BlueSystem >
Горячая гей библиотека
Сильные попперсы с доставкой в день заказа.
Город греховЧасть 6 (последняя) Ещё один раб. Я долго подготавливал эту встречу. Костров был осторожен,
но всё же я подкараулил его в его собственном гараже, когда он, поставив машину, начал
запирать ворота. Сильный толчок развернул его, готового к схватке. Он обескураженно
обмяк, посмотрев в дуло направленного на него пистолета. Я подготовился к этой встрече
основательно: на ствол прикрутил самодельный глушитель - звук выстрела не привлечёт
внимания. Зашёл Паша и закрыл изнутри ворота. Тихо встал за спиной. - Ты хочешь
меня убить? - спросил Серёга. - Нет, хочу узнать, почему ты стал такой мразью.
Почему стал работать на М.? Ведь это ты убил моего соседа Диму, сбежавшего от М. и
обратившегося к тебе за помощью. - А ты, Елисеев, убил М. и его охрану. Я это понял
сразу, как услышал в новостях. Перед соседним домом я обнаружил след от протектора
дорогого мотоцикла. У тебя навороченная "Хонда". - И почему же ты тогда не сдал
меня своим коллегам или друзьям господина М.? Они так горевали об убитом? Впрочем,
ещё более странно, что ты сам не стал искать справедливости. Паша, - я кивнул в сторону
своего юного друга, - опознал в тебе одного из гостей на даче М. - Он приезжал несколько
раз, я вспомнил. Он привозил кого-то в милицейской машине, - раздался голос Паши.
- Это допрос? Я не стану отвечать. Тебе лучше убить меня, Елисеев, иначе месть будет
жестокой. А улик в твоей причастности к убийству М. найдётся предостаточно. - Ты прав,
ничего личного. Прощай, Костров. Может, что-то передать жене, детям? - я направил ствол
на него. - Сука, сука, я жить хочу. Не надо, Елисеев, у меня жена, дети. Ты же добрый,
ты не убьёшь меня. Ведь ты только пугаешь, да? - Костров тоже хотел жить, как и все мы.
Теперь его психика дала слабину, пора спрашивать. - Кого ты привозил к М.? Отвечай,
Костёр! - Привозил бомжей, с вокзала, попрошаек. Они всё равно спились бы, сдохли под
забором, а так ими М. занимался. Он всегда говорил, что улицы нужно очищать от мусора,
от нищих. Я согласен с ним. Мне нужны были деньги. Кому они не нужны? Ты, Елисеев, богат,
но и тебе лишняя копейка не повредит. А у меня - семья. Ты один деньжища гребёшь, я знаю.
А у меня семья. А М. за каждого давал по штуке. Двойная польза: нищих и бомжей меньше в
городе, у меня лишний приработок. Я разве порядочных горожан тряс, я старался для них.
- А как же мой сосед Дима? - Что Дима? Он особый случай. Жертва обстоятельств.
Если бы не рыпался, правильно вёл себя, то жил бы, припеваючи, под крылышком у М.
- А если Дима не хотел жить под крылышком у М.? - Хотел, не хотел. Это демократия,
блядь, развели права человека. Он же без денег был, его папа с мамой без денег сидели.
Зачем, спрашивается, рожали? Вот мы солдат в плен продаём, продавали, когда, я служил
в Дагестане. Дагам продавали. Они хорошо нам платили. А что солдатики - русские бабы
терпеливые, ещё нарожают. И солдаты русские, как знакомый военный прокурор говаривал,
рождены, чтоб терпеть. На то он и русский, чтобы терпеть. Что кривишься, правда моя
не нравится? - Какая же ты мразь, Костров, - с этими словами я кивнул Паше, давно
уже переместившемуся за спину мента. Раздался треск электрошокера. Паша долго держал
прибор у шеи старшины. Пока я не отнял у него шокер. Я подсознательно знал, интуитивно
догадывался, что в гараже у Кострова должен быть подвал, надёжный тайник. Надёжно скрепив
хозяина гаража скотчем, заклеив ему рот, мы с Пашей стали внимательно изучать обстановку.
