Горячая гей библиотека

Я возьму тебя с собой

Часть 1

Подкатегория: фантастика и мистика

После известных событий в ru.net, связанных с некоторыми блогами, автор вынужден предупредить, что все события, обстоятельства, действующие лица и их имена в этом литературном произведении являются вымышленными и существуют лишь в воображении автора, а всякое совпадение с реальной действительностью случайно и непреднамеренно

Посвящается Вовке Р. - однокласснику, другу, любимому

Земля: Илья и Пашка

Мы с Пашкой уже целый час валяемся на пригорке, велики брошены и еле виднеются в траве, прикрытые вдобавок нашими шмотками. Жара стоит неимоверная. Над степью, покрытой полынью и неподвижно застывшими волнами ковыля, чуть колышется марево горячего воздуха, но купаться нам не хочется, хотя Урал вот он, рядышком - разбегись по склону и, поджав ноги, прыгай с подмытого берега прямо в прохладную воду. Лень. Да и накупались мы уже до одури.

Август, жара. В белёсом небе надрывается невидимый жаворонок - крылатая кроха призывает дождь. Но дождя не будет ещё с неделю - это я знаю точнее, чем все метеорологи в этом Мире. Пашка поворачивается с живота на бок и, положив вихрастую голову на согнутую в локте руку, прищурившись, смотрит на меня. Я тоже поворачиваюсь на бок со спины, лицом к нему. Ему явно охота поболтать. Я жду.

- Илюха, нам уже через две недели в школу, - Пашка срывает длинную травинку и щекочет ею мне грудь.

Я в ответ безразлично пожимаю плечами и, забрав у него травинку, сую её себе в рот.

- Подумаешь, школа, - лениво говорю я сквозь зубы.

Снова откинувшись на спину, я, положив руки себе под голову, смотрю на травинку. Чуть двигая губами, я заставляю её шевелиться, и возникает иллюзия ветерка.

- Дубина ты бесчувственная, каникулы ведь кончаются!

- Всё когда-нибудь кончается, - говорю я и, немного подумав, поправляюсь, - ну, или почти всё.

- Да плевать мне на это почти, - Пашка, отвернувшись, через плечо демонстрирует, как именно ему плевать. - Это же наши каникулы!

- И школа тоже наша.

- Ты это специально, что ли? - начинает злиться Пашка. - Сам ведь ныл, что учиться надоело, и пропади он пропадом, этот класс и экзамены тоже! Признавайся, было такое или нет?!

- Ну, может, и было.

- А-а, значит, всё-таки может?! Ну, щас я тебя... - он наваливается на меня и осторожно берёт за горло. - Попался? Всё, молись теперь.

Я и не пытаюсь освободиться, ведь Пашка только делает вид, что хочет задушить меня. Выпростав руки из-под головы, я выплёвываю травинку, обнимаю его за шею, притягиваю к себе ещё ближе и крепко целую прямо в чуть горьковатые от полынной пыльцы губы. Он поначалу с готовностью отвечает на мой поцелуй, но вдруг, упёршись ладонями мне в грудь, вырывается из моих объятий.

- Ты что, Илья, с дуба рухнул? - поднявшись на коленки и оглядываясь по сторонам, сердито спрашивает Пашка. - А если нас увидит кто-нибудь?

- Да кто нас здесь может увидеть? - беспечно говорю я.

- Да мало ли! Ты что, до вечера потерпеть не можешь?

- Ну, до вечера, так до вечера, - легко соглашаюсь я. - Слушай, а может, почавкаем, а то что-то я проголодался.

- Уже? А сколько время?

- Времени, - привычно поправляю я его и безошибочно определяю, - пятнадцать минут первого.

- Время, времени... мне без разницы, - ворчит Пашка.

Раньше, бывало, он доходил чуть не до белого каления от моих вечных поправок, но это уже давно прошло.

- А вот насчёт полопать - это ты, по ходу, прав, - он легко поднимается с коленок, идёт к нашим великам и возвращается со своим легендарным рюкзаком.

Нет, ну не могу я без ухмылки смотреть на этот его сидор. На обычном когда-то школьном рюкзаке - у меня у самого почти такой же - нет живого места от заклёпок, цепей, цепочек, булавок, пряжек и каких-то ремней. Пашка, усевшись по-турецки и склонив к рюкзаку свою золотистую голову, начинает деловито в нём копошиться. Вот появляется сложенная газета и, уже развёрнутая, ложится на примятую нашими телами траву - это будет наш стол. Затем на белый свет один за другим показываются четыре глянцево-матовых помидора, здоровенный, весь в колючих пупырышках огурец, кусок копчёной колбасы в целлофане и бутербродные булочки. В завершение Пашка достаёт из сидора пакет с чебуреками.

