Горячая гей библиотека

Лёшкины университеты (глава 16)

Часть 1

Чем ближе Лёшка приближался к административному корпусу, тем сильнее у него начинало биться сердце. Идя по аллейке между ровно остриженных кустов самшита, он перебирал в голове все свои возможные проступки, за которые стукачи могли "вломить" его администрации. Однако, как он ни старался вспомнить хоть что-нибудь существенное, что произошло с ним в последнее время, и способное привлечь к нему внимание "воспетов", на ум ничего не приходило.

Драка с "Егорёшей" была не в счёт. Это было уже давно и навряд ли только сейчас всплыло. Захоти "дубачка" поднять кипеш по этому поводу, она наверняка раздула бы скандал ещё тогда, когда столкнулась с "Егорёшей" в коридоре, а не сейчас, по истечении такого количества времени. В остальном же Лёшка терялся в догадках. Дело в том, что в последнее время, учитывая то, что на его руках находились общаковая касса, он вёл уединённую, ни для кого незаметную, тихую, размеренную жизнь, опасаясь светиться перед остальными. Так-то он, конечно, общался с пацанами, ходил на занятия, играл в футбол, вёл нормальный образ жизни, но какие-либо конфликтные или бурные движения всячески старался обходить стороной.

Да и справедливости ради следует сказать, что пацаны отвечали ему взаимностью, сторонясь его и не особо набиваясь в друзья, потому что не до конца понимали, кто он такой и почему вот уже второй смотрящий так усиленно его крышует. И если ещё при "Цване" ходили слухи о том, что Лёшка приходился тому каким-то дальним родственником, то при "Татарине" все недоумевали, как, при общем царящем в отрядах беспределе, постоянных разборках за положение, драках, бесконечных спаррингах, которые устраивали блатные между пацанами, Лёшку всё это обходило стороной. Притом что койка, на которой он спал, находилась в самом дальнем привилегированном углу спального помещения, рядом с кроватью самого "Татарина". Со стороны всё это выглядело довольно мутно и непонятно. А что было непонятным - настораживало. Поэтому Лёшку и сторонились, что его, конечно, особо не расстраивало.

Для себя он давно уже понял всю справедливость слов "Цвана" насчёт того, что друзей в этих стенах нет и каждый, желая выжить в этой нескончаемой грызне, "топит" только сам за себя. Да и последний случай с "Егорёшей" наглядно продемонстрировал ему всю правоту слов последнего. Проведя уже больше года за забором, Лёшка видел разные ситуативные группы, компании пацанов по интересам, по влиянию, какие-то "семейки", в которых кучковались совершенно непохожие друг на друга люди, но дружбы как таковой тут не было. Верить или доверять кому-то здесь реально было нельзя, даже тому, кто, казалось бы, был готов в любую секунду броситься за тобой в "огонь и воду".

До Лёшки уже не раз доходили рассказы, как пацаны, которые считались лучшими друзьями, кидали друг друга на деньги и даже не подозревали об этом. Правдами и неправдами они выманивали у своих приятелей какие-либо личные семейные секреты, адреса родителей, бабушек, после чего отправляли по ним своих корешей, и те перепуганным до смерти родственникам "втирали" про ужасные условия, в которых пребывает их сын, а вместе с этим и про необходимость передать сыну разные вещи, деньги, которые они обещали доставить по одним им известным каналам. Или могли рассказать полную драматических подробностей историю о том, как администрация учреждения держит их сына в постоянном прессинге в подвале, не давая тому возможности даже написать родителям письмо, требуя при этом от него денег. И единственный шанс, который у их сына остался, это передать через них необходимую сумму для того, чтобы мусора оставили, наконец, его в покое.

Одним словом, эти и похожие на них истории никак не располагали к тому, чтобы заводить тут крепкие знакомства или дружбу. Настоящие, искренние отношения среди пацанов были скорее исключением, нежели правилом, встречались они здесь крайне редко. Остальное было пустота.

Размышляя обо всём этом, Лёшка не заметил, как подошёл к крыльцу "админкорпуса". Сердце его заколотилось ещё сильнее. В какой-то момент он даже замер в нерешительности перед дверями, однако его легонько подтолкнул в спину воспет.

- Чего застыл, как истукан? Давай двигай батонами, - пробурчал он, и Лёшка вошёл внутрь.

Идя по коридору, он, скользя взглядом по стенам, осматривался по сторонам, в том числе и по развешанным вокруг фотографиям из жизни их учреждения. На одной из них он узнал себя, стоящего с лопатой возле саженца дерева, который вот-вот собирались опустить в заранее выкопанную ямку. Лёшке даже стало не по себе от осознания того, как давно это всё происходило. В какой-то момент его накрыла волна тоски по дому и понимания того, что сидеть ему ещё здесь не один месяц. Больше всего в этот самый момент ему захотелось оказаться дома и, просто развалившись в мягком, удобном кресле у телевизора, держа в руке стакан вкусного холодного ягодного компота, смотреть какой-нибудь фильм. Или же, путаясь в предрассветном тумане в мокрых от обильной росы джинсах, распутывать на берегу дышащей летним теплом речки удочки и спиннинги, с лёгким трепетом в душе предвкушая захватывающую рыбалку.

