BlueSystem >
Горячая гей библиотека
Сильные попперсы с доставкой в день заказа.
Мишка - навсегда! (глава 3, последняя)Часть 1 Подкатегория: мужики и молодые
Во всём Мишка первый! Неделю мы вместе, три дня я учу его кататься на лыжах, а он меня уже
обставляет, зараза! Я устало пыхчу ему в спину, стараясь наехать на его лыжи. Ух ты,
получилось! - Так, Токмаков! Надоел! Если ты ещё раз так сделаешь, я тебе снегу за
шиворот насую, понравилось тебе в прошлый раз, похоже! Если тебе надоело, Илька, то так и
скажи, домой поедем. - А сколько сейчас времени?
Мишка смотрит на часы. - Три, без пяти. Домой, что ли? - Поехали, Миш, мне, и
правда, надоело. - Так бы сразу и сказал, а то... - Не бухти. Завтра, завтра,
завтра! - напеваю я, разворачиваясь на лыжне. - Вот ведь самолётик неугомонный! -
смеётся Мишка. - Что же ты за человек такой! Как же ты не понимаешь, Мишка, - это же
клюшка! Понял? Новая! Новенькая, блин! Клюшечка, клюшечка, клю-шеч-ка! Завтра, в
понедельник, мы с Мишкой идём покупать мне новую клюшку! Я за эту неделю всех достал.
Маму, Мишку, Мишкиных родителей даже. За эту неделю, что мы вместе, я у Мишки стал
совсем своим. Даже высокомерная студентка Олька, Мишкина старшая сестра, красивая и
холодная, как богиня Афина из учебника истории за пятый класс, даже она снисходит до того,
чтобы со мной общаться, особенно, после того, как я притащил к Мишке дедов альбом с
фотографиями. Миг славы! Твоей славы, дед Илья. Как все молчали и, открыв рты, смотрели
на эти фотографии. Буденный, Уборевич, Егоров, Тухачевский, польский фронт. А это
Отечественная. Ленинград. Ворошилов, Жуков, Хозин, Говоров, Мерецков. Кремль, сорок
четвёртый. Калинин вручает деду Звезду. - А это что, Илья? Это кто же? Неужто...
- Да, Николай II. Это трёхсотлетие Романовых. Офицеры легкоконной гвардии с императором.
Во-от дед, в предпоследнем ряду. А это он в Пажеском. - Юный совсем, ты на него похож
немного, Илюша. - Да нет, тёть Катя, не очень... - А форма какая простенькая, и
бескозырка, как у моряков, только без ленточек. - А вот ещё, смотрите, дядя Лёша, это в
штабе у Брусилова. - Так, что здесь написано? Ага, "АВГУСТЪ, 1916". Как раз наступление
шло. - Да нет, Оля, это вот Брусилов, маленький, с папиросой. - А я подумала, что это
вот тот великан с бакенбардами. - Это я знаю кто, мне дед про него говорил, он сволочь.
Ой, извините! - Почему, Илья? - Да так. - А всё же? - Ну, это полковник
Свентицкий. Он потом у Скоропадского служил, у гетмана, который, ну, после революции...
народу перевешал - вообще! Гад, одним словом. А это деда в отставку провожают, в 59-ом.
- Да, тут ничего не скажешь, вот судьба человеку выпала! Гордись, Илья, прадедом!
- Так ведь я и горжусь. Он, знаете, какой был? Железный. Стальной, как сабля! Я не такой
совсем. Вот так вот, в общем. С Мишкой я почти всё своё время провожу, кроме школы и
секции, мы даже уроки вместе делаем. Вовка сначала дулся, а как с Мишкой познакомился, то
ничего, отошёл. Это же Мишка, ведь он такой, с любым сдружиться может, если захочет. Только
тут у Рыжкова нашла коса на камень, потому что Соболев ещё лучше него в карты мухлевать
умеет. Оба хороши. Вот пусть сами, вдвоём, и играют, я и лезть в это дело больше не буду!
А сегодня у меня вообще праздник. Во-первых, мы завтра идём с Мишкой покупать мне клюшку.
Во-вторых, завтра понедельник, а в школу-то нам и не надо - отменили школу! Карантин у нас,
грипп. В-третьих, у меня мама сегодня в ночь. Почему праздник? Да потому, что я уговорил
всех, чтобы Мишка остался у меня сегодня на ночь. Да, а вдруг он проспит? Что же мне,
одному за клюшкой бежать? Нет уж, пусть он у меня побудет, под рукой, или под боком, как
смеются Мишкины родители. В общем, жизнь прекрасна! Только вот Мишка, зараза, всего за
три дня лучше меня на лыжах кататься научился! За три дня! Это как, правильно? Но и я не
лыком шит. Даром, что ли, я столько времени с Вовкой Рыжковым провёл? Я очень быстро понял,
какое у Мишки есть слабое место: это его отношение ко мне. Я же могу на нём прямо-таки
ездить! Верхом. Нет, не то что бы он стелется передо мной, нет, конечно. И по шее я уже
успел пару раз от него схлопотать, и выволочки он мне устраивает частенько, но это всё так,
и по делу, и от души, но любя. Вот это-то "любя" - это и есть его слабое место. Я сразу
стал для него главным. Ха! И старше он меня, и умнее, и умеет он всё-всё-всё, и сильнее -
это вообще даже не обсуждается, - а всё ж таки он меня любит, и поэтому я главный. И чего
он во мне нашёл? Таких, как я, пруд пруди, полная школа у нас таких, как я... Ой-ёй-ёй!
