Горячая гей библиотека

Четыре ночи и вся жизнь (глава 5)

Часть 4

Моё счастье было в том, что Валентина Даниловна уже не могла отложить свой вылёт в Токио.

Я сидел в больнице возле Пети с первого дня его болезни и целыми днями. Когда Кособокова не могла быть с потомством, в больницу приезжали мы все четверо. Но в свободное время Вера Дмитриевна готовила что-нибудь для Петра Сергеевича, и я привозил ему её еду в больницу на следующий день. Близнецы сидели на кровати дедушки и на коленках делали уроки, помогали мне ухаживать за Петром и за другими больными (в палате было пять человек). Марина, вызывавшая своей красотой восхищение у больных и медперсонала, рисовала, а в свободное время очень старательно кормила дедушку. Она ни разу не заплакала, не раскапризничалась. Спать её укладывали в кровать к дедушке, к стенке.

Я не мог себе представить, чтобы Петя хотя бы на минуту остался в больнице один. Мы уезжали оттуда только на ночь. Валентине Даниловне всё это крайне не нравилось.

- Зачем вы ездите туда каждый божий день? Вы же нервируете медперсонал, Алексей Иванович! Мне лично медсёстры жаловались на Марину, что она там бегала по палате. В палате же тяжелейшие больные! Это же отделение неврологии!

Она стремилась направить нас на путь истинный и не раз упрекала в том, что мы "нервируем Петрушу" своим присутствием. Ему нужны покой и тишина, а тут мы являемся к нему всем кагалом. Я ей не противоречил, просто на следующий день мы все или я один опять были в палате и дежурили возле Пети. Утки, памперсы... Кормили его с ложки, я привозил домашнюю еду. Не представляю, как бы я мог жить в такой ситуации иначе. Я был готов уволиться с работы, но Петю одного я бы не оставил ни за что.

В нашу последнюю встречу тёща передала мне паспорт Пети и выписку из его истории болезни. Ровно в 8 часов утра послезавтра я должен был приехать на своей машине к больнице, забрать больного и вместе с медсестрой доставить его в аэропорт Елизово, откуда его на самолете отправят в какой-то "тихий и чудесный" интернат на побережье. Я молча взял документы и через день ровно в 8 утра был у больницы. С помощью санитарки мы вывели Петю, который едва шёл - правая нога у него волочилась, затем мы дружно опрокинули его на заднее сидение моей машины, впереди села медсестра, и мы поехали.

Не раздумывая ни одной секунды, я свернул на Синеглазку. Медсестра крикнула:

- Вы куда? На Елизово же, Алексей Иванович, направо!

Я затормозил возле автобусной остановки, вышел, отворил дверцу со стороны медсестры, высадил её из машины и сказал ей: Большое спасибо вам за помощь, но мы едем домой.

- Вы чего? - опешила она. - А как же путёвка Анны Григорьевны?! Да знаете ли вы, сколько она добивалась этого места, Алексей Иванович?! Райздрав не соглашался! Вместо матери бывшего первого секретаря больного положили! Валентина Даниловна ей свою аляску даже отдала!

Я не стал слушать всю эту галиматью, захлопнул дверцу, сел за руль и поехал дальше. Привёз я Петю в Синеглазку, мы с сыновьями выгрузили его из машины и стали жить-поживать и добра наживать.

***

Моя решимость никому не отдавать Петра была столь сильной и не подлежащей обсуждению, что опускаю некоторые эмоции, которые потом последовали со стороны Валентины Даниловны, когда она доказывала мне, что "Пётр Сергеевич - мой муж, а вы ему никто". В своё время я вкратце перескажу наш разговор на эту замечательную тему. Её муж однажды стал для меня всем, и пусть бы она в своём Токио сбросилась бы с небоскрёба.

Замечу только, что есть вещи, которые волнуют меня гораздо больше. Например, то, что со времени тех событий прошло уже почти десять лет, но врач-невролог Анна Григорьевна ни разу не появилась в нашем доме и не спросила, куда делся её тяжёлый больной, которому она с таким трудом добыла путёвку в дефицитный интернат - для инвалидов? Почему он до него не доехал?

