Горячая гей библиотека

Неверная дорога (глава 2)

Часть 6 (последняя)

Наш медовый месяц длился две недели (столько, насколько меня согласились отпустить с работы), и провели мы его, не покидая номер какой-то жутко дорогой гостиницы. Номер, естественно, оплатили родители Сьюзи. Стоило мне вспомнить об этом, и у меня сразу падало настроение. Они предлагали нам свадебное путешествие ("как полагается, Сьюзен"), но Сьюзи тихо, но твёрдо ответила: "Нет", - и они всучили нам гостиницу. У меня возникло ощущение, что родители Сьюзи всю жизнь будут довлеть над нами, как проклятие, но Виктор сказал: "Мы их вышибем", - и по его холодному уверенному взгляду я понял, что так оно и будет. Миссис-мама-Сьюзи упорно звонила каждый вечер, и Сьюзи с несчастным видом разговаривала с ней радостным голосом. Гостиница Сьюзи не нравилась. Мне тоже.

Мы спали на одной кровати, но никаких сексуальных контактов между нами не было. Первую пару дней меня тревожила мысль о том, что Сьюзи предпримет попытку соблазнить меня, но потом мне стало смешно из-за этих опасений. "Сьюзи не из этих сучек", - лаконично объяснил мне суть дела Виктор. От сучки в Сьюзи не набралось бы и двух процентов. Не думаю, что она испытывала когда-либо эти мучительные влечения тела. У неё была белая пижамка, ей нравились разноцветные носки и мягкие потёртые старые-престарые джинсы. Из душа она всегда выходила полностью одетой (на полке в ванной стояла маленькая баночка крема и бесцветная гигиеническая помада - вся её косметика).

Сьюзи постоянно была задумчива. Я заметил, что в любой комнате она всегда выбирает самое уединённое место.

- Это привычка, - объяснила Сьюзи, когда я спросил её об этом. - Мои родители постоянно требовали от меня быть такой, какой я не являюсь в действительности. Всегда вокруг меня было слишком много людей, и я пряталась от них. Я не люблю, когда много людей. Я чувствую себя такой усталой при этом. Их мысли проносятся мимо меня, как разогнавшиеся машины. Мне кажется, что я стою на широком оживлённом шоссе и не знаю, куда мне деться, боюсь даже шелохнуться.

Мы о многом говорили с ней.

- Я не сумасшедшая, - объясняла Сьюзи, - просто все люди разные, и я такая.

Мы жили так, словно знаем друг друга много лет, словно выросли вместе. Я подумал, что Сьюзи понравилась мне сразу в тот вечер. В ней было много от Виктора, или это в Викторе было много от Сьюзи. В жестах жены я узнавал жесты друга, в её голосе я слышал интонации Виктора и собственные интонации тоже. Мы трое сблизились и срослись, и уже было сложно понять, кому из нас изначально принадлежало то, что теперь принадлежит нам троим.

Я не чувствовал в Сьюзи угрозы, скрытой неприязни, как в других женщинах.

- Это потому что ты милый, надёжный и смирный, - объяснил мне однажды Виктор. - Они все хотят уверенности и постоянства в своей жизни, и уверены, что в твоём лице, друг мой нежный, легко их добудут. А потом они понимают, что с тобой у них происходит полный облом. Они ненавидят тебя за твоё безразличие к ним. Сучки. Только я один могу тебя трахать.

Иногда Виктор говорил мне всякие грубости. Я терпел их безропотно. Виктору тоже была нужна уверенность. Он напоминал мне о том, кому я принадлежу.

Виктор приходил к нам часто, но ненадолго, не расспрашивал ни о чём ни меня, ни Сьюзи. Он был весел и нагл, как обычно. При Сьюзи он позволил себе пару раз поцеловать меня в губы, однако, как сразу обозначил он, стоило Сьюзи выйти из комнаты и оставить нас вдвоём, остальное позже. Может быть, он хотел направить мою страсть на Сьюзи, не знаю.

У нас со Сьюзи это произошло позже, уже в нашем собственном доме, причём на полу, усыпанном цементом и деревянной стружкой, и с что-то шумно пилящими строителями в соседней комнате.

Наш дом мы нашли случайно, отправившись на пикник. Он понравился нам троим сразу. Двухэтажный, белый, с облупившимися голубыми ставнями и длинной полуразрушенной верандой, с крошечным садом. Приехав посмотреть на него, родители Сьюзи привычно впали в шоковое состояние.

- Вы полагаете, вы сможете жить здесь, Сьюзен? Нет, вы действительно так считаете? Это далеко от города, вокруг сплошные леса. Дом ужасен, настоящая развалина, вы замучаетесь ремонтировать его. Он мал даже для вас двоих, а как же потомки? Сьюзен, это безответственность... и недостаток здравого смысла, - но Сьюзи была непроницаема.

