Горячая гей библиотека

Прости, родной, прости...

Часть 6

Мы лежали, прижавшись друг к другу телами, опершись щекой на ладонь, и улыбались. Потом я обнял парня, мы как-то сразу стали серьёзными, и я сказал ему:

- Серый, если ты действительно уже такой взрослый и всё понимаешь и чувствуешь, как взрослый, то не веди себя, как капризный. Я должен привыкнуть к тебе. Пойми. Мне всё равно, когда я встречаюсь с человеком на один раз. Там я не разбираюсь, глупый он или умный, добрый или злой, высокий или низкий. Мне плевать на это. Мы трахаемся и разбегаемся, довольные друг другом. А ты - это другое дело. Ты мне дорог. Я, наверное, полюбил тебя. Но я не хочу себя осуждать за то, что могу неправильно поступить с тобой. Я себе этого не прощу. Обещаю, я больше не буду спать в трусах. Я буду делать всё так, как я привык это делать всегда. Но и ты не должен требовать от меня того, что меня расстраивает или смущает. Ты не жалеешь меня? Не стараешься быть внимательным и тактичным? Тебе тоже надо заботиться о моём спокойствии, так же как и мне - о твоём. Теперь это наша с тобой обязанность по отношению друг к другу. Даже если тебе это и не нравится. Даже если мы с тобой поругались или заняты своими делами, или ещё что.

- Тогда и ты послушай. Я с тобой согласен. Я очень люблю тебя. Я тебя даже первым полюбил. Я тебя выбрал. Я тебя хочу, но я не знаю, как тебе доказать, что только ты меня юным считаешь. Больше никто. Меня не считали юным, когда целой кодлой рвали мне зад, когда я работал, нося ящики со всякой дрянью целыми днями, когда я ел только то, что заработал или выпросил. Когда меня били за булочку, что я стянул с прилавка. Я уже вырос, Борь. У меня стоит, потому что я хочу тебя. И тебе тоже надо моё право уважать. Ты что, мне чужой? Или у тебя есть кто, а ты мне не говоришь? Да? Есть?

- Нет, Серый, никого у меня нет. Только не гони волну раньше времени. У меня на тебя и не встанет.

- А вот это мы посмотрим. Сейчас я тебе покажу "не встанет"! Он у меня и мёртвый встанет. Я же взрослый, и ты это сейчас узнаешь.

Он был настроен весьма решительно. И у него всё получилось, всё, чему я так сопротивлялся и чего так не хотел все эти дни. Он был страстным, нежным. Я видел, как покрывалась цыпками его кожа, когда я прикасался к нему. Он и вправду хотел меня по-настоящему, страстно и сексуально.

Когда дело дошло до серьёзной, критической отметки наших ощущений, он вдруг быстро-быстро зашептал:

- Нет, ты в меня, ты первый в меня. А потом я. Я вот так хочу.

Он лёг на спину и подтянул колени к подбородку.

- Тебе так не будет больно? - спросил я.

- Нет. Я так сильно тебя хочу, что мне больно вот тут, - и он показал на свои скулы. - Больно так, что аж щиплет. У меня никогда так не было. Я хочу смотреть тебе в лицо. Я хочу тебя видеть. Что это именно ты - во мне.

И мы вместе провалились... нет, не провалились, а воспарили. В рай. В небесное блаженство. Не замечая ни времени, ни пространства. Не было стен, потолков, окон - ничего не было. Были только мы. Он и Я. Мы вместе стонали и задыхались от счастья, любви. Было много ласки, трогательной нежности. И мы целовались, крепко обнимая руками друг друга и прижимаясь всем телом.

Когда я блаженно прикрывал глаза, он тут же шептал:

- Открой глаза. Открой. Я хочу в них смотреть.

Я знал, что он видит в моих глазах. Это было в каждой клеточке меня. И оно рвалось наружу снопами невидимого света и не кончалось. То же и я видел в его бездонной чистой синеве. И я, мужик, разменявший далеко не первый десяток лет своей жизни, впервые понял, что, оказывается, бывают в ней, в этой жизни, такие вещи, которые правильнее и главнее всего на свете. Такие вещи, без которых и самой жизни-то нет!

Потом мы ехали по вечерней Москве. Просто катались по городу - без цели, без направления, без тяжести в сердце. Серёжка сел вполоборота ко мне, положил обе свои лапищи на моё плечо, и так мы и мчались с ним по этим, ставшим мне родными московским улицам в наше будущее.

