Горячая гей библиотека

Чёртик из коробочки

Часть 9

- М-м-м, Жека! Постой, да не торопись ты, я же так кончу, а я в рот тебе хочу, ты же сам в прошлый раз, расстраиваешься ведь ты, почему я так быстро.

- Да? Ладно, а пососи мне, Илья.

- А как?

- Ну, так.

- Так? Э-эм-м!

- Т’а-ак!

- Ах, ты! А так?

- Ил’я!

- Тише, тише, вот так ещё, да?

Хм, ишь ты, гимнаст. Как выгибается! А бёдра какие у Женьки, как живые, как будто сами по себе. И подрагивают, а вот щас напряглись, а кожа гладкая, а у Митьки тоже гладкая, но с волосками, хоть и не очень много. Ну, Попрыгун! За уши ухватился, вот же! Ладно, держись, что уж... Смотри-ка ты, а ведь он сам качает меня, сам темп задаёт! Надо же, по ходу, взрослеет Женька, да и ладно, я же не против, я же и так в постели ему подчиняюсь, а с Митькой не так, там я если и не главный, то равны мы с ним, по крайней мере...

Чего это, на бок, что ли? Новенькое что-то... Ладно, давай так. Да нет, так не выйдет, рука ведь, гипс этот. Бля, Женька меня не то что без слов, без знаков даже понимает! Митька говорит, что это и есть любовь, когда даже без знаков, а почему тогда с Митькой нам столько слов надо?

- Жека, да чего ты хочешь? Как - так, что ли? Давай.

Женька перевернул меня на спину, забрался своими бёдрами мне чуть не на плечи. Сам хочет. Что ж, давай сам. Эх, рука одна, а половинки-то у Прыгуна две. Крепенькие такие, мягкие и одновременно упругие, и снова крепкие. А вот теперь... Да, кончает. Ага. Раз. Два. Две капли - ну, не капли уже всё-таки... И ни стона, ни вздоха - это он сейчас зубы сцепил и серые глаза под своими потрясными ресницами спрятал. Я знаю, мне и видеть не надо, он же всегда так, только теперь его уже не колотит так, как в первое время, а жаль...

На спину Прыгуна. Та-ак. Понравилось? Ясен перец. Лыбится. А не буду я тебя в рот. Давай-ка.

- Женя, давай... Можно?

- Туда, Илья?

- Туда.

- Ладно, только...

- Женя, я осторожно!

- Да нет, Илья, я это, давай, ладно, я же терплю, только потом я ещё раз, ладно?

Гигант! Ха. Вот те и ха.

- Как, Илья, мне на живот лечь?

- Не-е, Жека, так вот давай, на спине, ноги подними. Согни их, ага. Так, щас, послюнить надо.

- Давай я.

- Ладно, Жека, я сам, так вот. Эх, упираться неудобно, одна рука токо... Ладно, Женя, направь. Сюда?

- Да, Илья, сюда, только сперва не сильно, ладно, а потом можешь... А-а-а... Э-эм-м...

Терпит. Молодец, Попрыгун, терпит. Это мы совсем недавно с ним так, в попку, и то, если бы он сам не предложил, я бы и не стал, я же помню, как это было со мной впервые, в воспитательном доме, да и потом тоже. Мне только с Митькой это стало... ну, не то чтобы приятно, а так - это же с Митькой! А Прыгун сам. И ведь больно ему, ну, сначала, хоть я и осторожно, но он терпит, и даже нравится это ему, он говорит, что так он меня всего чувствует, и ещё - ведь это же я, это же со мной! Но даже вот так, не быстро, осторожно, это же так... не опишешь ведь! И Женька ещё, он такой щас... ну да, красивый, хотя не все же его красоту видят: так, пацан как пацан, глазищи вот только - это все замечают у него. А я бы на Прыгуна смотрел бы и смотрел, а сейчас особенно, и ещё он беззащитный сейчас, но это ерунда, никакой он не беззащитный, я же с ним, а когда я с ним, то какой же он беззащитный?!

- Я... М-м-м, Женя! А-а-ах... По-пры-гун! Я! Вот. Пошло. М-м-м... Бля-а-а...

- Ничего себе, Илья! Я даже почувствовал. Ничего себе, здорово, а сегодня и не больно было почти, вначале только, чуть-чуть.

- Тихо, тихо, Женя, - я валюсь на Женьку, осторожно, сильно, плотно, слегка, всем телом, как пёрышко, всем весом - я лечу! - Да-а, вот это ка-айф, - шепчу я Прыгуну в шею.

Ну и что, что он не слышит, он же мои губы чувствует кожей, и ладно...