Началась настоящая война за дом. Виктору более чем прозрачно намекнули, что хорошее отношение к нему сменилось на противоположное, потому что это он оказался в истоке всей этой сомнительной истории с замужеством Сьюзи. Мы жили в квартире Виктора и в ней остро ощущали тесноту. Виктор начал задерживаться на своей работе, а я на своей. Сьюзи спала до полудня, и всё равно у неё вечно был невыспавшийся и больной вид. Вечером мы втроём слонялись из угла в угол, натыкаясь друг на друга, и не знали, чем себя занять. Когда звонил телефон, никто не хотел подходить к нему. Наконец, на звонок робко отвечала Сьюзи.

- Нет, мама.

- Да, мама.

Или:

- Извини, наверное, не получится. Я плохо себя чувствую.

- Просто брось трубку, - злился Виктор.

Телефон противно звякал, и однажды мы отключили его насовсем, и заставил нас его включить только приезд разгневанной матери Сьюзи. Они закрылись в комнате и долго говорили о чём-то ("аутистка" - до нас донеслось только это единственное слово, произнесённое презрительно и отчаянно). После этого разговора у Сьюзи был совершенно несчастный вид.

- Хватит! - бесился Виктор. - Она просто убивает тебя, Сьюзи. Она выстроила всю твою жизнь, и теперь хочет, чтобы ты принимала в ней участие, и ей безразлично, насколько этот её план тебе подходит. Постоянно так, Сьюзи. Не бери трубку, не открывай ей дверь!

- Это так не решается, - слабо возражала Сьюзи.

- А как это решается?

На следующий день, когда я вернулся домой раньше Виктора, Сьюзи подошла ко мне и спросила:

- Это всё из-за того, что я такая слабая?

- Не всё, Сьюзи.

- Мне интересно, что бы мы делали без Виктора, - сказала Сьюзи (она выглядела серьёзной и маленькой, как и всегда, но в ту минуту очень серьёзной и очень маленькой). - Но он не может спасать нас от всего.

Она надела бледно-жёлтое платье (не знаю, где она его нашла, потому что, уезжая из дома родителей, она оставила в нём всю свою одежду), старательно подкрасила глаза и уехала. Вернулась она в одиннадцать вечера на такси. Виктор пошёл на кухню заварить ей чаю, и Сьюзи сказала:

- Моя мама больше не будет требовать от меня, чтобы я ходила на светские приемы. Я даже могу не пойти на вечеринку Эпплгейтов, на которую согласилась вчера. Мне можно носить джинсы, если я так хочу. Я могу не краситься, если мне это не нравится, но лучше мне не говорить, что я её дочь, если вдруг меня кто-то спросит о фамилии. Она больше не будет постоянно упрекать меня в том, что я вышла за тебя замуж. Она больше не будет натравливать на меня агента по недвижимости. Но тот дом, который нам так понравился, оплатят мои родители.

Родители Сьюзи выписали чек на дом, на ремонт дома, на всякий случай, ещё раз на всякий случай. Меня это раздражало невероятно.

- Они мыслят деньгами, - сказала потом Сьюзи, меланхолично глядя в пространство, - у них в голове счётчики. Они деньгами замаливают свою родительскую бездарность.

- Сьюзи, я хочу прекратить это. Мне это просто надоело. Я не понимаю, почему Виктор столь безразличен в данной ситуации. Заставляя нас брать эти чеки, твои родители создают унизительную для нас ситуацию. Твоя мать в принципе не способна слушать то, что говорю ей я или ты, да кто угодно. Она только способна изуродовать любую волю.

Сьюзи равнодушно пожала плечами.

- У нас троих не так много денег. Только представь, как сложно нам будет купить этот дом. Мы годами будем расплачиваться за него. А они, ты думаешь, заработали эти свои деньги? Нет. Они родились богатыми. И они сами ничего не сделали для того, чтобы сохранить или приумножить своё состояние, этим занимаются другие, наёмные люди. Мои родители только живут и развлекаются. Так почему бы им не купить нам дом? Позволь им очистить свою совесть. Они откупаются от меня, ну и пусть. Это скоро закончится. Пусть! - отрезала она, и я впервые услышал в её голосе жёсткость.

Верёвочный мостик, болтающийся над бездной, которая всегда существовала между Сьюзи и её родителями, порвался, и они разделились навсегда.

- Так только лучше для неё, - сказал Виктор.

Спустя две недели, когда основные ремонтные работы были сделаны, мы переехали в дом. Мебели там почти не было. Мы читали, забившись со Сьюзи в единственное кресло, готовили еду, используя вместо стола табуретку, и ели, держа тарелки в руках. Нужно было ещё многое сделать: покрыть стены дома свежей побелкой, перекрасить ставни и крышу, оклеить стены обоями в комнатах, а в ванной замостить их плиткой. Если мы могли что-то сделать сами и хорошо, мы это делали. Я - тогда, когда освобождался от работы, Сьюзи - самозабвенно.