- Сворачивай давай, - вырвал Лёшку из охвативших его мечтаний голос воспета за спиной.

Лёшка повернул вправо и вошёл в предбанник, где находились двери двух кабинетов. Воспет подвёл его к кабинету "Мюллера" и постучал. Лёшка замер. Услышав за дверью предложение входить, воспет открыл двери, просунул голову и сказал:

- Доставил.

После чего втолкнул Лёшку в кабинет "Мюллера" и закрыл дверь за его спиной. Лёшка так и остался стоять у двери, боясь пошелохнуться. "Мюллер" сидел за столом, что-то листал, курил и время от времени отпивал чай из стакана.

- Проходи, Коротков. Присаживайся! - пригласил он.

Лёшка робко, неуверенно подошёл к столу и, отодвинув стул, присел на его краешек.

- Угощайся, - "Мюллер" пододвинул к нему тарелку с печеньем и конфетами, но Лёшка сидел не двигаясь.

Все эти подлянки воспетов ему были хорошо известны ещё с следственного изолятора. Да и среди пацанов считалось западлом брать что-то из рук "мусоров", как они их называли. Пока "Мюллер" листал последнюю страницу какого-то исписанного вручную внутреннего журнала, Лёшка осматривался по сторонам и откровенно нервничал. Он уже давно отметил про себя одну неприятную особенность, которая с ним постоянно происходила в последнее время. Как только ему начинало казаться, что его жизнь потихоньку начинает налаживаться и приобретать свой тихий, размеренный ход, так тут же на его голову сваливалась очередная порция неприятностей. Вот и в этот раз ему меньше всего хотелось оказаться "в гостях" у "Мюллера". Воспоминания о том, что он некогда случайно заметил тут сидевшего и подписывающего бумагу о сотрудничестве с администрацией "Татарина", тоже не доставляли Лёшке оптимизма. Погрузившись в свои мысли, он усиленно напрягал мозг, пытаясь понять, о чём именно сейчас начнёт спрашивать его "Мюллер", чтобы хоть как-то подготовиться к допросу и не оказаться застигнутым врасплох. Но, кроме "Егорёши" и "общака", Лёшке на ум по-прежнему ничего не приходило. Мысль про "общак" пришла ему в последний момент, когда он переступал порог кабинета "Мюллера". Именно в этот момент он вспомнил о "Татарине" и связал их деловые отношения с "Мюллером". Однако зачем именно мог понадобиться "общак" "Мюллеру", Лёшка так и не мог для себя понять.

Пока он ломал голову над тем, что именно могло заинтересовать в нём "Мюллера", тот, закончив своё занятие, что-то чиркнул в журнале, расписался и, закрыв его, отложил в сторону. После этого он несколькими глотками допил свой остывший чай и, отставив стакан в серебряном подстаканнике в сторону, посмотрел на стоявшую возле Лёшки тарелку со сладостями. Отметив для себя, что тот к ней так и не притронулся, "Мюллер" усмехнулся и, забирая тарелку обратно, заметил:

- Западло? Тоже в эти игрушки играешь? Ты же вроде не блатной и не гопник. Тебе как-то до лампочки должны быть все эти движения и понятия.

Не зная, что ответить, Лёшка просто пожал плечами. Однако, боясь разозлить "Мюллера" своим отказом, он тихо сказал:

- Спасибо. Я сыт.

- Ну, сыт, и бог с ним, - ответил тот, ставя на место тарелки пепельницу и кладя рядом с ней пачку сигарет. - Я изучил твоё дело, Коротков, у тебя есть все шансы выйти отсюда по УДО. Ты отлично учишься, и с дисциплиной у тебя всё нормально - за редкими, конечно, исключением. Опять же, твои поделки на выставках были. Одним словом, есть все для этого предпосылки.

"Мюллер" на секунду умолк, а Лёшка, услышав "про редкие исключения в дисциплине", сразу стал лихорадочно соображать, что именно тот имел в виду. "Неужели всё-таки из-за драки с "Егорёшей"?!" - крутилось у него в голове. Он попытался поднять на "Мюллера" глаза, надеясь рассмотреть во взгляде того хоть какой-нибудь намёк на мучившие его догадки, однако долго удержать взгляд не сумел и отвёл глаза в сторону.

- Так вот, - продолжил "Мюллер", - УДО - это дело, конечно же хорошее, но его ещё надо заработать.

"Лёшка" насторожился.

страницы [1] [2] [3] . . . [7]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Тюрьма, 18-19-летние, Совращение натурала

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>