Горячая гей библиотека

1984

Часть 1

Это случилось этим февралем. Я сидел перед телевизором и смотрел передачу, в которой вспоминали Андропова - как-никак тридцать лет с момента его кончины. Жена возилась на кухне, так что я спокойно вспомнил то время и, пожалуй, самую поразительную историю в своей жизни.

Я всегда себя считал геем, как теперь принято говорить. Тогда, в конце семидесятых такого слова-то не слышали. О том, что мне нравятся парни, я знал давно, но меня это почему-то не пугало. От кого-то я услышал слово "гомосексуалист". Я был смышлёный парень, залез в БСЭ и прочитал про данное извращение. Правда, нечего извращённого в себе я не замечал, да и внешность у меня была самая что ни на есть натуральная. Одним словом, мне и не хотелось страдать по этому поводу, и времени на рефлексирование просто не было - я ходил в бассейн, много читал, а ещё всякие пионерско-комсомольские дела. И потом, у меня была знакомая девушка (чтобы как у всех), с которой я дружил, но в те времена целомудрие было в чести, так что я разве что нежно целовал её в щечку. А потом я поступил в институт...

Именно там я и познал плотскую любовь. Анатолий, или просто Толик, был студент, старше меня, жил в общаге. Чумовой, всегда взъерошенный и вечно хотящий. Трахались мы по-быстрому, но бурно. Потом у нас что-то разладилось, но я повстречал Иннокентия Львовича. Ему тогда уже было под пятьдесят, и если с Толиком у нас был тупой перипихон, но с Кешей, как я его звал - любовь. Он научил меня всему, с ним я познал радость орального и анального секса, то, как красиво и страстно, не спеша заниматься любовью. На последнем курсе мои отношения и с ним сошли на нет: у меня вовсю шла подготовка к диплому, кроме того, меня обещали оставить в аспирантуре, да и Кеша любил разнообразие, скучно ему со мной стало.

За несколько последующих лет у меня был всего-то раз секс с мужиком. И не то чтобы я не хотел, просто... Тогда с этим делом было сложнее. Но я не огорчался, в конце концов, мне всего-то было двадцать четыре. К тому же я работал и писал диссертацию. Опять времени было в обрез. Тогда я дал себе слово: вот, мол, "защитюсь" и пойду вразнос... Но судьба со мной решила поиграться.

Тот февральский день для меня начался самым обычным образом. Я встал, приготовил себе холостяцкий завтрак и помчался к троллейбусу, чтобы отправиться на работу. Жил я один - после смерти деда бабушка стала часто болеть, вот предки и забрали её к себе в двухкомнатную, а меня поселили отдельно: во-первых, у родителей мне просто физически жить стало негде, во-вторых, нужно было привыкать к самостоятельности. Вот я и привыкал.

На календаре было 10 февраля, пятница, конец рабочей недели. Думаю, не только я пытался составить план на грядущие выходные. В перебежках к остановке, а было морозисто, я быстро купил "Правду" и "Известия". Меня ещё немного смутило то, что у ларька "Союзпечати" толпилось слишком много народа. Уже в транспорте, развернув газету, я узнал, что не стало очередного генерального секретаря. Эта новость не стала для меня громом среди ясного неба, о неминуемом судачили давно, вот оно и случилось.

К месту своей работы, академическому институту социально- экономического направления, я подъехал быстро - в Москве тогда пробок не было. В нашем отделе атмосфера царила гробовая, практически все сидели понурые, и только Шурик, аспирант, как и я, весело трепался с лаборанткой Милой.

- Женя, - подозвал меня Сан Саныч, мой научный руководитель и просто хороший дядька; ему было пятьдесят шесть, он был ведущим научным сотрудником. - Уже в курсе? - спросил он.

Мы сели за стол и вполголоса стали обмениваться мнениями. Сан Саныч не был диссидентом, но ко всей советской действительности относился с юмором и немного безразлично. Тут в отдел влетела Нинок, Нина Ивановна, старший научный сотрудник, не меру активная и идеологизированная особа. Ее глаза были красные от слёз, ибо уход каждого члена Политбюро она воспринимала как смерть близкого родственника, а уж генсека и подавно... Метнув молнии в Шурика, которому это было безразлично ("а ещё комсомолец!"), она села за свой стол.

Настроения работать ни у кого не было, все наслаждались ощущением исторического момента, как-никак, второй генсек за два года ушёл, и не он один. И тут в отдел зашёл Михаил Израилевич, наш начальник, добрейшей души человек. По своему потенциалу он должен был быть избран в академию - как минимум членкором, но в нашем институте уже был один академик и два членкора, что считалось достаточным, вот он и оставался доктором наук, хотя и лауреатом Госпремии.

- Товарищи! - начал Михаил Израилевич. - Все вы знаете, какое горе постигло всю страну, весь наш народ. Руководство нашего института приняло решение почтить память Юрия Владимировича и проститься с ним. От нашего отдела должны пойти трое.

- И когда прощание? - спросил Шурик слегка недовольным тоном.

- Наш институт записан на двенадцатое число, около четырёх дня.

- Но это же воскресенье!? - неожиданно, тоненьким голоском отозвалась Вера Васильевна, умильная старушка шестидесяти лет, которой разрешили остаться в штате института, несмотря на возраст.

- И что с того?! - с вызовом спросила Нинок, услышав в словах Верочки, как мы её называли, крамолу.

- Ничего, кроме того, что я по выходным сижу с внуками, - с достоинством парировала Вера Васильевна, поджав губки.

Дамы друг друга недолюбливали.