Мамочки! Мишка! - Вот это здорово! Ой, не могу, держите меня! - ржёт Соболь. - Ты чего
же это, на ровном месте, блин! Держись за палку! И ведь самый большой сугроб выбрал,
молодец, Илюшка! Мишка протягивает мне свою лыжную палку, я хватаюсь за неё, и он меня
подтягивает на ноги. Я покорно поворачиваюсь из стороны в сторону, пока Мишка отряхивает
с меня снег. Ну и что, подумаешь, сугроб! Задумался, бывает. - Хорош, Мишка, чистый я
уже. Миш, а Миш, а ты покажешь мне приёмчик ещё какой-нибудь сегодня, а? - Фиг тебе!
Ты же потом опять это на Вовке отрабатывать будешь! - Это он тебе намамсил, да? У-у,
дождётся он у меня! - Илька, а меня мама завтра в библиотеку ММК запишет! - Туда
таких, как мы, не записывают, я пробовал уже. В читальный только. - А меня запишут,
прикинь! - Везёт! А ты не врёшь? Ну, всё, кончай! Отстань, сказал! Ты меня с собой
брать будешь, понял? Там у них такие книжки - обалдеть! Погоди, завтра, говоришь? А клюшка?
- Да ёлки ж с дымом! Клюшка твоя! Что ж мы, целый день с ней чухаться будем, что ли?
Быстрей бы её купить уже, проклятую. - Вот это точно! Быстрей бы. И на каток! Я ещё
мячик теннисный с мамы выжму до кучи, а то старый совсем того... - Шайбой играй,
по-взрослому. - Ты совсем сдурел, Соболев? Шайбой! Скажет тоже. Поубиваем там
кого-нибудь, нафиг. Во! Точно! Шайбой! А на ворота Рыжкова поставить надо будет, мамсика!
А, чёрт, не выйдет ни шиша, хитрый он. - Умный он, не то, что некоторые. - Это кто
это некоторые, а? Это ты про себя, что ли? Конечно, про себя, - никого ж тут нету больше...
Ой! Мишка, зараза! Не надо! Только не за шиворот! Всё, Соболь, кранты тебе! У-у, зараза,
щас получишь, ой, мама! Спасите, милиция, убивают! Мы с Мишкой барахтаемся в сугробе,
лыжи мне здорово мешают, а то бы я ему показал! И получается так, что я, хохоча и отбиваясь
от этого агрессора, крепко обнимаю Мишку, стараясь лишить его возможности двигаться, а он
вдруг перестаёт пытаться напихать мне снегу за шиворот, замирает, неловко как-то смотрит
мне в лицо, чуть краснеет и тихо так говорит: - Ну, хватит, Ил, хватит, я больше не
буду, давай вставай. - Ты чего, Миш, а? Обиделся, что ли? - Да нет, Ил-Илья, так
просто. Давай помогу. Не обиделся я, чего ж мне обижаться-то? Я, если хочешь знать, на
тебя вообще обижаться никогда не буду, понял ты, самолётик? Так только, если что, просто
дам по шее разок, и хорош с тебя. - Не, не надо по шее, Мишенька, - смеюсь я, а сам так
доволен, что пусть он хоть триста раз мне по шее даст! - Ну, не хочешь по шее, не буду
по шее, - легко соглашается Мишка. - В ухо тогда дам... *** Что есть счастье? Что есть
Дружба и что есть Любовь? Когда Дружба и Любовь - две части одного целого, две грани
одного кристалла удивительной изумрудной юношеской души, вот это и есть Счастье. Удрав в
мае из школы на Урал и лёжа в нашем укромном месте, мы обнимаясь так, что кровь горячими
и мощными толчками с трудом прорывалась по нашим жилам, и мы с Мишкой познавали счастье.
Дурея от запаха друг друга, почти теряя сознание от невыносимо пронзительной нежности
друг к другу, мы познавали, что есть счастье. И желание - оно такое чистое, невинное, что
каждое слово кажется тут ржавым, тяжёлым и неуместным, как кованый топор. И желание - оно
такое неодолимое, ненасытное, неукротимое, что мы жалели только об одном: что нельзя
продлить это вечно и нельзя залезть внутрь друг друга, нельзя друг в друге ощутить самого
себя, как в самом себе... Счастье - это когда я слизнул капельку крови с пальца Мишки,
уколовшегося о рыболовный крючок, а он, ткнувшись мне носом в макушку, что-то шептал,
горячее и неразборчивое, и шевелил мне на макушке волосы губами. Это то, как он победил
на соревнованиях и, найдя меня глазами в зале, смотрел мне в глаза, и губы его шептали:
для тебя, для тебя. Счастье - это когда печаль и грусть осени в серых облаках Мишкиных
глаз уходят, тонут в моих поцелуях, когда душу топит гордость оттого, что нас снова
приняли за братьев. Счастье - это когда мне уже невмоготу больше смотреть на чеканный
Мишкин профиль, похожий на лучшие античные образцы, но отвести глаза от него я всё равно
не в силах, а он, склонившись над физикой, постукивает себя по губам карандашом... Мой
Мишка. Мой навсегда...
страницы [1] [2] [3] . . . [13]
Этот гей рассказ находится в категориях: Любовь и романтика, Первый раз, 18-19-летние
Вверх страницы
>>>
В начало раздела
>>>
Прислать свой рассказ
>>>
|