Горячая гей библиотека

Смущая небеса (повесть, глава 1)

Часть 3

Поездку пришлось отменить. Возможность провести неделю вдали от родителей оказалась призрачной мечтой, несмотря на всю её прозаичность. В один из дней затянувшегося нервозного ожидания Малику позвонил Гио и совершенно будничным голосом сообщил другу плохую новость: несколько часов назад в центральном городском госпитале от обширного кровоизлияния в мозг скончался его отец.

- Ему пришло в голову развесить по стенам в гостиной иранские фрески, которые он заказал по юбилейному каталогу, - объяснил Гио голосом, лишённым всяких оттенков. - Я бы помог, сам понимаешь, но он не стал будить меня. Так и потерял сознание с гвоздями во рту...

Малик молчал, ошеломлённый услышанным. Он видел отца Гио. Это был молодой, физически крепкий мужчина лет тридцати шести, не больше. Он много улыбался, был приветлив и словоохотлив. Помнится, Малик ещё сравнил его со своим сложным отцом и с горечью признал поражение последнего.

- Ты как там? - наконец выдавил он из себя, лихорадочно подбирая в уме подходящие фразы. - Вы уже дома?

Гио кашлянул. Повисла небольшая пауза.

- Да, его уже перевезли... Знаешь, я не могу долго говорить. Похоже, мы никуда не поедем в этот раз. Маме совсем худо. Она держится, конечно, но это только на время похорон. Ты пойми, ладно? - голос Гио впервые дрогнул. - Ну, всё. Пока.

Малик положил трубку. Ему было не по себе от спокойного тона друга. Разве так чувствуют себя нормальные люди через пару часов после смерти родителей? Или это шок, защитная реакция организма?

Как бы то ни было, он решительно направился в комнату родителей. Открыл платяной шкаф: на костяных плечиках висели отцовские рубашки, чистые и отутюженные. Отец был придирчив в отношении своего внешнего вида, и это было основной головной болью матери, которая быстро утомлялась от частых стирок и сеансов паровой глажки. Небрежно перебрав пальцами дюжину вешалок, Малик выхватил из гардероба узкую чёрную рубашку, которую отец носил в очень редких случаях. Подойдя к зеркалу, он стянул с себя футболку. Отлично развитая мышечная масса позволяла ему носить одежду взрослого мужчины. Облачившись в это шёлковое подобие траура, он подогнал рукава, подтянул ремень на джинсах повыше, и был готов.

Когда он спускался по лестнице, мать, просеивавшая муку для мясного пирога, отставила сито в сторону и взглянула на него своим особым взглядом:

- С чего это ты разоделся в отцовские вещи? Красиво, конечно, но ты уверен в том, что ему это понравится? Я, знаешь ли, уже видеть не могу утюги и прищепки. Мне и для себя пожить хочется.

Малик смерил её холодным взглядом и сказал:

- А мне, знаешь ли, всё равно, если старый жмот расстроится. У Гио умер отец, ты могла бы позвонить и выразить соболезнование его жене.

Пока мать переваривала полученную информацию, Малик хлопнул входной дверью и направился к таксомоторной стоянке. Его мысли были ясными. У друга беда. Он будет там. Он поможет ему в меру своих сил. Всё остальное - вторично.

В небольшом одноэтажном доме, обнесённом позолоченной чугунной оградой, толпился народ. Узкий палисадник под окнами был уставлен длинными деревянными скамьями, крытыми обрезками старых ковров. Там и тут сидели старики и взрослые мужчины, негромко переговариваясь и нарочито кашляя. Женщины и священник собрались внутри дома, где покойного обмывали и готовили к соборованию. Несколько молодых женщин суетились в небольшой пристройке с торцевой стороны дома, где размещалась летняя кухня. В грохоте жестяных тазов и подносов, в дребезжанье склянок и столовой утвари скрадывались смешки и посторонние разговоры. В такие минуты только близкие испытывают искреннюю скорбь, остальные же отдают дань социальным нормам.

Малик обошёл палисадник, не обнаружив в нём ни Гио, ни кого-нибудь ещё из знакомых, и вошёл в дом. В прихожей было пусто, даже тихо. За большой сосновой дверью, ведущей в спальню, раздавался сдавленный плач женщин-родственниц и мерный речитатив священнослужителя. Малик в нерешительности потоптался на месте.

Наконец, скрипнула дверь в левом крыле дома. Это был Гио. Его бледное лицо было сосредоточенным, а встрёпанная голова была чуть запрокинута назад. Из глубокого выреза чёрной футболки торчала длинная хрупкая шея с набрякшей веной, которая пульсировала так, что даже при плохом освещении прихожей её было заметно с близкого расстояния. Гио не замечал Малика, и тот тронул его за плечо. Резко обернувшись, Гио непонимающе уставился на друга.

