Горячая гей библиотека

Ладонь, протянутая от сердца (глава 3, Take It With Me)

Часть 3

Получив ожидаемый чай, Илья отпивает из чашки глоток, недолго молчит и начинает:

- Ну, вот, например, одна история. Только этот пример такой... Не знаю, как он тебе понравится, но это пример. Мы же с чего разговор начали? Надо ли тебе было удирать тогда от Комара или нет, и, главное, было бы это трусостью или нет? Я тебе уже про Минамото рассказывал, я эту семью больше всех уважаю, ты в курсе. Но тогда в Японии много было достойных. Вот противники Минамото, Тайра - был у них такой Садацуна, очень даже достойный персонаж. Ну да, он по рождению был уже в теме, но и собственной храбростью дослужился до командира Левого крыла стражи Внешнего Дворца - "Татэхаки", Носителя меча. Неважно, короче, это большое звание. Вот, так он в бой знаешь как ходил? У них там войнушка очередная случилась, так когда Вада Ёсимори, его начальник, войска в бой посылал, Садацуна впереди всех скакал. Ну, в этом ничего особенного нету. Но вот если бой был днём, тогда Садацуна сражался на чёрном коне, а хоро - это такая сумка для амуниции, её как накидку использовали для защиты от стрел - ярко-красная у него была, а если в темноте драться приходилось, тогда он был на белом коне и хоро тоже белоснежную надевал.

- Круто! Это же он для того, чтобы заметнее быть, да, Ил? Круто... Погоди, варенье же, Илья, вишнёвое!

- Не хочу. И сахару не надо. Так вот, он это делал не для того, чтобы повыёбываться, а чтобы самых отмороженных из врагов на себя оттянуть! И чем больше, тем лучше. Ну, вот как, храбрый был человек Тайра-но Садацуна? Да. А однажды он с девицей кувыркался... м-м, неважно, и к нему в спальню грабители залетели. Гопота. Но тогдашняя и тамошняя, с оружием и с желанием не только пограбить, а ещё и убить - это им в кайф было. И что? Садацуна мог их всех там положить - да на раз! я сто пудов уверен в этом, он же супер-профи, - но это был риск всё-таки. И именно как супер-профи он посчитал, что это пустой, ненужный риск. И тогда он ноги сделал - прикинь, Гришка, он драпанул! Отмахнулся тати от братвы, и пока те - вот как ты щас! - в затылке чесали от растерянности, он девицу под мышку и к соседу.

Я вылавливаю у себя из чая вишенки от варенья, ем их, косточки на блюдце ложечкой аккуратненько складываю. Ну, не знаю. Ну, да, не за что было тогда этому Сада... Садацуне погибать... вроде бы. Погоди-ка, а как же тогда...

- Погоди, Илья, но ведь Достоинство! Как же? И Честь. Это же всегда с тобой? Внутри, я имею в виду. И что с того, что риск, пусть и ненужный? Чо же это он, не по-мужски это как-то.

- Блядь! Блядь и блядь! Не мне и не тебе судить таких людей! Извини, Гришка. И ни при чём здесь это - "по-мужски", "по-женски"! Достоинство и Честь, но для чего или для кого? Внутри это, разумеется, это же основа, а где же ещё и быть основе, как не внутри! Основа, но ведь не только для себя, а и для... Наружу это всегда должно быть направлено, на других и для других. Знаешь, как Садацуна умер? Когда они ту войнушку просрали, он жив оказался, израненный, но живой, и он вызов сделал. Любому из победивших, без разницы. Тишина, на хуй! Никто не решился принять его вызов, и тогда он ушёл сам. Вот так-то, самурай, и рот закрой, пожалуйста.

Я не обижаюсь, не до того!

- Илюша. Как это - сам ушёл? Харакири, что ли, сделал?

- Что ли! Сделал, конечно, и безо всяких "что ли". Хм, кстати, первое харакири женщина совершила - не простая, правда, а богиня. Оми её звали, а иногда её ещё Харасаки называют - "разрывающая живот".

- Ну, не знаю.

- Потому и рассказал... Ладно, Гришка, кончен разговор. Думай теперь. Ты это умеешь, в отличие от некоторых, к химии неспособных, а если чего надумаешь толкового, то потом мы с тобой как-нибудь к этому разговору вернёмся, - и Илюха, поджав губы, встаёт из-за стола, вытирает руки, берёт свою и мою тарелки, чайные чашки, блюдца-ложки, складывает их в раковину и начинает мыть.