- Во! Горячие, греть не надо.

- Так надо было рюкзак футболками накрыть, солнце ведь какое! Эх ты, тетеря!

- Так вот сам бы и накрыл, - огрызается Пашка. - Разлёгся тут, понимаешь, учит ещё, мудрец нашёлся! Нет, чтобы помочь!

- Да легко, - я тянусь к чебурекам, задеваю газету, и помидоры красными круглыми снегирями скатываются в траву.

- У-у, - Пашка хлопает меня по руке. - Отвали, чудо! Лучше "Спрайт" притащи, куда ты там его заныкал.

Я, смеясь, поднимаюсь во весь свой рост, с удовольствием потягиваюсь, потом, наклонившись, упираюсь руками в тёплую землю и, подтянув колени к груди, осторожно выпрямляюсь, делая стойку на руках. Болтая в воздухе чуть полусогнутыми ногами, я всё так же, на руках направляюсь к велосипедам, здесь делаю фляк назад и прихожу точно на ступни. Вскинув вверх правую руку и эффектно прогнувшись, я победно оглядываюсь на Пашку. Он, распахнув свои серые глазищи, с восхищением смотрит на меня.

- Видал?

- Здорово, что тут скажешь, только охота тебе по такой жаре надрываться?

- Это ты, Паша, из зависти так говоришь, а завидовать нехорошо, - довольно улыбаясь, говорю я. - Тебе вот ни в жизнь так не сделать.

- Не сделать, - соглашается он, мой сероглазый вообще объективный паренёк - наедине со мной.

Я, взяв тёплую бутыль со "Спрайтом", возвращаюсь к Пашке. Семьсот семьдесят семь раз я предлагал научить его ходить на руках, но при первой же попытке он так шмякнулся об растрескавшийся асфальт школьной спортплощадки, что больше и слышать не хочет ни о чём подобном.

- Зато ты с компом полный чайник! - оживляется мой лучший друг и самая большая моя Любовь. - Учить тебя - это же безнадёга! До сих пор сам флопик отформатить не можешь, а что там мочь, не знаю.

- А нафига мне это надо, когда у меня ты есть? - резонно возражаю я, усаживаясь напротив него. - Кстати, о компьютере... Слушай, Паш, я забыл тебе вчера сказать, у меня с ACDSee байда какая-то творится. Открываю его, а там вместо нормальных букв кракозябры какие-то, не поймёшь ни шиша.

Пашка на секунду задумывается. Я открываю бутылку с газировкой.

- Похоже, Илюха, что у тебя кодировки накрылись. Не знаю точно, смотреть надо. И вообще, мне бы давно уже винду у тебя переустановить надо, закривил ты себе всю систему, по ходу, на глушняк. Барабанишь всю дорогу по клавишам, не глядя.

Сорвав новую травинку, я бросаю её, словно дротик, в ухмыляющегося Пашку. Мимо. Он довольно смеётся:

- Мазила.

Я тянусь за помидором, а другой рукой пытаюсь отломить кусок булочки.

- Погоди, брось, я сейчас всё нарежу, - Пашка торопливо достаёт из кармана рюкзака свой китайский складешок.

Я, убрав руки подальше, скептически наблюдаю за тем, как он, высунув от усердия изо рта кончик языка, пилит неподатливые, мягкие булки, вкривь и вкось кромсает истекающую капельками жира колбасу.

- Палец ты себе когда-нибудь оттяпаешь этой ковырялкой! - проявляю я заботу о его жизни.

- Не оттяпаю, не боись. И какая же это ковырялка? Это не ковырялка, а нож! Холодное оружие, можно сказать.

Я лишь презрительно хмыкаю. Мы с Пашкой обожаем поспорить, но обсуждать сомнительные достоинства этой никудышной, не годной даже на переплавку подделки из какой-нибудь Сычуани - это ниже моего достоинства. Некоторое время мы молча едим, передавая друг другу нагревшуюся бутылку газировки. Но разве этот сероглазый может долго молчать?! Чуть утолив первый голод, брызнув на газету красным помидорным соком, он говорит:

- Илья, ты слыхал, на "50-тилетия Магнитки" скаутский клуб открылся? Нет? Они в походы в горы ходят, костры жгут, форма там у них, значки-нашивки всякие - короче, все дела.

"50-летия" - это улица, соседняя с нашей.

- Запишись, - советую я. - Научат тебя костёр под дождём разводить.

- А нафига мне это надо, когда у меня ты есть? - Пашка, злорадно хихикнув, повторяет мои слова.

Честно поделив тёплый огурец, мы принимаемся за чебуреки.

