дело, поселив в сердце Сергея сомнения и смятение. Он не мог перестать сравнивать их между собой: такие разные во всём, они оба занимали место в его сердце, и оно разрывалось на куски от осознания того, что от кого-то из них придётся отказаться. Светловолосый Андрей и тёмноволосый Александр - они кардинально различались, и Доронин не знал, кого выбрать. Он был уверен, что знает Андрея, чувствует его настроение, эмоции, но всё оказалось не так просто, и когда им же самим созданная пелена спала с глаз, стало невыносимо больно от того, что всё изменилось к худшему.

Тяжело вздохнув, пианист положил пальцы на клавиши и с видимым усилием нажал на них, начав играть. По залу полилась тихая спокойная мелодия, от которой сердце сжималось от грусти, а в глазах застывали слёзы. В музыку будто вплетался шум холодного дождя со снегом за окном, завершая композицию и делая день ещё пасмурнее, словно надежды на появление солнца больше не было.

Сергей боялся менять свою жизнь: он не скрывал это даже от себя, хотя часто предпочитал не видеть очевидных вещей, чтобы не мучиться противоречиями. Да, Александр был нежен и ласков с ним этой ночью, и Сергей впервые за два года был самим собой, не скрывая собственных желаний и не притворяясь ни перед кем. Но Доронин, как никто иной понимал, что постель и жизнь - слишком разные сферы, чтобы судить по одной о другой. Для всех тех, с кем его сводил Андрей, он был не более, чем куклой - игрушкой на несколько часов, или в лучшем случае, на ночь. Сергей привык к такому положению вещей, понимая, что, кроме Журавлёва, он в этом мире, в общем-то, никому не нужен. Больше не нужен. И отчего-то терять Александра было больнее, чем остальных "приятелей" Андрея, но Сергей понимал, что по-другому просто нельзя. Когда-то приходится делать выбор, и пианист выбрал хотя бы видимую стабильность и привычку - Андрея. Закрыв глаза, Сергей слился с мелодией, прощаясь с помощью неё с тем, кто принёс в его жизнь надежду и тепло.

- Ты сегодня в ударе, - из-за кулис вышел Журавлёв и, усмехнувшись, подошёл к Сергею, положил руки ему на плечи, прерывая прекрасную мелодию. - Скажи-ка мне, где носило моего музыканта всю ночь? А то я в догадках теряюсь. Надеюсь, тебя не переманили конкуренты из дворового оркестра в надежде заполучить в свою самодеятельность будущую звезду, м?

Сергей напрягся, удивлённый появлением любовника, который обычно не отягощал себя посещением репетиций, предоставляя пианисту свободное время для творчества. Доронин боялся поднимать голову, прекрасно понимая, что Андрей прочтёт в его глазах не только то, чем он занимался этой ночью, но ещё и с кем, и как именно.

- У меня были свои дела, - тихо проговорил он, так и не поднимая глаз. - Когда я понял, что не попадаю домой, звонить тебе было уже поздно... Я не думал, что ты будешь волноваться, прости.

Пианист не мог заставить себя сказать правду, хотя прежде любовнику никогда не лгал.

страницы [1] . . . [9] [10] [11] [12] [13]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, Молодые парни, Случайное знакомство

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>