Переставив на свободное место несколько листов фанеры, нашли крышку стального люка,
закрытого на внутренний гаражный замок. Ключ без всяких проблем я нашёл в карманах
Кострова. Под люком был ещё одна крышка, деревянная, обитая шумопоглощающим утеплителем,
с обычным запором. Под крышкой была лестница, спустившись по которой, мы наткнулись на
мощную дверь, закрытую на огромный засов. Далее в этом гаражном лабиринте шла, наконец,
комната без мебели, но с выключателем на входе. Ярко вспыхнул свет. На бетонном полу
лежало тело. Тело парня, когда-то одетого, а теперь обёрнутого в лохмотья. На его шею
был надет стальной ошейник с цепью, замкнутой к стальному кольцу, вбетонированному в пол.
Голова выбрита, наверное, из-за вшей. Его глаза заморгали, медленно сфокусировались на
нас с Пашей, потом закрылись. Пахло экскрементами, спёртый воздух кружил голову отвращением.
И вновь в кармане Кострова нашёлся нужный ключ. Я отомкнул цепь, снял с бездыханного
тела ошейник. Вдвоём с Пашей мы втащили в подвал связанного старшину милиции Кострова,
надели на него ошейник и замкнули его, прикрепили цепь к кольцу в полу. Смердящее зловонием
тело бывшего заключенного мы вынесли наверх. Оставшиеся действия: снятие ненужного уже
скотча с милиционера, закрытие запоров, дверей и люков, ворот на гараже, перевоз
освобождённого ко мне на квартиру во взятом у друга старом "Жигулёнке" - прошли как по
маслу - слаженно и без приключений. Мы с Пашей вымыли и уложили привезённого спать.
Переглядывались от удивления, глядя на высохшее, тощее тельце: кожа да кости. Явно Костров
не баловал своего пленника ни водой, ни едой. Теперь он сам, в своём собственном гараже
познавал жизнь в подвальном заключении. По времени он должен был уже очнуться и понять,
где находится. Понять и ужаснуться. Ужаснуться и надеяться, что я не похороню его заживо,
а приеду, буду глумиться, мстя за убитых им и проданных в рабство парней. Теперь рабом
стал он. Теперь медленно будет умирать он сам. В своей собственной тюрьме. Убийство
Зверя. Только через пару дней мы с верным Пашей выходили привезённого домой больного,
еле дышащего парня. Только через пару дней глюкоза с молоком, куриный бульон с манной
кашей перестали отрыгиваться пленником, и он стал понемногу принимать в себя пищу.
Он молчал. Мы не спрашивали его ни о чём. Придёт время, сам всё расскажет. Мы с Пахой
пытались его реанимировать. У нас это вышло. Запертого в подвале Кострова искали.
Искала милиция, а его жена, узнав от кого-то, что мы с ним дружили одно время, звонила,
спрашивала о муже. Я всем отвечал, что никого не видел, ничего не слышал, ничего не знаю.
Мол, со старшиной Костровым давно уже не виделся, так же, как и они, переживаю. Если что
узнаю о пропавшем, сразу же позвоню, благо, что телефоны я все знаю. Я относительно богат
и респектабелен, поэтому был вне подозрения. А подозреваемых искали среди бомжей и нищих,
неоднократно обиженных разыскиваемым. Наверное, чувствовали, где могли расти ноги у
преступления. Странно, что гараж Кострова даже не проверялся. Я не знаю точно, но вероятно,
Костров владел им на чужое имя, и даже от жены скрывал своё страшное владение, свою
подземную тюрьму. Через две недели молодой организм вытащил больного с того света,
и больной пошёл на выписку из моей спальни, превращённой в импровизированную больничную
палату. Он стал есть вместе с нами на кухне, вот только видя накрытый стол, он беззвучно
плакал. Идя в туалет, стоя в дверях, он замирал и снова плакал. Глядя на нас, счастливых,
живущих вместе любовничков, он снова беззвучно плакал. Я уже боялся, что спасённый нами
немой, но в один из субботних вечеров, когда мы смотрели на местном канале новости, он
вдруг прошептал, глядя на экран: - Это мой дом, я здесь жил до того, как уехал в
деревню. Мы с Пахой судорожно пытались вспомнить, что за дом только что показывали
в новостях. Кажется, это где-то в Железнодорожном районе, вроде бы Старый район.
