BlueSystem >
Горячая гей библиотека
Сильные попперсы с доставкой в день заказа.
Ладонь, протянутая от сердца (глава 3, Take It With Me)Часть 9 Илья, помолчав немного, подумав, проследив взглядом передвижения кота, продолжил: - Ну,
про интернат ты знаешь и про то, что я с него сорвался, тоже знаешь. А почему? Потому
что меня там ебали. Все. Ну, это ясно. Наверное, и я бы тоже,
в своё время... Не знаю. Хм, а чем я лучше других? Но всё так обернулось, плохо
очень - для одного моего друга. Лёшка такой там у меня был, умер он. Чо-то раз они
увлеклись, перепили, что ли - и Лёшка Петляков умер. А я... Я посмел, попытался сказать...
И мне пообещали, что я буду следующим. Ну, я и подорвал. Всё. То есть, всё с интернатом.
Потом-то дохуя ещё чего было: улица, побирался я, воровать пытался, бригада таких же, как
я, у Трёх Вокзалов - это в Москве. Вот, а потом Мятый Бубен... Илья вдруг смеётся! Что?
Я вскидываюсь. Уж очень как-то, смех у Ильи очень весёлый, добродушный даже, вот я и
вскидываюсь, а ведь так мне хорошо сейчас с ним лежать было! Я уже даже не под боком
у него (ведь мы вдвоём лежим на мамином неразложенном диване, и нам тесно), я головой
у него на груди лежу, рукой обнял его за талию, а другой рукой, всем кулаком мну его
суперную мастерку с эмблемой "practical shooters" на плече, но я вскидываюсь, смотрю
Илюшке в лицо - близко-близко: что такое? - Ну, что, Илюшка? Я что-то опять, да?
Ты надо мной опять смеёшься? Гад ты тогда. Гад зеленоглазый. - Да ну, мнительный ты,
самурай! Не, глянь! Стёпа ваш, берберийский... Блядь! То есть, Б. То есть, to fuck
my bald skull! - или "горе моей кудрявой голове" - это в совсем уж вольном переводе...
Пасёт, хищник, меня. - Брысь! Вот же! Хищник, куда там! Вот Егорыч из больницы
вернётся... - И что? Это... ты ложись, как лежал. Мне хорошо было, Гришка. - Да?
Супер, мне тоже в тему. Вот, так хорошо. А Егорыч его мухой в стойло поставит, если
ты ему новый баллончик в "Prokiller" поставишь. - Блядь, он что, в кота вашего стрелял?
- А ты чо, против? Я нет. Тот хоть пистолета бояться стал. Как в руки его возьмёшь...
Ха, и название ведь какое! "Прокиллер" - тема. - Гришка, я его не из-за названия
купил, - хмуро отзывается Илья. - Просто... Ну, я не знаю, какого хрена японцы его так
назвали! Это же просто клон Кольта M1911. И чо они его так? Он почти копия такого пистолета,
Ле Байер - это американская фирма, Кольты под "практику" выпускают, и для ещё там...
Фирма редкая и известная у "практиков", они суперспорты делают - в натуре супер!
Качество - песня! Я этого "японца" потому и купил, что тоже качество супер, и это почти
копия Ultimate Master Ле Байера. - А где купил, у нас? Дорого? - В Москве,
четыре с половиной сотни. М-м. - Ну-у, четыреста пятьдесят рублей - ну, нормально.
Илюха смеётся, поворачивается ко мне лицом, отчего моя правая ладонь с его талии
перемещается на спину Илье, он своей левой рукой обхватывает меня за шею, и так
получается, что я упираюсь ему лицом в изгиб шеи. Я кручу носом, ввинчиваюсь им так...
Мягкий воротник мастерки сдвигается, и мне хорошо упираться носом, губами, лицом -
короче, мне хорошо и удобно упираться в изгиб Илюхиного плеча и шеи, хорошо и удобно,
но главнее, что хорошо. - Ну да, - шепчет Илья мне снизу в ухо, - четыреста пятьдесят...
рублей. Хм, нормально. - А чо? - тоже шёпотом спрашиваю я в Илюшкин изгиб плеча и шеи.
Кожа его под моими губами такая... Хорошо! - Гриша, я только что признался тебе в
том, что убил двоих человек. Это как? И тут же мы с тобой про пистолет, ёб. - Ха,
"людей" нашёл, - я опять шепчу, опять Илюшкина кожа под моими губами, и жилка вот теперь
бьётся - это вообще кайф такой! Но надо... Эх, зашибись мне вот так вот, губами и носом
в гитарный изгиб этого уже широченного плеча и ещё нежной шеи, да надо... И я неохотно
откидываюсь, смотрю Илье в его закрытые глаза и всё равно, даже сквозь его закрытые веки
вижу в Илюхиных глазах нефрит и изумруды древних Богов и героев. И я, млея от того, что эти
сокровища находятся так близко от моих губ, что они совсем рядом со мной, на нашем диване,
у меня дома, они мои - почти что, я тихо, но всё же в голос, внятно говорю Илье в его
закрытые, чуть подрагивающие от моего дыхания веки: - Знаешь что, Илья? Мне только одного
жалко: что меня с тобой тогда не было. Я, когда ты про этого... эту суку рассказал, я
Ненависть почувствовал - ну, я так думаю, что это у меня Ненависть была. Вот. Жалко мне,
что и я их не помог тебе, что меня с тобой не было. И Тихона твоего - очень мне жалко, что
я его не знал и не узнаю, но ты мне о нём расскажешь, да? И я узнаю. И тоже его помнить
стану... буду. И любить тоже. Если ты мне это разрешишь. А то, что ты их убил - это...