И надо же, ведь у Прыгуна стоит его колышек, я это чувствую кожей, животом. Ладненько. Бля, сосать чо-то... В губы сначала. М-м-м, кайф, как всё-таки он это делает, вот ведь самородок! А губы у Женьки такие, что вообще кайф! А у Митьки жёстче, и умелые у Митьки губы, а у Прыгуна невзрослые ещё, но такие...

А как вот это - то, что я двоих сразу люблю? Митька говорит, что это нормально, не грузись, говорит, Ил. Вот же! Ух, ты! Как это так Женька языком придумал - ну, даёт! Ой, у меня у самого встаёт, ну, воще!

И Попрыгун тут же крепко хватается за мой член, валит меня на правый бок, я подчиняюсь, залезает на меня (опять чо-то придумал), снова целуется (кайф!), поднимается на мне - и что? - затейник, прав Митька.

- А мн’е, мошн’о мн’е, мошн’о? Ил’я?

- Ж-женя! Ж-ж! Мож-жно.

- Д’а? Так. Не больно?

Ох, Женька, больно, насмешил! Блин, и правда, не рассмеяться бы - так потешно Попрыгун губу прикусил, пыхтит, хм, Попыхтун. А глаза - вот съел бы сырого и без соли! А Митька не пыхтит, не сопит, просто прерывисто дышит и ещё, когда кончает, воздух резко так сквозь зубы выдыхает. А те гады, в интернате, те пыхтели, но не так, как вот щас Прыгун на мне пыхтит, он это так потешно делает, что я его ещё больше люблю за это, хотя куда уж больше! А те... пыхтели. Там такой порядок был: раз достиг определённого возраста, значит, твоя очередь подошла.

Вот, щас кончать будет Попрыгун мой попрыгунский... Во как напрягся, глаза зажмурил и не пыхтит, а всхлипывает даже как-то. Напрягся, так что каждую мышцу видно на грудке, и на животе тоже видно, хоть совсем и не накачанный у нас Женька - так, пацан как пацан, а всё равно красиво. А я так думаю: он вообще у нас очень красивый пацанчик, и почему этого никто не видит? И хорошо, что никто этого не замечает, разве что Митька, но ему-то можно. Митьке, кроме меня, никто не нужен, а мне, кроме Митьки, Женька вот ещё нужен...

Всё - и Женька валится на меня, так же как я валился на него. Это он умудряется даже в таком состоянии мне подражать, обезьяна-попугай! И за это я тоже его люблю... В ванную попрыгал. Ладно, это надо, это же я сам его так научил, а ножки прямые, худые только, и длинные такие, стройные... Ещё раз его, что ли? В ротик можно было бы, только вот я не знаю, когда Митька точно вернётся домой, а так мы с Женькой завтра всё равно по полной оторвёмся, одни же мы будем целый день...

- Так, Илья? Здорово, но мне больше в рот нравится. Не знаю, может, не дорос я ещё? И вот иногда у меня выскакивает, это не очень... Наверное, и правда, не дорос.

- Скажешь тоже! Нормально всё.

- Правда? Хорошо. Ну что, теперь ты? Да, Илья? Давай?

Я прикидываю, что и как. Хочется. Но время... Нет, Митька может приехать.

- Завтра. Женя, давай одеваться, Дима может вернуться.

- Да? Конечно, тогда давай одеваться. Илья, а ведь ты говорил, что Дима знает.

- Знает, и что? Ты что, хочешь, чтобы он нас с тобой вот так вот увидел? Хочешь? Я не хочу чего-то.

- Да нет, и я не хочу, раз ты говоришь, да я и сам не хочу, зачем, не надо вот так вот, чтобы Дима нас с тобой увидел, зачем. Одеваться давай... Илья, слушай, а где мои плавки?

- Ну, ты... Да вон же они! А вот мои... А футболка? Вот. Нет, я тоже одевать её не буду, рука, чёрт. Ага. Молодец, хороший мой, послушный, умный, глупый, добрый, смешной, плакса, рисует, зефир любит, меня любит, ласковый, а я дурак, руку сломал, ладно хоть, что шею не сломал, сам дурак, только дураки ведь...

- А? Я опять не понял ничего. Ты или жестами давай, или говори медленно.

- Я. Тебя. Люблю. Понял?

- Это понял, - счастливо смеётся Попрыгун.