- Ты здесь? - его голос был хриплым, и только сейчас Малик понял, как он был неправ: конечно, Гио плакал, но прятал свою боль от окружающих. - Я не думал, что ты придёшь. Если честно, я совсем запутался. Что мне сейчас надо делать?

Малик коротко обнял его.

- Тебе ничего не надо делать, - твёрдо произнёс он, глядя в потухшие глаза приятеля. - В начальные дни траура жена и семья лишь принимают соболезнования. Об остальном хлопочут друзья и родственники. На кладбище тебя тоже не пустят.

Гио слегка улыбнулся:

- Всё-то ты знаешь. Говорил я, что ты старикашка.

Сдержанно улыбнувшись в ответ, Малик подтолкнул друга к выходу:

- Давай пойдём в сад. Насколько я помню, тебе придётся пожать руку каждому из мужчин, собравшихся там, после чего они выразят тебе сочувствие. Нелёгкое это дело, брат, но деваться некуда. Я постою рядом, чтобы тебе было не совсем одиноко...

Глубоким вечером, провожая Малика за ворота, Гио увлёк друга на несколько минут в вязкий мрак, под разлапистые ветви столетнего каштана. Его глухой шёпот был горяч и тороплив:

- Завтра из города возвращается мамин брат. Он будет жить у нас, пока всё не наладится. Мама совершенно не умеет жить самостоятельно. Боюсь, она не вынесет папиной смерти. Знаешь, ещё позавчера он говорил мне о том, что возьмёт меня в Грецию следующим летом. Была у него такая мечта: отправиться в круиз по Средиземному морю. Он всегда увлекался древностями. Мама протестовала, говорила о каких-то сбережениях, а он всё отмахивался от неё и твердил своё... Будто чувствовал...

Малик положил руку на плечо друга, сильно сжал его и сказал:

- Я понимаю, как тебе больно сейчас. Честно, не знаю, как бы я повёл себя на твоём месте, но выхода нет - придётся пережить эту беду. У тебя осталась мама. Ей без тебя будет совсем худо. Сначала поддержи её, а потом разберись со своими мыслями.

Гио положил пылающую сухую ладонь на руку Малика.

- Мама твоя ведь не работает, - продолжал говорить тот, чувствуя полную растерянность. - Кто вас будет обеспечивать?

Гио промолчал. Затем он снял руку с плеча друга, сделал короткий выдох, и его лицо, едва различимое в чернильном воздухе, приняло отстранённое выражение.

- Дядя поможет, - отозвался, наконец, он тем же голосом, каким говорил днём по телефону. - Для чего, ты думаешь, он переезжает к нам? У него в столице налаженный бизнес по сдаче в аренду помещений. Как-то он рассказывал о том, что может делать что угодно, а контора всё равно будет приносить ему стабильный доход. Он принципиальный холостяк, и мама - единственный человек, к которому он привязан на этой земле. Вот и пришло время позаботиться о любимой сестре. Как хорошо всё устроилось, правда?

Едкая горечь, скрасившая последние слова Гио, не укрылась от слуха Малика. Что-то внутри него оборвалась, оставляя за собой звенящую тоску и холод. Не в силах сдерживать накатившие эмоции, он одним резким движением притянул к себе худощавую фигуру, смутно белеющую в хаотичной тьме, словно маленький одинокий парусник, истерзанный в клочья беснующимся штормом. Пока он судорожно обнимал вздрагивающее, слабо протестующее тело, его сердце наполнялось новой кровью, оживало, пружинисто стуча в стенки вздымающихся рёбер.

Пересохшими от волнения губами он нащупал крупные слёзы на холодных щеках Гио, промокнул их, распробовав на вкус солоноватую горечь. Сейчас он понимал, что есть вещи целебнее правильных слов. По тому, как возвращалось тепло в глаза друга, по румянцу, загоревшемуся на его скулах, по ответным ласкам он определил, в конце концов, что гармония восстановлена.

- Помни, я всегда рядом, - сказал он на прощание. - Пока это зависит от меня, я рядом.

Гио слабо пожал его руку и пошёл в дом. Страх отступил. Нельзя сказать, что он был счастлив, но в душе его улеглись тёмные волны сомнений и отчаянья. Слова Малика укоренились в его памяти, как оберегающее заклинание. Он не один, а значит, он справится...

страницы [1] [2] [3] [4] [5] [6]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Азия и Кавказ, С отцом, дядей, Первый раз

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>