так и надо было. И ещё: я тебе поверил - сразу! И тому поверил, что ты их убил, и тому,
что только так и надо было. Вот что я тебе хотел сказать. Илья не открывает глаза, он
даже ещё крепче их зажмуривает, чуть улыбается и делается вдруг очень похожим на Егорку,
когда, например, тому вставать в садик надо, а он прикидывается, что спит, например.
Нежность. Но теперь я знаю, что Любовь - это не только Нежность, это иногда ещё и Ненависть
к тем, кто мучил того, кого ты любишь, но главное всё же - это Нежность и сладкая, давящая
в груди боль, сладкая, на грани выносимости. И эта боль ведь оттого, что у меня из груди,
из души растут крылья. Они пока ещё... Нормально. Этих моих, маленьких пока ещё крыльев
хватит для того, чтобы поднять меня, нас обоих в самое небо, если зеленоглазый этого захочет -
со мной если, и мои крылья хоть и совсем ещё неопытные, но они для того и появились у меня:
для полёта - вдвоём! А то, что его там, в интернате... - А про интернат твой... - но тут
я замолкаю. А что я могу сказать? Что и у меня было кое-что... такое? В лагере, с
Денисом? И равнять ведь это нельзя, да к тому же у меня это было добровольно, мне это
нравилось. Но что-то надо сказать, раз уж начал. А раз начал, раз решился, то и говорить
надо самое главное! И я говорю: - Илья, открой, пожалуйста, глаза. Вот. Ил, я тебя
люблю! Я не знаю, можно ли такое говорить - ну, мы же пацаны. А я вот говорю. Что хочешь,
можешь обо мне теперь думать! Люблю. И не так там как-нибудь... Ну, и так, как друга. Ты
же друг? Друг. Вот и говорю: люблю. И больше люблю, чем... Совсем люблю, по-настоящему.
Зачем я попросил Илью глаза открыть? Ведь я сам же сейчас лицо спрятал на его груди.
И говорю я ему всё это в его мастерку, а сам и не слышу, что говорю, только слышу стук
Илюхиного сердца мне в лицо и гром моего сердца у меня в ушах. Ладно. Глаза в глаза. Бл-ль.
Я умру сейчас, кажется! Какие они у него всё-таки... - Да! Люблю! Понял? И что хочешь
там, то и думай. Люблю, - и я тут же снова прячу лицо от его глаз у него на груди и
всхлипываю, и шепчу: - А если прогонишь меня, то... не надо, а? Я так, если ты...
если скажешь, что нельзя, что тебе это противно, ведь ты такое пережил, то я тогда...
Как скажешь, так и буде-ет. Илья-а, только не гони меня-а пож-ж-ж... - Интересно, -
шепчет Илья мне в макушку, - а может ли любовь быть проклятьем? Нет. Если это Любовь,
то нет, не может. Да, Гришка? А вот я когда-то думал (ну, после того, как Тишу), что
любовь - это и есть проклятие. А тут Стас, а тут ты... Это самое-самое из всех чувств!
Постой, хватит реветь, что мы сегодня с тобой... Ну, да. Такой разговор, что поневоле
заревёшь, но хватит. Чего же плакать, если всё уже сказано, и всё хорошо? Не надо,
перестань. Перестал? Хвалю, самурай. - Илья, не всё сказано! Не всё. Ну, я так думаю,
я же мыслитель! Я вот сказал, что я тебя люблю. А ты? Нет, я не требую! Права я не имею
у тебя что-нибудь требовать, но ты уж скажи, пожалуйста, ты не против - ну, чтобы я...
ну, хоть так, издали... Сам же говоришь, что любовь - это самое-самое на свете!
- Нахрена издали-то? Мыслитель, ты дурак! Издали. Это что же, и мне тебя - издали?
Я так не умею, я тебя рядышком хочу любить! И я тебя люблю, Гришка Тихонов, с первого
дня, и тоже - по-настоящему. - И ты что, всё это время... Ничего себе! Это вот ты
дурак! Мучился ведь, наверное. И я дурак, но я-то... А-а-а, ты поэтому и молчал!
Да, ясно. Бли-ин, Илька, как же так? И как теперь всё будет? Ух! Здоровски, наверное,
всё будет! Только Стас ведь, твой Станислав Сергеевич... Он меня как, не... Ну-у..
- Не ну? Да ну, да ну. - Гад ты. Самый зеленоглазый, самый-самый на свете гад.
Люблю. - Ну и всё.
страницы [1] . . . [7] [8] [9] [10] [11] . . . [14]
Этот гей рассказ находится в категориях: Любовь и романтика, 18-19-летние, Первый раз
Вверх страницы
>>>
В начало раздела
>>>
Прислать свой рассказ
>>>
|