Да, хорошо, и с Женькой хорошо, и с Митькой хорошо. Разве мог я подумать, что может быть всё это вот так вот: чтобы и любовь, и хотелось, и по-настоящему, и навсегда. Ясен перец, в интернате я такого подумать не мог, а в подвале этом, на вокзале в Кургане, в бригаде у Корженя, и подавно. Хм, Малайку он трахал... А я так думаю, что он больше вид делал, что он эту Юльку-Малайку трахает. Как же - пацан ведь! Крутой, куда там, на хуй! У него и не стоял-то, наверное, клей же вечно нюхал, да потом он и на иглу подсаживаться начал... Все там так кончают, если не грохнут до этого или ещё чего похуже. Ну, этого мне и не узнать бы, чего там похуже могло быть, как раз меня-то они бы всей толпой на берегу и грохнули бы, если бы не Митька. Да, Митька...

Выслушал он тогда в машине все мои признания, что со мной в воспитательном доме творили и почему я подорвал оттуда, и говорит:

- Гордись, Ил, - тогда он так меня впервые назвал, и я понял, что так теперь меня зовут, и это теперь моё настоящее имя, и я им буду гордиться.

А потом дошло до меня!

- Ты что, Дима?! Чем мне гордиться-то?

- Тем, что ты не сломался. Я, Илья, про себя не уверен... Вот если бы мне было столько же, сколько тебе, и если бы я попал в такую кашу, не знаю, право, не уверен, что я бы всё преодолел.

- Да ну, Дима, ты ж вон какой!

Митька хмыкнул - и всё, и больше с тех пор мы ни разу к этому разговору не возвращались. И не вернёмся, и не вспомним никогда его, сто пудов я в этом уверен, хоть Митька и не сказал ничего такого, мол, забыли.

Ладно, приехали мы в гостиницу, а я уже понимаю, что Митьку люблю, как не знаю кого. И какое это было для меня испытание - вместе с ним спать ложиться, вместе, потому что одна же там кровать была. И то, что он мне предложил, что он хочет, чтобы я его братом был, и как оно всё будет... Короче, не могу уснуть. Митька поворочался, поворочался и уснул вроде, но тут же проснулся.

- Не спишь?

- Нет, Дима.

- Тащи сигареты.

Сидим у окна, курим. Я в свете от фонаря вижу его тёмные волнистые волосы, широченные плечи и думаю... Ни хуя я не думаю, боюсь я аж до судорог, что это всё снится мне. А он бычок выкинул и говорит:

- Всё, хорош, одевайся.

"Ну, вот, - думаю, - вот и всё, кончился сон".

- Одевайся, Илья, чего сидишь, не могу я здесь больше, поехали из этого Кургана. Если спать захотим, то по дороге в машине поспим.

Я пулей одеваться, а самого руки дрожат. Ну, думаю, ещё вот раз только напугай меня так, и я тебя ночью прибью, а сам удавлюсь!

- Это, Дима, а у меня вот пятьсот рублей тут есть.

- И что? Не знаю, может, нужно чего?

- Хм, много чего нужно, и тебе, Ил, в основном. Одежда, учебники, репетиторы... Кто такие ещё? Учителя, которые с тобой будут заниматься - отдельно и специально, пока ты в школу не пойдёшь... Что значит "В школу?!" Ебать! Больше чтобы не слышал такого.

- Есть!

Хм, есть... И тут на меня понимание всего и накатило: всё, это же всё с нуля, и...

- Дима, вот ты хочешь, ну, чтобы мы братьями стали, да? А как же твои родители, они же ведь знают, скоко братьев у тебя!

- Да, именно репетиторы, в первую очередь, по русскому языку, и самые лучшие, - задумчиво усмехается Митька. - Ил, у меня одна мама. Так вышло. Так что ты не беспокойся, ты будешь моим братом только по отцу. Да, и вот ещё что, как тебе такая фамилия: Туманов?

- Это ты, Дима, Туманов?

- Это мы, Ил, Тумановы.

- Да? Ладно, покатит, но если меня кто Туманом каким-нибудь, как овчарку, назовёт, то я тогда сразу ему в морду дам!

- Это уж как тебе будет угодно.

- А отчество?

- Павлович.

- Ну... тоже ничо. Павлович. Очень даже. А меня как по-настоящему зовут, я тогда тебе, Дима, и не скажу. Только же у меня ведь и ни справки о рождении, ничего, вообще ничего нет.

- Решится всё это, Ил. Всё, пошли в машину. Ничего не забыл?

- Всё забыл, Дима, ничего не помню, всё с нуля!

Митька рассмеялся и обнял меня, а у меня сердце чуть не остановилось, а потом мы пошли в нашу "Импрезу" и уехали из этого Кургана...

страницы [1] . . . [7] [8] [9] [10] [11] . . . [14]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, Мужики и молодые, 18-19-летние

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>