Горячая гей библиотека

Дембельский альбом (глава 2, последняя)

Часть 6

- Виталий Аркадьевич, - говорит Эдик, и я снова вижу, как, отвечая на мой вопрос, он тщательно подбирает слова, как он это делает всегда, когда что-то пытается понять сам. - Вы спросили меня, зачем мне всё это нужно.

Эдик делает паузу и вопрошающе смотрит мне в глаза.

- Виталий Аркадьевич, я не знаю, на самом деле не знаю, как мне ответить на ваш вопрос. То есть я не знаю сам, зачем мне всё это. Наверное, и даже наверняка, я могу обойтись без этого, но... мне нравится это делать, и я это делаю, с вами делаю.

- Может быть, Эдик, тебе нравлюсь я? - говорю я, пряча под шутливо снисходительной, чуть ироничной улыбкой нежное сердце, взывающее к взаимности.

Эдик секунду-другую молчит, опустив глаза, затем снова вскидывает на меня глаза, и во его взгляде я по-прежнему вижу вопрос, обращённый ко мне. Впору не мне его спрашивать, а мне самому отвечать на его вопросы! Эдик говорит медленно, словно взвешивает каждое произнесённое слово:

- Я не знаю, Виталий Аркадьевич, что именно вы хотите сейчас от меня услышать, но я вас уважаю, и вы это знаете. Мне нравится у вас работать. Ну, и всё остальное... - Эдик, на мгновение запнувшись, смотрит мне в глаза, - всё остальное мне тоже нравится. Наверное, нравится потому, что нравитесь мне вы. Ну, то есть вы - вы сами, а как иначе? Это не только то, что в постели, это - всё вместе.

Какое-то время я молча смотрю на Эдика. "Это - всё вместе". Ну, и что мне надо от этого парня ещё? Чтобы он сейчас бросился мне на шею? Я знаю, что он этого не сделает, во всяком случае, он не сделает этого сейчас. Возможно, он не сделает этого никогда. Но разве мне мало сейчас того, что я от него услышал? Он сказал мне, что я ему нравлюсь, что ему нравится быть со мной, и не только в постели, а и вообще. Разве этого мало?

- Хорошо, Эдик, - говорю я, невольно улыбаясь, - ты нравишься мне, я нравлюсь тебе. По-моему, это неплохо. Очень даже неплохо!

- Да, наверное, - отзывается Эдик, доедая бутерброд. - Завтра днём, Виталий Аркадьевич, я буду вам нужен?

- А что?

- Я обещал родителям Юли съездить с ними на дачу, им нужно там что-то сделать-помочь, - говоря это, парень смотрит на меня вопросительно.

- Конечно, Эдик! Завтра утром позавтракаем, и ты будешь свободен, - говорю я, - свободен до понедельника. Я сейчас в душ и пойду спать, а ты, если спать не хочешь, иди в другую спальню - там ты найдёшь, чем заняться.

Я говорю "найдёшь, чем заняться", имея в виду интернет. Ну, то есть если Эдик не хочет спать. Но он мои слова понимает по-своему.

- Мне спать в другой спальне? - спрашивает он.

- Чего это ради? - смотрю я на него, улыбаясь. - Я тебе этого не говорил.

- Тогда, Виталий Аркадьевич, я тоже пойду ложиться, - говорит Эдик, поднимаясь из-за стола. - Спокойной ночи?

- Да, Эдик, спокойной ночи! - отзываюсь я, наливая последнюю рюмку водки.

Но потом, неожиданно для себя самого, я говорю, смотря вслед уходящему парню:

- Эдик! Принеси мне альбом.

- Хорошо, - оглянувшись, Эдик кивает головой.

Он возвращается с альбомом, держа его раскрытым на том самом месте, где мы прервались. С чёрно-белого снимка на меня смотрит младший сержант Вася - мой сослуживец, мой друг, мой сексуальный партнёр и, как теперь оказалось-выяснилось, отец Эдика. С фотографии, беспечно улыбаясь, из нашего общего прошлого смотрит на меня будущий отец Эдика - моего персонального водителя, в которого я, кажется, уже влюблён. Всё смешалось в доме Облонских: прошлое, настоящее, секс, любовь. Какое-то время (буквально секунду-другую) мы оба смотрим на фотографию симпатичного парня в форме младшего сержанта.

