BlueSystem >
Горячая гей библиотека
Сильные попперсы с доставкой в день заказа.
Неверная дорога (глава 2)Часть 1 Виктор приехал ко мне в конце октября, чему предшествовал мамин долгий вежливый разговор
по телефону с его родителями. Мою
мать сложно было заподозрить в дурных наклонностях, и под двойным напором её и Виктора
(меня с моим взволнованным невразумительным мямленьем оба предпочли держать в сторонке) они
сломались и посадили сына на трёхчасовой поезд. Наконец, Виктор сошёл на платформу,
величаво, как раджа, и его встретил я, зелёный от долгого ожидания и готовый ради него на
всё. Мама ждала нас в машине, мудро сочтя, что её присутствие в первые минуты встречи двух
друзей нежелательно. За истекшие два месяца Виктор вырос на два дюйма, но куда значительнее
прибавки в росте стала прибавка его уверенности в себе, и она окружала его сияющим ореолом.
- А ты боялся, мы никогда не увидимся, - сказал Виктор, сжимая мою руку в своей.
Тогда я не заметил его взволнованности, но позже понял, что она была в нём. Я смотрел
на него безумными глазами и даже не мог ему ответить. Добросовестно разыграв обычное
дружеское приветствие (пусть и очень тёплое), мы прошли к машине. Без тени смущения Виктор
поздоровался с моей матерью. Она улыбнулась ему, и я подумал: "Если бы ты знала, что мы
делаем с ним наедине, мама", - и, как всегда бывало при подобных мыслях, жаркое тепло
прилило к моему паху. - Как доехал, Виктор? - спросила мама. Ужин предоставил гостю
множество возможностей быть милым. "Учитывая то, сколько нам придётся ещё встречаться на
территории этого дома, Даниэль, - объяснил он мне потом, - необходимо, чтобы я очень-очень
понравился твоей матери". Ему удалось достичь больших успехов в этом направлении. - Наш
дом маленький, - сказала мама, - но две свободные комнаты есть. Ты можешь подняться с
Даниэлем и выбрать, какая из них тебе больше приглянётся. - А какую комнату занимает
Даниэль, тётя Маргарет? - спросил Виктор. - Весь чердак, - мама пожала плечами. - У него
странные предпочтения. - Мне хотелось бы пожить вместе с ним, - сказал Виктор своим
самым невинным голосом. - На чердаке? - мама явно удивилась. - Виктор, ты действительно
хочешь пожить на чердаке? - Да. Никогда прежде мне не доводилось испытать такое.
- Хорошо, - согласилась мама. - Ну, кто из вас первый пойдёт принимать душ?
- Наверное, я, - ответил Виктор, недовольно нюхая свой рукав. - От меня пахнет поездом.
- Даниэль, проводи Виктора. Мне этого можно было не говорить, я только и ждал повода,
чтобы остаться с ним наедине. - О, - томно произнёс Виктор, когда оказался на порядочном
расстоянии от кухни, - я был очарователен. Ты видел, как она улыбнулась мне напоследок?
- Эй, Виктор, она всё-таки МОЯ МАТЬ, - напомнил я ему. Я объяснил юноше, где
расположена лестница, ведущая ко мне на чердак, и отправился ждать его там. Он поднялся на
чердак через двадцать минут в вишнёвом халате с мокрыми, как нагеленными, гладко
расчёсанными волосами. Он присел ко мне на кровать, и я увидел капли воды, поблёскивающие
на его приоткрытой груди. - И что же, ты даже не поцелуешь меня? - осведомился он у
меня. Я с жадностью прильнул к его губам, которые сразу же смяли мои. Какое же это было
счастье - вдыхать его дыхание, задевать кончиком носа его нос. "Это любовь", - билось моё
сердце. Наконец, мы отстранились друг от друга, часто, шумно дыша, с покрасневшими лицами.
- О, господи, - простонал Виктор, посмотрев вниз, - опять. Я же только что из душа!