- Я пойду! - выпалила Нинок, что не стало неожиданностью.

И тут Сан Саныч легонько пнул меня ногой под столом.

- Запишите и меня, - вырвалось у меня, хотя этого я не желал.

- Что ж, - в гробовой тишине произнёс Михаил Израилевич. - Ну, и я...

- Стоит ли? - спросил Сан Саныч.

Все в институте знали, что Михаил Израилевич мучается от почек и морозная погода для него пытка.

- Варфоломеев считает, что пойти должен я, - грустно произнёс начальник.

Варфоломеев был бывшим цэковским, каким-то начальником отдела, а когда его решили "попросить", то в утешение сделали членкором и замдиректора нашего института. Михаил Израилевича он ненавидел по двум причинам: во-первых, он был тупой, во-вторых, именно его место Варфоломеев и занял, об этом знали все и делали выводы.

- Ничего, думаю, большого греха не будет, если пойду я, - и Сан Саныч кивнул, словно говоря, что это не обсуждается.

В конце концов, они были друзьями, обращались друг к другу на "ты" и по имени - в неформальной обстановке, разумеется...

***

Не скажу, что на воскресенье у меня были планы, но и мёрзнуть на улице не хотелось, а пришлось.

Одевшись потеплее (поддев под брюки тренировочные штаны), я отправился в центр. Мы договорились встретиться у метро "Площадь Свердлова" в 15:45, а оттуда пройтись к Дмитровскому переулку, где и начинался "наш" хвост. Сан Саныч нёс "мандат", где были указаны наши имена. Крепкие товарищи в штатском бдительно вчитывались, чтобы не пропустить вредный элемент. У самого начала очереди стоял мужик в дублёнке и валенках, дирижируя "скорбящими". Мы встали в "хвост" и тут же начали медленно продвигаться к цели.

И тут к нам подвели человек двадцать пять молодых военных. Их быстренько распределили так, чтобы они казались случайными людьми, а не пришедшими стройными колоннами. Четверо из них оказались возле нас. Стоило им оказаться возле нашей активистки, как она тут же вцепилась в них с расспросами, и всё с идейным уклоном.

Но один из них оказался рядом со мной. Высокий, стройный, как все курсанты, с очень приятным лицом, он мило улыбнулся мне и еле слышно произнёс:

- Не повезло парням, - я лишь улыбнулся в ответ.

Хотя Сан Саныч и пытался слегка смягчить ситуацию, но Нинок вошла во вкус.

- Роман, - коротко представился мой случайный знакомый.

Его голос был тихим, но в нём чувствовалась мягкость. У меня затрепетало всё: сердце, пах...

- Женя, то есть Евгений, - немного смутившись, тоже представился я. - Вы служите в Москве?

- Давай на "ты". Я учусь в академии.

Я недоверчиво скосился на его погоны. Я, может, в армии и не служил и абсолютно гражданский человек, но я точно знал, что он старлей, то есть старший лейтенант. И, похоже, он поймал мой вопросительный взгляд.

- Я учусь во Фрунзе, - пояснил он, от чего я, как говорят теперь, завис ещё сильнее.

- Далековато ж вам пришлось лететь, - сочувственно произнёс я, а он мило рассмеялся, и улыбка просто-таки озарила его светлое лицо.

- Нет, я из Москвы, академия имени Фрунзе, - пояснил Рома, и я тоже улыбнулся.

И было от чего. Ведь в те времена не только военная академия, но и столица Советской Киргизии носила имя среднего по талантам наркома по военным делам времен Гражданской войны.

Бдительные товарищи в штатском смерили нас тяжёлым взглядом, и улыбки вмиг исчезли с наших лиц. Рома решил поправить кашне и снял перчатку. На февральском холодном солнце блеснул золотой ободок - обручальное кольцо. Не то чтобы я стоил по поводу парня какие-то планы - времена тогда были другие, но мне хотелось о нём помечтать, что, может, и он... Рома заметил мой пристальный взгляд на кольцо и пояснил ситуацию, хоть это и не требовалось. Оказалось, он родом из Ташкента, из русской семьи, закончил там училище и отправился в Забайкальский ВО. Там он и встретил её, свою любовь, в лице дочери зам.командира части. Девушка ожидала первенца, и её любящая мама, врач по профессии, не пустила дочь в столицу в офицерскую общагу. Но они переписываются, иногда перезваниваются, и вообще - он по ней скучает.

Всё это я слушал, медленно перебирая ногами. Так мы вошли в дом Союзов, поднялись по широкой лестнице на второй этаж, и я впервые вошёл в такой знакомый по трансляциям колонный зал, утопавший в полумраке, кумаче и цветах. Не буду подробно об этом писать. Мы довольно быстро прошли мимо гроба и стали спускаться, чтобы выйти на улицу.

- У тебя какие планы? - неожиданно спросил Рома.

Я слегка "завис". Он добавил:

- Нет-нет, сегодня у нас ещё дела, а вот во вторник, после трёх, если не против? Ты классный парень, показал был мне город, а то за эти полгода я так ничего и не видел...

- Хорошо, - немного опешив, произнёс я, а у самого всё так и затрепетало в душе.

Пусть он женат, пусть у него скоро родится первенец. Просто общаться с ним, смотреть на него... Не знаю, наверное, это была любовь с первого взгляда.

Мы втроём (я, Сан Саныч и Нинок) перешли проспект Маркса, чтобы попасть в метро. Сан Саныч разговаривал с Нинок, что-то ей объясняя, меня же мучила мысль - как во вторник улизнуть с работы пораньше...

страницы [1] [2]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, Молодые парни

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>