Дальнейший ход событий показал, что то, что Петя не стал начальником порта, было моим личным счастьем. Зарипова подстрелили. В городе состоялись его пышные похороны. Волна убийств прокатилась и в Петропавловске, и в Волгограде. То, что мы жили в Синеглазке в своём маленьком домике, я стал воспринимать как спасение от варварских обычаев, установившихся в России. Каскад убийств покатился по всей стране и перешёл в волну, которая повторялась с ритмичностью, присущей морским волнам.

"Отстрел директоров. В Волгограде убит уже второй генеральный директор компании "Строймеханизация". "В Волгограде убили гендиректора коммерческой фирмы". "В Волгограде застрелили владельца ювелирной фирмы". "В Волгограде застрелили одного из руководителей областной федерации бокса". "В Волгограде застрелен милиционер". "Убийство вице-губернатора Камчатки". "По факту тройного убийства... Я привожу только некоторые из заголовков, которые бросались нам в глаза, когда мы все эти годы привычно копались в Интернете. К убийствам все привыкли настолько, что пришло время, и ни одно из них уже не производило на нас сильного воздействия. Убийства перестали потрясать.

- Живой! Вот видишь, как хорошо, что ты не стал директором порта. Будь любым: косым, хромым, парализованным - только будь со мной! - эти слова я повторял Петру десятки раз, проводя возле него сладкие бессонные ночи.

Я сосал ему с наслаждением, и он всегда кончал с таким напором, что всякий раз его сперма разбрызгивалась по всей комнате. Его болезнь дала нам повод устроиться в Синеглазке в одной комнате. Со временем все три комнатушки в доме оказались при деле: в одной жили Петя и Паша, в другой - Марина, в третьей мы с "дедушкой". Он для меня никогда не был "дедушкой", хотя для конспирации я его иногда так называл. Инсульт абсолютно не сказался на его половой функции. Член продолжал стоять дубиной. Скажу больше: лечь с Петей и отдаться ему было для меня приятнее приятного, а трахать его в попочку в то время было для меня высшим наслаждением, особенно когда он сам меня просил об этом. Я понимал его желания по его глазам, а когда он стал произносить первые звуки - по выразительному мычанию. Но со временем речь к нему вернулась.

- Сегодня - ты меня.

- А можно?

- Я умоляю, Алёшка! Мне нужно!

Что для меня могло быть важнее?! Ему это нужно!

Мы с трудом дожидались того времени, когда Марина днём засыпала, а близнецы были в школе до самого вечера. Мы ложились, и я наяривал его с такой любовью, которая, клянусь, не посещала меня и во Владивостоке. Я входил в его попочку медленно, наслаждаясь каждым сантиметром своего тела. Петенька оттопыривал свою попочку навстречу мне. Ему нравилось всё, что я с ним делаю: просто ли остановлюсь, воткнувшись в него по самые яйца, покручусь ли внутри, поелозю ли взад-вперёд. Он задыхался от счастья, стонал, мой любимый человек, и я, забыв о себе, старался, чтобы он первым предупредил меня:

- Лёшенька, я сейчас кончу!

И только после того, как мой член сжимала судорога его анала, я позволял себе разогнаться и оттрахать его попочку уже для себя. Часто он мне говорил:

- Я тебя замучил. Ты меня таскал на себе, кормил с ложки, стирал за мной, я видел, что ты вот-вот упадёшь от усталости.

- Я?! Такого со мной никогда не было. Единственное, чего я боялся, так это того, что жене удастся отправить тебя в поселок Рыбацкий или куда-то ещё, в тихое и чудесное место. Я бы тогда перевернул всю Камчатку с её закрытыми зонами, но ты бы там не пробыл и дня. Я бы тебя вынес оттуда на себе.

- Валька хотела как лучше.

- Конечно. Кто бы сомневался!

Вообще в то время, о котором я рассказываю, когда Петя заболел и попал в моё полное распоряжение, мои контакты с ним поднялись на ещё более высокий уровень. Наверное, я правильно выражаюсь. Да, на более высокий. Наши отношения всегда были в высшей степени любовными, но во время болезни мы стали просто одним целым, хотя такое ощущение на протяжении жизни у меня возникало не однажды. Но понимаете, когда вы помогаете человеку делать всё, что прежде он делал сам, то вы становитесь им. Для этого вы должны быть им, чувствовать, как он, чтобы нечаянно не сделать ему больно.

страницы [1] [2] [3] [4] [5] [6]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, Мужики, Бисексуалы

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>