Всё. Это значит, что разговор, и в самом деле, окончен. Я уже знаю, что если Ил так сказал, то лучше и не продолжать, как бы интересно мне ни было. Ну, может, конечно, Ил всё в шутку перевести, а может и по шее надавать. Было уже пару раз. Ну, не так чтобы... но всё ж таки по шее. Нет, не надо, сейчас у него как раз самое такое настроение, чтобы я по шее схлопотал. Ладно, буду думать, тем более что тут есть о чём мне подумать. Эх, покурить бы! Блин, вот тоже, как Илья, интересно, к этому отнесётся? Не знаю. Сам-то он не курит. А С.С. курит, и Ил не против, да, но я-то другое дело. А может... Интересно. Ох, ты ж! Мыслитель! Думатель, ё-моё!

- Ил! Да что ж ты с посудой! Бли-ин, помыл всё, - расстраиваюсь я. - Илюха, извини, пожалуйста, я опять задумался.

Илья замирает, потом кладёт на стол полотенце и тарелку, которую он вытирал - да, последняя, - подсаживается ко мне рядышком на наш кухонный угловой диванчик, сидит секунду, смотрит на меня, и я чувствую, что снова краснею (только вот теперь я уж сто пудов не пойму, чего краснею). Потом он гладит меня влажной от посуды ладонью по щеке, и у меня аж мурашки по коже - так необычно, приятно и хорошо! Илюшка проводит ладонью мне по щеке вниз, потом вверх, задерживает руку, гладит большим пальцем мне бровь, потом убирает свою ладонь, но не совсем, а кладёт мне её на плечо, и смотрит мне в глаза, в душу, и мне...

Блин, я, кажется, плавлюсь от этого его зелёного взгляда, в глубине которого, почти на самом дне, я вижу изумруды и нефрит древних Богов и героев, и тут уж я точно перестаю соображать. И только одно чувство - его глаза у меня в глазах, и его рука у меня на плече! И одно желание: чтобы он подольше не убирал с моего плеча свою лёгкую руку (я даже чуть пригибаюсь под её невесомой тяжестью), а ещё лучше, чтобы Илья снова своей узкой, крепкой, верной... да, твёрдой и мягкой, нежной и прохладной, и горячей ладонью, чтобы снова меня по щеке... И такая сладкая, невыносимо тяжкая и лёгкая, лёгкая до невесомости боль... где-то в груди, под ложечкой.

- Гриша!

И тут же телефон. Да пропади же он пропадом! Да ну, что ж такое-то!

- Это... наш телефон, Илья.

- Да, это ваш телефон.

Я испытываю... а, ладно. Но кто же это звонит-то?

- Кто бы это, интересно? Пацаны мне на мобильник обычно звонят.

Я иду в прихожую, а сам красный, как рак, и стараюсь держаться к Илюшке спиной, ведь у меня в плавках... встал, блин! Так это всё знакомо, как в лагере летом, с Дэном. И я с ужасом понимаю, что мне хочется, очень хочется, чтобы Илья заметил мой такой уже знакомо крепенький стоячок. Да ну, нет, конечно, ещё чего, не надо!

Я фальшиво откашливаюсь, беру трубку, Илья следом за мной проходит в нашу с Егоркой комнату. Проходя мимо, он зажимает себе нос двумя пальцами и гундит:

- Енто из дворца, барин, от самово осударя анпиратору, не иначе.

- Да ну, Илька, кончай! Да, слушаю. О, мам, ты откуда это? А-а... Да вот, только что поели. Ну-у, хорошо, скажу, конечно, да ты бы сама ему. Сейчас, погоди... Илья! Иди сюда, пожалуйста, тебя мама зовёт.

Илья выходит в прихожую, вопросительно поднимает на меня левую бровь.

- Она хочет, чтобы ты обязательно её дождался, - и я протягиваю ему трубку.

- Да, тёть Тань. Ага. Да нет, всё в порядке, я не спешу, дождусь, конечно. Да.

Илька вешает трубку, я вопросительно смотрю на него, он пожимает плечами, задумчиво смотрит на меня, а потом медленно подходит ко мне, и в глазах у него зелёные чёртики. Я заранее смеюсь, машу на него кулаками, безуспешно пытаюсь этих самых чёртиков разогнать, но он на это моё махание ноль эмоций, наклоняется, хватает меня поперёк туловища, замирает (я несильно луплю его по спине), напрягается - и я тут же оказываюсь у него на плече! Кайф! И не страшно, а прикольно до обалдения, тема! И в комнату. Ну, сейчас у нас бой будет...

страницы [1] [2] [3] [4] [5] . . . [14]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, 18-19-летние, Первый раз

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>