BlueSystem >
Горячая гей библиотека
Сильные попперсы с доставкой в день заказа.
Четыре ночи и вся жизнь (глава 3)Рейтинг: 4.56 (208), Автор: Alvern Часть 1 Мое гостиничное пребывание запомнилось мне, как самое страшное, что я переживал за всю
свою жизнь. Я никогда до того не любил. То, что я испытывал, было таким болезненным
страданием, которое, мне кажется, ещё никому из людей описать не удалось, - если только
Шолому-Алейхему в его рассказе "Иоселе-соловей". Там парень от любви сходит с ума и
становится деревенским дурачком. Для меня любовь к Петру Сергеевичу Ивановичу
характеризовалась прежде всего сильными загрудинными болями и невероятной душевной
тоской. Я не мог понять, почему эта мучительная, щемящая боль не уходит. Я только знал,
что она из-за Петра. Я боготворил этого мужчину - и ничего, абсолютно ничего не мог с
собой поделать. Мысленно я падал перед ним ниц, был готов выполнить любое его пожелание.
То, что его не было со мной рядом, приводило меня в полнейшее отчаяние. Я не имел сил ни
на работу, ни на еду, ни на то, чтобы реагировать на какие-то повседневные вещи, наподобие
общения с гостиничной горничной. Петр Сергеевич Иванович поглотил всего меня, целиком. Я
в нём растворился без остатка. Это была любовь, должно быть, равная помешательству, но,
возможно, и самая типичная. Не знаю, что испытывают, любя, другие люди. Вдобавок в
первые дни пребывания в Петропавловске я заболел - началась акклиматизация. Со мной
случилось что-то вроде сильной простуды. Я не мог даже выехать в представительство:
температура зашкалила за 39. Вера Дмитриевна Кособокова не была моей начальницей, она
представляла на Камчатке Волгоградский консервный завод, была чем-то вроде передаточной
инстанции. Я был прислан сюда, так как потребовалось присутствие экономиста, специалиста
в области деловых контактов между предприятиями, в частности, поставок определенной
номенклатуры. Само собой, требовалось постоянно регулировать вопросы ценообразования и
взаиморасчётов. Надвигалась новая эпоха, когда единоначалие из Москвы заканчивалось, и
депутаты приняли закон о переводе некоторых предприятий (фактически всех) на хозрасчет и
самофинансирование. Мы попали в число таких заводов одними из первых. Наступало время,
когда выживать должно было каждое предприятие в отдельности. Этот экономический процесс
предшествовал политическому событию: развалу СССР. Так что те, кто теперь говорит, что с
развалом страны вдруг оборвались налаженные связи между поставщиками и производителями,
неправы: раздел функций начался гораздо раньше. Время взаиморасчетов пришлось на конец
80-х годов. А вот когда предприятия разделились и почувствовали свою полную
самостоятельность, рухнул Союз нерушимый. Меня, молодого, послали на край земли, чтобы я
наладил связи с нашими постоянными поставщиками, которые уже тогда были вольны выбирать
тех, кому они будут отгружать консервы, а кому - нет. Нам было важно не упустить их, чтобы
волгоградцы всегда имели к своему столу консервированные сорта красных дальневосточных рыб.
Вера Дмитриевна, человек местный, была, конечно, для такой работы непригодна, потому что
она была женщиной простой, с неполным средним образованием. Она тут всех знала, но
совершенно не разбиралась в бухгалтерии и тем более в экономике. Когда ей экономист
Камчатского завода сказала, что завод будет поставлять в Волгоград консервированную чавычу
(и другие красные сорта рыб) не по 1 рублю 03 копейкам за условную банку, а за 1 рубль 53
копейки, то Вера Дмитриевна сочла, что Зоя Антоновна (экономист) "просто вредничает". "У
неё и муж пьяница, и сын, а дочь вообще в загуле, не просыхает. Наверное, и она с ними
заодно глушит потихоньку", - прислала она нам в Волгоград телефонограмму. Вера Дмитриевна
Кособокова была хорошим человеком, но очень далёким от производства. Но даже Вера
Дмитриевна прекрасно поняла, что человек, прибывший с материка, должен сначала переболеть.