Его член поднялся под халатом, образовав холмик. Я потянулся к нему рукой, но юноша
оттолкнул её, сказав: - Тебе лучше держаться от него подальше. В течение двух часов
максимум, что нам позволено, - это разговоры. Но всё-таки он меня измучил. За эти месяцы
я превратился в спеца по онанизму. Мне пришлось дать отставку своему тамошнему приятелю -
теперь я только с тобой, - Виктор снова глянул вниз. - Надеюсь, к тому моменту, когда твоя
мать решит подняться и посмотреть, как мы здесь, он успеет успокоиться. Парень встал и
прошёлся от стены к стене. - Виктор, - сказал я, - Мне всё ещё не верится, что ты здесь.
- Да? Мне тоже, - рассеянно откликнулся он. - А почему ты живёшь на чердаке? Я сам
не раз задавал себе такой вопрос. - Только не зимой: зимой холодно, - сказал я. - А
так... не знаю. Здесь как-то всё совсем иначе. - Совсем иначе? Я встал на колени на
кровати и посмотрел в окно. - Ну, например, я вижу отсюда лужайку соседа. Никакие другие
окна нашего дома, кроме чердачного окошка, в эту сторону не выходят, а с улицы лужайку не
видно из-за высокой стены. Престранный же у нас сосед, бледный и тонкий, как жердь. Выходя
утром, он оглядывает улицу, стоя в проёме ворот, и только после этого запирает их на ключ.
Он никогда не отвечает, когда говоришь ему: "Здравствуйте". Я никогда не слышал разговора
или смеха из-за стены, один лишь сердитый собачий лай. Иногда сосед подстригает траву на
лужайке, а иногда выходит из дома и неподвижно стоит, не менее часа, будто ждёт чего-то.
Я гашу свет и смотрю на него. - Он тебе не нравится? - Нет, я думаю, что он очень
грустный человек, - объяснил я. - А ещё в полнолуние в окно льётся такой яркий свет, что
при нём можно читать. А когда идёт дождь, и его капли стучат по крыше, мне кажется, что
дождь везде, и единственное место в мире, где его нет, - это мой чердак. - Да ты поэт,
друг мой! - заметил Виктор. - А как твоя мать? Её спальня на первом или на втором этаже?
- На первом. - Это хорошо. Меньше слышит, крепче спит. Она у тебя что-нибудь
подозревает? - Вряд ли. А твои? - Ну что ты! Я же влюблен в Сьюзи, - Виктор фыркнул. -
Когда я сказал ей об этом, она рассмеялась. Она знает про меня всё. - И обо мне? - И
о тебе, - меня слабо уколола глупая ревность. - Впрочем, им же лучше, что они так считают.
Даже представлять не хочу, что начнётся, если они обо всём узнают, особенно мать. Нет, она
не ненавидит гомиков, они для неё вообще не люди, ущербные существа. - Виктор... а как тебе было с
ним, с тем учителем? - С Александром? Приятно. Думаешь, я бы делал это, если бы не
хотел? Но это было не настолько приятно, как с тобой, с тобой мне действительно здорово,
тебя-то я люблю. И всё же мне жаль его: он был славный. Но он сам виноват. Вот что я
думаю: если трахаешь сына нанимателей, будь осторожен и не попадайся никому за этим
занятием, особенно его папаше. - Виктор, - вздрогнул я, - вы и это с ним делали?
- Для нас это следующий этап, Даниэль, - небрежно заявил парень. Вероятно, моё лицо
выразило ужас, потому что он успокаивающе добавил: - Ничего страшного в этом нет, если
член не с баклажан толщиной. Поднялась деревянная створка в полу, и со стопкой
постельного белья на чердаке появилась моя мама. Виктор нисколько не походил на едва не
попавшегося преступника. - Я постелю гостю на твоей кровати, - сказала мама, - а тебе
на диване, Даниэль. Нам было совершено безразлично, где она постелет мне, а где Виктору,
в любом случае, спать мы собирались на моей кровати. Я принял душ, мы подняли на чердак
вещи юноши, разобрали их. Переговариваясь между собой, мы послушали диск с какой-то
бесноватой музыкой, который привёз с собой Виктор (он говорил, что готов сутками это
слушать), спустились вниз (как воспитанные люди) пожелать моей матери спокойной ночи, а
затем погасили на чердаке свет и положили на створку жестяной поднос, чтобы, если что,
громыхнуло погромче, так, что мы не смогли бы это не услышать, чем бы ни занимались в тот
момент. - Я думал, мы сегодня не дождёмся ночи, - сказал Виктор, садясь на край кровати
и распахивая халат. - Я кое-что придумал. Он поманил меня к себе и, когда я подошёл,
приподнявшись, скинул с меня халат. Затем снова сел и, обхватив моё бедро с внутренней
стороны чуть выше колена, медленно провёл рукой снизу вверх - и я вспыхнул... Ночью мы
разговаривали. - Как ты узнал, что я... ну... как ты? - По твоему просящему взгляду.