- Купи три чебурека и собери кошку, - выдаёт Пашка явно инетовскую хохму. - А вообще-то ничего, есть можно, луку вот только чересчур набухали.

- А это чтобы запах кошачий отбить, - мстительно отзываюсь я.

- Я так и подумал, - печально кивает головой Пашка.

С востока, с азиатской стороны Урала, с самого неба на нас накатывается тяжёлый вязкий гул. Мы, перестав жевать, смотрим в ту сторону. Оттуда, с натугой разрывая жаркое марево, огромной горбатой рыбиной к нам плывёт здоровенный бело-зелёный самолёт. В том, что он здоровенный, у нас нет никаких сомнений, даже несмотря на расстояние. Я, разинув рот, с восхищением наблюдаю за его могучим полётом.

- Грузовик, - определяет Пашка, - Ил-76-ой.

- Откуда ты знаешь? - не отрываясь от волнующего меня зрелища, спрашиваю я.

Теперь уже он презрительно хмыкает:

- А что тут знать-то?! Тоже мне, НЛО нашёлся! - насмешливо заявляет этот знаток авиатехники. - Стопудово, это Ил-76, причём из Казахстана - это по раскраске ясно. Тащит к нам в Магнитку на таможню тонн тридцать китайского барахла.

Самолёт начинает забирать к северу.

- Сейчас разворот сделает, войдёт на глиссаду и всё, - комментирует Пашка.

- Что значит - всё? - спрашиваю я, оборачиваясь к нему.

- Всё - значит всё. Садиться будет, - тряхнув своими тяжёлыми золотыми вихрами, говорит Пашка.

Я смотрю на него с уважением. Кому же, как не ему, знать всё это. Дядя Саша, Пашкин отец, работает у нас в аэропорту начальником наземной аэродромной службы, или что-то в этом роде. Пашкина мама, тётя Таня, работает там же, в диспетчерской службе. Да и сам Пашка помешан на авиации и её истории. У них полный дом книг, альбомов и журналов про самолёты. Пашкин компьютер под завязку забит материалами по авиации, которые он постоянно качает с инета. Когда Пашка начинает мне рассказывать про какой-нибудь редкостный Horten IX или про бой на вертикалях, его уже не остановить, да я и не пытаюсь, только слушаю, раскрыв рот...

Я до сих пор не могу постигнуть того, с какой кажущейся лёгкостью люди этого Мира освоили небо. У нас оно принадлежит драконам. "А интересно, - думаю я, - как бы выглядела встреча голодного дракона, ну, хотя бы с таким вот Ил-76?" Я вспоминаю, как однажды в холодном свинцовом океане к северу от Орледа мне пришлось наблюдать за тем, как Крылатый Ужас охотился на кита. Да, это было одно из самых сильных впечатлений моей яркой жизни! Хорошо хоть, хвала Творцам, Светлому и Тёмному, что люди у нас не интересуют драконов как объект добычи...

- Новиков, ты где? - Пашка, перегнувшись через газету, больно щиплет меня за бок.

Я, взвыв, подскакиваю на ноги.

- Обалдел, что ли, гадость?! Ну, всё, теперь я тебя замочу в сортире!

Я перепрыгиваю на Пашкину сторону, легко заваливаю отбивающегося поганца на спину и начинаю щекотать ему рёбра. Пашка захлёбывается смехом и орёт в голос. Он молотит меня по плечам, дёргает за уши и за волосы.

- Пу-пусти, зараза, ну, пусти же! - заикается он от смеха.

Я перестаю его щекотать, опускаюсь к нему на грудь и, запустив пальцы в его чуть волнистые волосы, смотрю в серые облака Пашкиных глаз:

- Люблю тебя, - шепчу я ему в лицо. - Люблю одного лишь тебя и всегда любить буду.

Я, обжигаясь об его губы, припадаю к ним, жадно покрываю ему всё лицо поцелуями, теряю разум от его запаха. Безжалостной, как цунами, волной мою грудь заливает Любовь. Она вымывает из моего сознания всё: и школу, и драконов, и опостылевшую жару - остаётся только Пашка и моё к нему чувство и желание. Не отдышавшийся ещё толком после моей экзекуции, раскрасневшийся Пашка, вздохнув, осторожно высвобождается из моих рук.

- Ил, давай, в самом деле, до вечера потерпим, - ласково просит он. - А уж вечером я сам тебе покоя не дам.

Я с сожалением отрываюсь от его лица и с улыбкой разглядываю Пашку.

- Точно не дашь покоя?

- Да.

- Ну, ладно, - я скатываюсь с него на спину и складываю руки на груди.

страницы [1] [2] [3] . . . [17]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, 18-19-летние, С другом

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>