Мы выбрали тёмно-зелёную краску, покрасили ею ставни, дверь и веранду, которая прежде была неокрашенной (на джинсах Сьюзи появились зелёные пятна краски). Пробудив в себе стремление к разрушению, мы отбили старую растрескавшуюся плитку в ванной комнате (на джинсах Сьюзи появилась цементная крошка) и сами спроектировали стенные шкафы для коридора (джинсы Сьюзи потемнели на коленках, потому что, вымеряя, она ползала по полу, а на шее у неё висела сантиметровая лента). Я думаю, что Сьюзи нравилось пачкаться, потому что она слишком часто в прошлом была стерильно-чистой.

- Так здорово! - сказала Сьюзи. - У меня никогда не было ничего похожего. Мне никогда не позволяли сесть на пол, даже прислониться к стене, и со временем я просто забыла, что это можно сделать. Когда я ходила на тонких каблуках, то всё время боялась упасть, не ощущала земли под ногами, вообще ничего, только неустойчивое равновесие, существование в зыбкой пустоте. А здесь так мало асфальта вокруг. Земля дышит свободно, и я тоже, - и она улыбнулась.

Виктор приезжал по вечерам, так как у него было много работы в городе, кроме того, его, кажется, раздражали строители, приходившие в дом каждое утро, в девять. Виктор всегда остро чувствовал присутствие чужих.

Родители Сьюзи не приехали ни разу. Их дочь самовольно вышла замуж за невесть откуда взявшегося странного типа, забросила светскую жизнь и благотворительное общество, испортила себе волосы, разгуливает в линялых джинсах, дешёвых майках с вульгарными надписями и бейсболке козырьком назад - в общем, всё делает неправильно. Кроме того, навязчивая близость их общего друга как-то подозрительна. Может быть, всё это они ещё и смогли бы нам простить - но не дом.

В то утро, проснувшись, прежде чем встать и идти умываться, я повернул голову, посмотрел на мягко очерченный, красивый профиль Сьюзи и понял, что весь мой страх перед ней пропал, и что сегодня случится что-то особенное. За завтраком Сьюзи спросила, о чём я думаю, и я ответил:

- О свете, проникающем сквозь ветви лиственниц.

Сьюзи ничего мне не ответила, потому что в дверь в этот момент заколотили кулаками - это пришли строители.

Они отшлифовали пол в одной комнате, уронили мешок с цементом, который передвигали с места на место, но так и не догадались вынести его в коридор, перешли в другую комнату и начали там страшно шуметь, что-то пилить и ругаться.

Мы со Сьюзи стояли посреди комнаты. На Сьюзи были голубые джинсы и белая маечка. День был летний, очень светлый, и лучи света, вливаясь в окно без занавесок, падали на Сьюзи, как водопад. Она наклонилась и улыбнулась, коснувшись пола.

- Гладкий, - сказала она и выпрямилась. - Даниэль?

Я смотрел на неё. Я ни о чём не думал в тот момент, были только чувства. Я схватил её, словно пытался помешать ей убежать, он она и не хотела вырываться и убегать. Она вся была для меня. Её предплечья были очень тонкие и мягкие, и всё её тело было таким. Я, привыкший к сильному мускулистому телу Виктора, прикасался к ней настолько осторожно, что Сьюзи сказала:

- Я не стеклянная.

Но всё же я не был уверен, имею ли я право дотрагиваться до неё. Это было как пройти весной по первой нежной светло-зелёной траве; не преступление, и всё же есть какие-то сомнения. "В Сьюзи души больше, чем тела", - сказал мне как-то Виктор, и я только сейчас понял, что значили эти слова. Мне было невыразимо странно оттого, что я чувствую её тёплую кожу под пальцами и всем собой, как если бы она была обычным человеком, тогда как я знал, что это не так. Я чувствовал себя грешником, и это чувство нельзя было объяснить только тем, что я гомосексуал, впервые занимающийся любовью не с мужчиной.

Везде были стружки. Они впивались в нашу кожу, но мы заметили это только потом. Мимо окна прошёл строитель в синем комбинезоне, но он не повернул голову и не заметил нас. Сьюзи рассмеялась. Из-за того, что ей было смешно, мне стало смешно тоже.

- Я словно обрёл сверкающий щит от всех бед. Ничего плохого не может случиться с нами после такого, - сказал я и провёл ладонью по спине Сьюзи, стряхивая с неё опилки и просто потому, что мне этого хотелось.

Я действительно так считал в то время. Счастье всегда будет защищать нас.

Я ошибался, и Сьюзи тоже. Она была стеклянной. Мы все трое были стеклянными. Такими хрупкими!

страницы [1] . . . [4] [5] [6]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, Бисексуалы, Заграничный секс

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>