- Потом, Эдик, - говорю я, - ты мне что-нибудь расскажешь об отце. Как-никак, а мы вместе служили, в одном дивизионе.

Мне хочется расспросить Эдика сейчас, но я умышленно говорю "потом", и ещё я говорю "как-никак", чтобы таким образом позиционировать младшего сержанта Васю как одного из своих многочисленных сослуживцев - одного из тех, с кем свела меня служба в армии, и не более того.

- Хорошо, - отзывается Эдик. - Виталий Аркадьевич, а вы можете мне показать своего друга? Ну, того, про которого вы говорили. Если, конечно, это можно.

- Можно, Эдик, можно всё, но... разве я обещал показать тебе того, с кем я в армии трахался? Я предложил тебе угадать, дал тебе шанс на приличный бонус. Ты, как мне помнится, не угадал, точнее, угадывать не стал. Так что, Эдик, ничего я тебе показывать не буду - сам тебе показывать не буду. Логично?

- Логично, - Эдик, глядя на меня, улыбается.

Какое-то время мы оба молчим. Я листаю страницы лежащего на столе альбома, переворачиваю обклеенные фотографиями листы, и мы оба смотрим на мелькающие перед нашими глазами лица парней. Они разные, эти лица. Разные лица - разные парни: сержанты, солдаты. Моя армейская юность!

- А что, Виталий Аркадьевич, - нарушает молчание Эдик, - в армии гомосексуальные отношения очень распространены, много там геев? Ну, то есть, если сказать-спросить точнее, многие в армии такой секс практикуют?

- А ты как думаешь? Представь: молодые здоровые парни, бок о бок живущие в относительно замкнутом пространстве не день и не два. Есть же такие части, где нет ни увольнений, ни самоволок! Ну, и что приходится делать молодым парням, оказавшимся в таких условиях? А? Что говорит тебе твоя логика? - глядя на парня, я невольно улыбаюсь. - Природу, Эдик, не обманешь, и остаётся либо кулак, либо друг-сослуживец, что вполне естественно. И то, и другое естественно в принципе! К кулаку прибегают все, а что касается отношений, называемых гомосексуальными, то это уже у кого как получится-сложится. Я бы даже сказал, кому как повезёт. Секс в армии - это айсберг, и то, что время от времени по каким-то причинам становится известным всем, выступает лишь видимой верхушкой этого скрытого айсберга. Скажем, время от времени в каком-нибудь средстве массовой информации появляется сообщение, что там-то и там-то такого-то солдата после отбоя изнасиловали старослужащие, и, когда это не удаётся по каким-то причинам скрыть и становится общеизвестным, айсберг показывает свою верхушку. Но ведь на поверхности, как правило, оказывается криминал, то есть секс, сопряжённый с насилием, с принуждением. Это, конечно, в армии происходит-случается, как, впрочем, и везде, но ведь глупо думать, что однополый секс в армии сводится только к этому: изнасиловали, принудили, заставили. А то, что невидимо никому, что, образно говоря, остаётся под водой, то есть вне поля зрения окружающих? Никто же ведь свечки не держит, когда парни, находя и время, и место для уединения, трахаются, кайфуют-наслаждаются по взаимному устремлению. Об этом на первых полосах газет обыватель не прочитает, и в новостных программах об этом он тоже не услышит. Понятно, что в армии (как и везде) есть какой-то процент геев, но сводить всё только к этому, конечно же, неверно. Дело не в сексуальной ориентации! Дело в самой природе человека, допускающей реализацию сексуального желания в разных вариантах, и армия в этом смысле способствует тому, чтобы парень, не зашоренный предрассудками, реально познал свою бисексуальную сущность. Так что, Эдик, ты правильно сделал, что уточнил свой вопрос. Геи в армии, конечно же, есть, как и везде, но однополый секс сам по себе, то есть вне всякой зависимости от какой-либо явно выраженной ориентации, - это прежде всего сексуальное удовольствие, и чтобы это нормальное сексуальное удовольствие полноценно испытывать, совсем не обязательно быть геем, о чём ты, Эдик, прекрасно знаешь и сам. Я ответил на твой вопрос?

