BlueSystem >
Горячая гей библиотека
Сильные попперсы с доставкой в день заказа.
Горбатая ГораЧасть 7 – Знаешь, друг, меня не устраивает такая ситуация, чертова она сука. Раньше ты
запросто уезжал. А сейчас до тебя достучаться – как до папы римского.
– Джек, у меня работа. Тогда я, бывало, бросал одно дело, находил другое. У тебя
жена с деньгами, хорошая работа. Ты уже забыл, каково это – сидеть без гроша.
Слышал когда-нибудь об алиментах? Я плачу их годами и еще много осталось
заплатить. Скажу тебе, я не могу уйти с этой работы. И не могу взять отпуск.
Трудно было выкроить время сейчас – эти поздние телки все еще телятся. Нельзя
так бросить. Нельзя. Стаутэмайр – страшный скандалист, и он поднял такой шум
из-за того, что я взял эту неделю. И я не виню его. Он там, наверное, не спит по
ночам, потому что я уехал. Остается только август. Есть у тебя идеи получше?
– Есть одна. – Интонация был горькой и обличающей.
Эннис ничего не сказал, медленно выпрямился, потёр лоб; лошадь в прицепе ударила
копытом. Он подошел к своему грузовику, положил руку на прицеп, сказал что-то,
что могли слышать только лошади, повернулся и пошел назад размеренным шагом.
– Ты был в Мексике, Джек? – Мексика была мечтой Джека. Он понимал.
Сейчас он будто срезал через забор, вторгаясь в зону обстрела. –
Да, черт возьми, я был. В чем, мать твою, проблема? – Оба держали себя в руках
все эти годы, и вот теперь прорвалось, поздно и неожиданно. –
Говорю тебе это только один раз, Джек, и я не шучу. Чего я не испытал в жизни, –
сказал Эннис, – всё, чего я не пережил, сделало бы тебя трупом, если бы я смог
это пережить. – Попробуй, – сказал Джек, – и я скажу это только
один раз. Вот что я тебе скажу, мы могли бы хорошо жить вместе, мать твою,
по-настоящему хорошо. Ты не пошел на это, Эннис, и то, что у нас сейчас есть, –
это Горбатая гора. Все на этом построено. Это все, что у мы имеем, парень, всё,
мать твою, и я надеюсь, ты понимаешь, что никогда в своей жизни не испытаешь
больше. Подсчитай, сколько чертовых раз мы были вместе за двадцать лет.
Посмотри, мать твою, на каком коротком поводке ты меня держишь, а потом
спрашиваешь о Мексике и говоришь, что убил бы меня за то, что тебе нужно, и ты
этого никак не получаешь. Ни черта ты не знаешь, как мне плохо. Я не ты. Я не
могу обойтись одним разом или двумя в год где-то там в горах. Я не могу тебя
вынести, Эннис, подлый ты сукин сын. Знал бы я, как от тебя уйти.
Как огромные облака пара от горячих ключей зимой, годами недосказанные, а теперь
непроизносимые вещи – признания, объяснения, стыд, вина, страхи – встали между
ними. Эннис стоял как будто ему выстрелили в сердце, лицо серое и всё в глубоких
морщинах, щеки передернуты гримасой, глаза навыкате, кулаки сжаты; ноги
подкосились, и он упал на колени. – Господи, – сказал Джек. –
Эннис? – Но до того, как он вышел из грузовика, пытаясь понять, был ли это
сердечный приступ или исступление или вспышка ярости, Эннис вскочил и, как
вешалка для пальто, выпрямился, чтобы открыть запертую машину, а потом согнулся
в то же положение, и они вернулись почти туда же, где они и были, ибо в
сказанном не было ничего нового. Ничего не закончилось, ничего не началось,
ничего не разрешилось. Что Джек запомнил и о чем он тосковал так,
что не мог ни сдержаться, ни понять этого, – это был один день тем далеким летом
на Горбатой горе, когда Эннис подошел к нему сзади, прижал его к себе – тихие
объятия, удовлетворяющие какой-то взаимный и несексуальный голод. Они долго
стояли так перед костром. Его колышущиеся красноватые отблески света. Их тени
как одна колонна напротив скалы. Минуты отсчитывались круглыми часами в кармане
Энниса, ветками в костре, которые превращались в угли. Звезды пробивались сквозь
вздымающиеся над костром волны жара. Эннис стал дышать реже и тише, он мурлыкал
себе под нос, слегка покачивался в свете искр, и Джек примкнул к ровному биению
сердца, дрожанию голоса, похожему на слабый электрический ток, и, стоя на ногах,
он впал в сон, но это был не сон, а что-то другое, такое дремотное, и он был в
этом трансе, пока Эннис, не припомнил устаревшее, но все еще используемое
выражение из своего детства, еще до смерти его матери, и сказал: "Пора
отправляться на боковую, ковбой. Я пойду. Давай, ты спишь на ногах, как лошадь",
тряхнул Джека, толкнул его и ушел в темноту. Джек услышал звяканье его шпор,
когда он садился на коня, слова "увидимся завтра" и фырканье вздрогнувшей
лошади, уставшей стоять на камнях. Позже эти сонные объятия
запечатлелись в его памяти как единственный момент безыскусного, чарующего
счастья в их раздельных и сложных жизнях. Ничто не портило их, даже сознание
того, что Эннис не стал бы обниматься с ним лицом к лицу, потому что он не хотел
ни видеть, ни чувствовать, что Джек был тем, кого он держал в своих руках. И
может быть, думал он, они никогда не были так близки, как тогда. Пусть будет
так, пусть будет так.
страницы [1] . . . [5] [6] [7] [8] [9]
Этот гей рассказ находится в категориях: Любовь и романтика, Прошлые века
Вверх страницы
>>>
В начало раздела
>>>
Прислать свой рассказ
>>>
|