- Говори, не молчи. Как хоть тебя зовут? У тебя есть родственники? Скажи свой точный
адрес, - набросились мы с Пашей на парня. Тот беззвучно плакал, потом стал говорить.
Он рассказывал монотонным, обыденным голосом страшную историю своего рабства у зверя,
от которого был освобождён. - Лёха. Меня зовут Лёхой. Я поехал летом в деревню, к
бабушке. Там он, - парень неопределённо мотнул головой в пространство, - был местным
участковым. Дядя Серёжа. Он запер меня в подвал. Он бил меня, заставлял вылизывать пот,
грязь. Пил я только его мочу и дерьмо, которое мне он варил. Я глотал, потому что хотел
жить. Он заставлял меня выполнять всё. Иначе он грозился не прийти, похоронить меня
в подвале. Я просил его, я умолял. Я клялся, что никому ничего не скажу, только чтобы
он отпустил. Он смеялся, обсывал меня, ебал, заставлял стирать его носки. Стирать носки
во рту. Во время Лёхиного рассказа нас с Павлом стошнило. Мы пылали праведным гневом,
радовались, что Зверю достанется в его же тюрьме. Прошло две недели, я несколько раз по
ночам посещал чудовище, прикованное к цепи. Давал ему воду, хлеб, надежду на жизнь. Он
ревел, умолял, грозился карами, но я бросал ему пакет с продуктами и водой, и, не
разговаривая, уходил прочь. Теперь, после рассказа спасённого нами парня, мы знаем
всё. Теперь остался только суд. Самосуд. И приговор, смертный приговор. И неотвратимость
его выполнения, и очередное убийство. С благими намерениями убить гадину. Мы втроём
приехали к гаражу, где в подземелье, им же построенном, на цепи сидел Зверь. Увидев
Лёху, скованный всё понял. Он рвал цепи. Он хотел в бессильной ярости разорвать нас
на части, но придуманные им оковы надёжно гасили рывки, а его рёв гасился кучей дверей
и люков. После рассказа Лёхи я вынес приговор: - Ты построил эту тюрьму, она тебе
и будет могилой. Мы плотно закрыли за собой все замки, а верхний люк засыпали цементом
с водой, перемешали с мусором, получилось подобие бетона. Всё, Зверь похоронен на глубине
трёх метров. Осталось только найти формального владельца, выкупить у него гараж, чтобы
скрыть следы ещё одного убийства - убийства Зверя. Лёха вернулся к родителям, уже
отчаявшимся увидеть сына живым, ведь прошёл почти год, как Зверь превратил его в раба.
Бабушка в деревне не дождалась внука, она винила в его исчезновении себя и умерла весной,
безнадёжно всматриваясь в окна. Лёха скрыл всю эту историю, он притворился, что у него
пропала память. Его лечили, потом он устроился ко мне в фирму. Они работают вместе, мой
сладкий черноволосый Павлик и наш друг Лёха, неулыбчивый парень с седыми волосами.
страницы [1] . . . [4] [5] [6]
Этот гей рассказ находится в категориях: Любовь и романтика, Молодые парни, Унижение и подчинение
Вверх страницы
>>>
В начало раздела
>>>
Прислать свой рассказ
>>>
|