- Исчерпывающе, - Эдик, глядя на меня, кивает головой. - Я, собственно, почему об этом спросил? Буквально на днях пришёл из армии мой сосед по лестничной площадке. Ну, друзья к нему в гости пришли, чтобы дело это отметить, а он и меня позвал, по-соседски позвал. Я не пью, а они выпили и среди прочего заговорили о сексе в армии, в том числе и о том, есть ли в армии гомосексуальные отношения и кто во время службы в армии с этим сталкивался. Так вот, сосед мой, Андрюха, уверял-доказывал, что ничего такого в армии нет, что подобных отношений он в армии ни разу не встречал. Вот почему я, собственно, и спросил.

- А тебе не показалось странным, что выпившим парням, заговорившим о сексе, этот вопрос тоже небезразличен? - я смотрю на Эдика с лёгкой иронией. - Это во-первых. А во-вторых, кто знал в казарме про нас - про меня и про того, с кем был у меня достаточно регулярный секс? Никто не знал. Мы разумно скрывали свои отношения, и никто ни о чём не догадывался, никто ничего не подозревал. А потому любой из наших сослуживцев мог, вернувшись домой, совершенно искренне говорить-доказывать, что такого секса в армии нет. Я же сказал тебе, что армейский секс - это айсберг, основной массив которого скрыт под водой, и армия в этом смысле у каждого своя. И в этом смысле, и во всех других смыслах - у каждого, в армии отслужившего, армия своя, - при этом я невольно вспоминаю об Антоне, назвавшем армию "жопой".

Сделав паузу, я продолжаю:

- А вот то, что у подвыпивших парней (твоих знакомых) разговор о сексе в армии вольно или невольно свёлся к разговору о проявлениях армейской гомосексуальности, это, Эдик, само по себе уже может быть симптоматично! Ты говоришь, что сосед твой по лестничной площадке... что он там всем доказывал? Что гомосекса в армии нет? Ох, Эдуард, береги свой зад! - я смеюсь, глядя на парня.

- Да ну, Виталий Аркадьевич! - Эдик улыбается в ответ, глядя на меня. - У меня такой проблемы нет. К тому же они несли всякую чушь. Явные гомофобы!

- Ну, во-первых, слушать нужно не только то, что говорят, но и то, как это говорят. Иной раз интонации бывают куда существеннее, чем слова, и нередко случается так, что начинают такие "явные гомофобы", как это водится, "за упокой", а заканчивают "за здравие"; начинают с того, что "гомосекса нет", а, выпив хорошенько, заканчивают эту животрепещущую тему тем, что "давай попробуем". Вполне банальная ситуация! Потому я и говорю тебе: береги свой зад! А во-вторых, кто такие гомофобы - гомофобы настоящие, а не фасадно-декоративные? Это, как правило, те, кто по тем или иным причинам не может в естественной форме (в форме нормального секса) реализовать свои смутно эротические либо конкретно сексуальные позывы, направленные в сторону своего собственного пола, не могут по разным причинам, но ведь природу не обманешь, и происходит своего рода извращённая сублимация. "Гомофобы - это геи, извращённые эпохой", - где-то я слышал подобную сентенцию. Другое дело, что такая сублимация гомоэротизма, какой является гомофобия, порой принимает агрессивные формы, и здесь уже нужно быть осторожным - во избежание всяких-разных недоразумений. У нас ещё будет время, и я тебе об этом как-нибудь ещё расскажу, что это за публика такая - гомофобы.

- Хорошо, - отзывается Эдик, кивая головой.

Секунду-другую мы молчим. Я не знаю, о чём думает Эдик, а я думаю о том, что гомофобы - это, в сущности, извращенцы, убогие люди, извращающие свою природой заложенную собственную потребность к однополому сексу или даже к любви в угоду мертвящим догмам сексуального самоограничения. Сколько изначально нормальных пацанов душевно искалечены этим заведомо деструктивным, внутри сидящим запретом на однополую любовь! Запретом, привнесённым в сознание извне.

страницы [1] . . . [4] [5] [6] [7]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, Мужики и молодые, Служебный роман

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>