- Болейте, болейте, обязательно переболейте, - говорила она мне. - Я, когда сюда
приехала из Минска, вообще оглохла на одно ухо! Только лежите, не вставайте, а то
оглохнете - никто вас тут не вылечит, все врачи отсюда давно сбежали на материк. Нам тут
остаётся только материться, когда заболеешь! Помогает, знаете, помогает! Мне ухо лечила
доктор Рубинштайн - такая была женщина гениальная! Вылечила мне ухо! Я её и след с тех пор
потеряла. Заболело ухо у подруги, искала - о такой тут и не слыхали... На высокую
температуру выпали конец недели и суббота с воскресеньем. Окна моего номера выходили во
двор гостиницы, а в последний раз я видел Ивановича напротив парадного входа - на
противоположной стороне улицы Ленина. Очень часто я, с риском для уха, вставал с кровати,
выходил в коридор, шёл в холл, окна которого выходили на улицу Ленина, и часами простаивал
там на сквозняке, надеясь, что Петя почувствует, что со мной, что я умираю без него, и
придёт. Если уж даже Вера Дмитриевна поняла, что человек с материка должен переболеть,
то неужели этого не поймёт Петя?! Отчаяние моё было поистине беспредельным. Вечерами и
ночами, когда Петя под окнами гостиницы уже никак не мог появиться, я лежал, уткнувшись
головой в подушку, и бесконечно спрашивал себя, что со мной происходит? Почему я полюбил
Петра? Основательные вопросы, вроде того, что всё-таки это неестественно, когда мужчина
любит мужчину, перемежались более простыми: почему он мне не позвонит в гостиницу? Никто
же не узнает, что он меня любит. Почему он этого не делает? Я смиренно хотел одного:
держать этого человека в объятиях, прижиматься к нему и прижимать его к себе. Дело было
вовсе не в сексе, у меня даже не стоял все эти дни, не встал ни разу. Дело было в чистой,
глубокой - в настоящей любви к человеку, который меня бросил. В те гостиничные дни я
плакал от обиды безудержно, сильно, помногу. Это были слезы любви. О них у писателей я
где-то читал, но о физических страданиях не писал, кажется, никто. В те дни проживания в
убогой гостинице я понял, что ни одна болезнь на свете по своим болезненным ощущениям не
может сравниться с любовью. Возможно, страдания удалось бы облегчить, если бы я мог хоть
кому-то рассказать о том, что я переживаю. Но моя любовь к Петру была запретной. Часы
пролетали, я или лежал без сна, или стоял у окна в гостиничном холле. Пётр ко мне не шёл.
Он не чувствовал меня так, как я его. Гостиничный быт убедил меня и в том, что даже
если бы какой-то человек пришёл ко мне, навестил бы меня тут, то об этом не узнал бы никто
в мире. Гостиница жила своей жизнью. Никто из работников даже ни разу не поинтересовался,
почему я не выхожу на улицу, может быть, я заболел, нуждаюсь в помощи? Никто не спросил,
не принести ли мне кусок хлеба, пакет молока? У меня в номере не было ничего - и ничего
мне не было нужно. Я не испытывал голода. Значит, Пётр мне лгал насчёт того, что нам
нельзя встречаться. Он просто этого не хотел. Возможно, в частых командировках во Владик
он время от времени встречает таких лопухов, как я, и влюбляет их в себя. Он знает, что
прекрасен и что никто не может отказаться быть с ним, как и я. Простая случайность, что
нам оказалось по дороге. Наверное, в другие разы он облапошивал на вокзале ребят, которые
не едут на Камчатку. Но какие бы мысли ни осеняли меня, ни одна не ослабила моей любви
к Петру. Не было вещи более важной для меня во всём мире, чем увидеть его. Наконец, это
желание превратилось во что-то, похожее на грёзу, бред, сон наяву. Мне казалось, что если
я вот прямо сейчас увижу Петра, если он придёт ко мне, то я без слов упаду в обморок. Или
сразу умру. Никаких слов не будет. Я уже растерял все слова, какие мог бы сказать ему при
встрече. Не знаю, до какой степени отчаяния я бы дошёл, если бы вскоре после
выздоровления Кособокова не предложила мне покинуть гостиницу и перебраться поближе к
представительству: она мне там подыскала, как она выразилась, "помещение". - Алексей
Иванович, мы не можем больше платить за гостиницу, они начали драть с нас огромные деньги,
и говорят нам, что их тоже, видите ли, перевели на хозрасчёт, - сказала мне Вера Дмитриевна. -
Это не я придумала, это директор вашего завода Анатолий Игнатьевич мне звонил, чтобы я вам
подыскала что-нибудь подешевле, а то вы один разорите весь завод, не обижайтесь.
Я немедленно согласился на переезд, но мысль оказаться вдали гостиницы, где бы меня мог
найти Петя, ужаснула меня ещё сильнее, чем все предыдущие мысли о его измене. Теперь,
когда он не будет знать, где я, как же мы найдём друг друга? Куда он придёт, если не в
гостиницу?!
страницы [1] [2] [3] [4]
Этот гей рассказ находится в категориях: Любовь и романтика, Бисексуалы
Вверх страницы
>>>
В начало раздела
>>>
Прислать свой рассказ
>>>
|