- Знаешь, почему и я влюбился в тебя? Ты боролся. За себя, за свою любовь, за меня. Ты боролся и победил. Ты доказал, что ты понимаешь, что нашёл то, что в этой жизни стоит дороже всего, и оно стоит того, чтобы так за это бороться. Поэтому ты и победил. Ты вполне взрослый человек. Ты стал нужен мне. Ты сам сделал это. Добился своего, несмотря на моё жёсткое сопротивление. И я любому глотку порву за тебя, если нужно будет. Никогда не предам и не дам тебя в обиду. Оставайся со мной. Будем жить вместе, супругами. Будь что будет. Теперь я, кажется, готов к этому...

Отъезд наметили на ближайшую субботу. В пути мы должны были находиться около двадцати часов. Выбор субботы я обосновал тем, что, хотя это и выходной день, и дачники на своих драндулетах будут стаями носиться по дороге, по крайней мере, будет меньше тяжёлых медлительных грузовиков и наглых дальнобойщиков, а значит скорость на трассе будет больше, и мы быстрее приедем к морю. Сразу домой я не собирался. Мне хотелось заехать на какую-нибудь турбазку, поплескаться в море пару дней, а потом и домой двигать. К тому же от моего дома до ближайшего морского пляжа всего два часа езды.

Серёжка и я, посовещавшись, предложили Юрику и Лёше поехать с нами - хотя бы на несколько дней, покупаться в море, а потом я пообещал отправить их на поезде домой, в Москву, пусть даже за свой счёт. Парни согласились, уладили свои дела на работе, получили отпускные, и ранним солнечным субботним утром мы все двинулись в путь.

- Вот тебе и наше с тобой свадебное путешествие, - сказал я Серёжке.

Он только счастливо улыбнулся мне в ответ.

Парень гордо восседал на переднем пассажирском сиденье на правах моего законного супруга, на законном супружеском месте, коим по неписанному водительскому правилу считается это место в машине, и внимательно следил за тем, чтобы я не отвлекался от дороги. Когда я хотел курить, он прикуривал сигарету и осторожно прикладывал её к моим губам. Я брал сигарету из его рук губами, прикасаясь к его ладошке, и чувствовал себя на вершине блаженства. Когда я хотел пить, Серёжа наливал мне полстаканчика воды, и осторожно, чтобы он не расплескался, подавал мне его, протягивая руку снизу вверх, перед моим лицом, так, чтобы мне удобно было его взять, не отрываясь глазами от дороги. И он наливал воду столько раз, сколько мне надо было, чтобы утолить жажду.

Под Воронежем стуканул двигатель. Пробило прокладку головки блока, вода и масло, как две неразлучные, закадычные подруги, воссоединились сквозь проеденные одной из них дыры и перекочевали в блок двигателя, после чего последний за несколько секунд превратился в труп, а сам "Форд" - в большой труп с выпученными в агонии фарами. Масло-то наше, совковское, с присадками. Эти-то присадки и разъели материал прокладки. Да и бензин не тот, что я в Германии и во Франции в бак заливал. Вот они сообща и сделали своё чёрное дело.

Это приключение, однако, никого не расстроило, а даже наоборот, придало нашему путешествию остроту и некоторое разнообразие. Попутная "Нива" дотянула нас до ближайшего посёлка, где мы и приостановились на станции для междугородных автобусов.

Мы прошлись по маленькому импровизированному рыночку в поисках помидоров, огурцов, зелени и всякой другой съестной мелочи. Когда мы закончили ревизию этого рынка, Серёжка подошел ко мне и гордо показал какую-то цепочку из нержавейки неизвестного предназначения, брелок и ещё какую-то мелочь. На мой вопрос:

- Где спёр? - он молча указал на лоточек с разнобойным товаром.

- А теперь вернись обратно и отдай всё это продавцу! Именно отдай в руки, а не подложи снова на прилавок. И извинись. Так, чтобы я слышал.

Серёжка понуро повернулся и побрёл обратно. Он сделал всё так, как я требовал. Я стоял за его спиной, положив свои руки ему на плечи. Когда он закончил свои извинения, я сказал продавцу:

- Извини, брат, что так получилось. Мой пацан больше этого никогда не сделает. Извини, брат.

Продавец, мужик лет сорока-сорока пяти, протянул Серёжке похищенные им вещи.

- На, возьми, пацан, это подарок от меня. Бери. И слушай отца. Он плохого не скажет.

- Спасибо. Я знаю. Он у меня самый лучший на свете. Простите меня!

Это последнее "простите меня" было сказано совсем не так, как звучали его первые извинения, в них было вложено и раскаяние, и искреннее сожаление, и смущение за свой поступок. Я понял, он просит такое искреннее прощение первый раз в жизни. Сама ситуация и то, как всё обернулось для него самого, Сергея вышибло из равновесия как минимум на полчаса. Он был потрясён.

страницы [1] . . . [4] [5] [6] [7] [8] . . . [12]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, Мужики и молодые

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>