Горячая гей библиотека

Лёшкины университеты (глава 12)

Часть 1

"Что нас не убивает, то делает инвалидами!", - думал "Татарин", когда воспеты втолкнули его в мрачное помещение подвальной камеры. После того как металлическая дверь, скрипя и ухая, закрылась за его спиной, он на секунду замер и осмотрелся. Это была другая камера, а не та, в которой ему пришлось сидеть в последний раз. Здесь, в противоположной от входа стене, было полноценное зарешеченное окно, сквозь мутное, грязное стекло которого виднелись расплывающиеся силуэты царящей на улице ночи. Была ещё одна приятная новинка. Прямо над "тормозами" проливала свой жидковатый свет одинокая жёлтая лампочка. Правда он был настолько скудным и тусклым, что его едва хватало, чтобы разглядеть находящиеся в камере предметы: табуретки, кровати, стол. "Дежурное освещение", включённое ночью, было совсем недавним нововведением администрации, сделанным по просьбе воспетов, которые в кромешной тьме не могли наблюдать через дверной глазок, что происходило в камерах в тёмное время суток. "Татаринская" кровать со свёрнутым матрасом и брошенным на её угол старым, застиранным постельным бельём стояла в глубине камеры у серой шершавой стены. На другой же кровати, той, что находилась ближе к дверям, сидел разбуженный появлением "Татарина" пацан и тёр кулаком сонные глаза.

Осмотревшись, "Татарин" вразвалочку прошёл к своей кровати. Проходя мимо пацана, он бросил на того демонстративно-оценивающий взгляд и, не сказав ни слова, подойдя к своей койке, раскатал рукой матрас. Затем, забравшись на него с ногами и прижавшись спиной к стене, он снова посмотрел в сторону своего соседа.

"Татарину" достаточно было всего лишь одного взгляда, чтобы определить лоховатость своего сокамерника. "Пряник", - решил он, глядя на усыпанное веснушками лицо с слегка косящим левым глазом и немного оттопыренными ушами. С несколько вальяжно-пренебрежительным тоном в голосе "Татарин" представился:

- Я "Татарин"! Ты кто такой?

- Я "Вася", - сказал пацан и умолк.

- Погоняло есть?

- Так это и есть погоняло, - ответил пацан, опуская глаза, - зовут меня Вова.

- Ггг, - усмехнулся "Татарин", - "здравствуй, Вася, я снялася". Это кто ж тебе такое погоняло дал?

Хотя точнее прозвища в данном случае придумать было сложно. Вова имел настолько простой и нелепый вид, что "Вася" было, наверное, единственно верным его определением.

- На тюрьме дали.

- На тюрьме? Хм... Ты что, недавно здесь?

- Ага. На той неделе заехал.

- Кто по жизни? Не мастевой?

- Нет, ты что?! - вспыхнул тот. - У меня всё ровно. Я пацан.

- Обоснуешь себя за пацана? - усмехнулся "Татарин" уголком рта.

"Вася" промолчал. Появление в камере "Татарина" и разговор, который тот начал, его явно тревожили.

- Чё стух? - переспросил "Татарин". - Так обоснуешь или нет? А чего тебя сразу на подвал закинули, пацан, а не на карантин? Дерзкий, что ли?

"Вася" помялся и вздохнул.

- Да нет. Воспеты маляву нашли. Мне пацаны маляву дали передать тут одному бугру, а воспеты нашли. Перетрясли всего, когда приехал. Сдал меня, наверное, кто-то. Ждали меня уже тут, походу. Теперь из-за этого сюда вон и залетел.

По "Васе" было видно, что он полностью осознавал, какой косяк допустил, и теперь смертельно боялся неминуемых последствий.

"Ага, так это ты и есть - тот пряник, про которого "Мюллер" рассказывал, - вспомнил "Татарин" свой недавний разговор с заместителем директора по воспитательной части и, рассматривая "Васю" всё пристальнее, вполне соглашался с определением последнего. - Действительно лох. Ну, тогда пришёл тебе пиздец, чувачок".

Он поднялся, сунул ноги в ботинки и, шаркая ногами по полу, спокойно подошёл к "Васиной" кровати, после чего внезапно со всего размаху врезал тому оглушительную пощёчину.

- Так вот, сука, из-за кого я здесь с пацанами чалюсь! Вот кто нас мусорам слил!

"Вася", прикрываясь руками, хотел было ещё что-то сказать в своё оправдание, но "Татарин" силой стянул его с кровати и прямо в трусах и майке кинул на холодный бетонный пол, после чего начал, матерясь, избивать ногами.

- Сука... Пидор ёбаный... Чухан вонючий, - матерился "Татарин", нанося удары один за другим по извивающемуся "Васиному" телу. - Сдал, сука, всех правильных пацанов. Да тебя, блять, в параше утопить за эту хуйню надо. Тебя, блять, пацаны в тюрьме что просили сделать? Ты, сука, лох, был единственной для них возможностью передать важную информацию, а теперь из-за тебя всех на кичу покидали.

Какое-то время "Вася" пытался прикрываться от обрушившихся на него ударов, однако видя, что удары не прекращаются, он выбрал момент и укатился под свою кровать. Это стало для "Васи" приговором. Забившись под "шконарь", он сам определил свою дальнейшую судьбу.

- Вылезешь теперь оттуда, когда я тебе скажу, - сказал "Татарин", возвращаясь на свою койку.