- Я так смотрел? - Да. Ты знал о себе? - Не знаю. Может быть. - Я думаю, что
мы все, ну, такие, как мы, на начальном этапе хотим, чтобы нас нашли и заставили сделать
то, на что мы сами пока не решаемся. Мы никого не ищем, только хотим, чтобы нас нашли.
- Виктор, что ты чувствовал, когда понял, что ты не такой? - Не такой, как кто?
- Как они. - Это они не такие, как я, - усмехнулся Виктор. - Я чувствовал, что это
правильно. Неважно, как там они думают. Их просто больше, вот и всё, и я не считаю, что
они правильнее от этого. У них много предрассудков, они задыхаются в них, но продолжают
опутывать себя ими, как цепями. Они трахают сестру жены, потом бьют жену из-за подозрений
в измене и после этого орут, что гомики поганят этот мир. Дерьмо! Ладно, это их несвобода,
их проблемы. Я считаю, что всё, что не убивает и не калечит, - нормально. Вот и все мои
ограничения. Почему я должен бояться этого и отвергать это, презирать себя, сдерживать?
Это моя природа. - Ты очень смелый, Виктор, - сказал я. - Я бы не смог так. Один.
Он перевернулся на бок и посмотрел мне в глаза. - Знаешь, за что я люблю тебя? Ты
как прозрачное стекло. Чистейший. Так и хочется облизать. Он так и поступил. Это стало
его любимым развлечением. Он клал меня на спину, раздевал и вылизывал с головы до ног.
Всё моё тело горело, я не мог сдержать стонов, и Виктор твердил, зажимая мне рот рукой:
- Тихо-тихо-тихо! Ты понимаешь, что мы друг для друга? Знаешь, что? Когда он,
наконец, доводил меня до разрядки, я в полной мере осознавал, что мы друг для друга. ВСЁ!
И сердце моё стучало: "Это счастье! Это любовь, любовь, любовь". В то время нам была
свойственна какая-то особенная ненасытность. Иногда у меня вставало прямо за ужином,
когда мы сидели за столом втроём: я, Виктор и моя мама. Я страшно краснел, а Виктор
невозмутимо улыбался. С началом моих ноябрьских каникул мы вместе уехали в Лондон.
Виктор обучался на дому, и для него прервать обучение в любой месяц года не являлось
большой проблемой, в отличие от простых неизбалованных смертных вроде меня, которых школа
держала четырьмя когтистыми лапами в своих цепких объятиях. Дом Виктора (точнее, дом
его родителей) был очень большим и всегда холодным. Он ничего не значил для парня, и я
тоже чувствовал себя в нём как в космосе, в пустоте, хотя в целом мне было всё равно, где
быть, лишь бы быть с Виктором. Я никогда не заблуждался в отношении ко мне его родителей.
Они просто смотрели сквозь меня. Отец Виктора иногда пытался на минуту изобразить внимание
ко мне, но для такого занятого человека, как он, я был мелочью. Для матери же Виктора я
был выскочкой, человеком не их круга, не круга её сына. - Но у неё нет выбора. Я умею
злиться по-настоящему, и она не захочет доводить дело до этого, - сказал Виктор. - Мне
плевать, что она думает о тебе. Ты мой. Она никто. Просто... будем осторожнее. Я думаю,
что в глубине души он всё-таки боялся её. Виктор был очень жёстким, чего я не ощущал по
отношению к себе, но замечал это в его отношении к другим людям. Я замечал, как менялось
его лицо в присутствии матери, и понимал, откуда в нём эта жёсткость. Он всегда боролся с
матерью и только ещё больше ожесточался, если чувствовал, что проигрывает...
страницы [1] [2] [3] . . . [6]
Этот гей рассказ находится в категориях: Любовь и романтика, Бисексуалы, Заграничный секс
Вверх страницы
>>>
В начало раздела
>>>
Прислать свой рассказ
>>>
|