Нащупав припрятанные в брюках несколько сигарет и пару спичек, он долго пытался найти огрызок тёрки от спичечного коробка, после чего подкурил сигарету и с нескрываемым удовольствием выпустил дым в потолок.

"Татарин" был доволен. Сходняк прошёл, как ему казалось, на отлично. Немного жалко было бухло и хавчик, к которому пацаны практически не успели притронуться, но, с другой стороны, разрешилась тема с "Туристом", который сам влез в качели с губительными для своего авторитета последствиями. "Татарин" понимал, что основная работа была сделана - общак найден, сходняк организован, "Турист" устранён с пути и что теперь с помощью "Мюллера" он заслуженно получит столь желанную корону. То, что ещё недавно казалось невозможным, теперь обретало вполне реальную законченную осмысленность. Оставалось сделать совсем немногое, и это уже не казалось "Татарину" трудным.

Докурив, "Татарин" поднялся с кровати и, подойдя к стоявшей в углу, рядом с "тормозами", отделённой от остальной камеры небольшой кирпичной перегородкой параше, кинул окурок в очко, после чего помочился и слил воду. Проходя мимо койки, под которой лежал не подававший признаков своего существования "Вася", он ударил по ней ногой и приказал:

- Вылазь, чухан. Или ты собираешься там до конца жизни валяться?

"Вася", стараясь не смотреть в сторону "Татарина", выполз из-под койки и медленно, превозмогая боль в правом боку, стал подниматься. От страха и холодного пола его била мелкая, до постукивания зубов, дрожь. Некогда новая и чистая "Васина" майка стала грязной от пыли и с тёмными следами, оставшимися после "Татаринских" ботинок. Он стоял, сжавшись, ожидая дальнейшего избиения от превосходящего его по возрасту, силе и авторитету "Татарина", а тот, развернувшись, подошёл к нему и, резко замахнувшись, рукой почесал себе затылок. "Вася" интуитивно закрыл голову руками.

- Не ссы, чушок, - успокоил его "Татарин", - будешь вести себя правильно, всё будет ровно. Место своё, надеюсь, ты уже понял?

"Вася" молчал.

- Иди застели мне постель, - кивнул "Татарин" в сторону своей койки.

"Вася", как был босиком, аккуратно, стараясь ступать только пальцами ног, подошёл к кровати "Татарина" и, достав простыню, тряхнул ею и стал заправлять матрас. Когда он нагнулся, чтобы заправить дальний угол кровати, серые короткие трусы обтянули его ягодицы. Это не ускользнуло от взгляда сидевшего на "Васиной" кровати "Татарина". В ту же секунду он почувствовал прокатившуюся внизу живота тёплую волну и через брюки сжал начавший вставать член. В одно мгновение у "Татарина" пересохли губы, и ему мучительно захотелось пить. Он подошёл к умывальнику, открыл кран, набрал в ладонь воды, втянул её в рот, однако пить не стал, а только сполоснув рот, выплюнул её обратно в раковину.

"Вася" же в это самое время почти заканчивал заправку и, натянув наволочку на комковатую, ватную подушку, безуспешно пытался её взбить, после чего опустил на кровать обратно и посмотрел в сторону "Татарина". "Татарин" всё так же вразвалочку подошёл к своей кровати, рукой слегка отодвинув "Васю" в сторону, и начал расстёгивать курточку. Видя, что тот раздевается, "Вася" хотел было уже вернуться обратно на своё место, но "Татарин", заметив это, спросил:

- Ты куда, блять, собрался? Я тебя что, отпускал?

"Вася" обернулся в сторону "Татарина" и снова в страхе вжал голову в плечи. А "Татарин" между тем снял брюки и, завалившись поверх одеяла на живот, приказал:

- Давай массажик мне запиздячь. А то я чё-т в напряге из-за тебя и всех этих мусорских движений.

"Вася" стоял и не двигался. Он чувствовал, что катится в тёмную, бездонную пропасть, возврата из которой уже не будет никогда. Ещё тогда, когда воспеты нашли у него ту злополучную "маляву", переданную "Цваном", Вова отчётливо понял, что его хорошей жизни за забором пришёл конец и что ему навряд ли дадут спокойно провести остаток срока, так как объясниться с блатными будет практически невозможно. Но, находясь в подвале в одиночестве, он старался гнать от себя эти невесёлые мысли и даже в какой-то момент сумел убедить себя в том, что ничего страшного не произошло, а неприятности последнего времени, свалившиеся на его голову, есть не что иное, как просто небольшое недоразумение, до которого, по сути, никому уже нет дела. И вот теперь реальность снова наваливалась на него всей своей угрожающей безысходностью.

- Я не понял, сука! - "Татарин" приподнялся и развернул в сторону "Васи" голову. - Ты чего, чухан, ахуел? Ты, блять, хочешь, чтобы я встал? Так если я встану, ты до утра у меня тут хуй доживёшь.

Понимая, что он бессилен перед сложившимися обстоятельствами, "Вася" подошёл к койке "Татарина" и, присев на краешек, тихо проговорил:

- Я не умею массажи делать.

- Хули их там делать? Давай, блять, задери мне майку и мни спину. Только, сука, нежно, чтобы больно не было. Постукивай там, легко пощипывай. "Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы" делали в лагере летом? Давай приступай, а то выбешивать меня уже начинаешь.

страницы [1] [2] [3] . . . [7]

Этот гей рассказ находится в категориях:
18-19-летние, Тюрьма, Изнасилование

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>