Горячая гей библиотека

Память сердца

Часть 2

На этом письмо обрывалось. Я мучительно думал, что же должен дописать. Имею ли я право приносить горе в дом любимого моим другом человека. С одной стороны, все мое естество восставало против этого, но с другой, я не мог не выполнить последней воли моего Сереги. Думая об этом не заметил, как вертолет пошел на посадку и вскоре приземлился. Я вышел из его чрева и увидел стоящего не вдалеке командира роты майора Киселева. Он стоял, глядя на меня. Фуражка была у него в руке, и ветер ворошил изрядно поседевшие волосы этого по сути еще совсем не старого человека. Подойдя к нему, я начал было по привычке докладывать:

- Товарищ майор, личный состав первого отделения первого взвода с задания прибыл. Заместитель командира взвода старший сержант Тюрин. Потери... - И тут мой голос сорвался. Первый раз за все время службы я назвал ротного по имени, да иначе и нельзя было. – Михаил Петрович, один я. Все ребята... Даже раненых нет. Были двое, и они умерли. Очень уж долго "вертушек" не было. Если бы чуть пораньше. Серега Афанасьев тоже ранен был, да не дождался. Если бы раньше. – Ротный вытер лицо рукавом и глядя поверх моей головы чуть слышно сказал:

- Знаю Дима, все знаю. Ты уж прости, но раньше никак нельзя было, никак. А ты иди, Дима, иди. Мы тут как нибудь сами. Иди, отдыхай. – И он пошел к вертолету.

Постояв еще немного, я не оглядываясь, побрел в расположение роты. Придя в казарму, автоматически бросил взгляд на кое-как заправленные кровати. – Да, непорядок, - и тут же другая мысль ледяными тисками обхватила голову. - О чем я думаю, ну о чем. Кому они нужны теперь, эти кровати. Спать-то в них не кому. Эх, ребята, ребята, ну как же вы так? И как я теперь?

Только тут я заметил, что на улице уже начало светать, а на листе по-прежнему было два слова "Здравствуй, Мишка!". И все.

- Да, из этой затеи тоже ничего не вышло, - подумал я, - может, еще смогу заснуть. – Но нормальный сон так и не шел. Перед глазами мелькало что-то неясное. То горы, то лес, а то вновь и вновь я видел вышедшего на дорогу лося. – Вот так и люди, - подумал я, - приходят в эту жизнь из леса небытия на мгновение, и сверкнув. Как звездочка, вновь исчезают в нем.

Пролежав час, я понял, что заснуть так и не смогу. А жаль, впереди предстояло восьми часовое путешествие на автобусе до школы милиции, куда собрался поступать.

***

Незаметно пролетел год учебы. Скоро отпуск. Осталось сдать еще один экзамен и все. Целый месяц можно не думать о занятиях. Месяц! Так много, и вместе с тем, так мало. Только месяц. Уже давно я решил, что прежде чем ехать домой, поеду к матери Сергея. Тогда, после смерти Лешки Мишина, мы с Серегой решили, что должны съездить к его жене и сыну. Мог ли я тогда подумать, что поеду не к ней, а к матери Сергея. К матери того, кого так любил и кто умер у меня на руках. При одной только мысли об этом становилось не по себе, но каждый раз я гнал это чувство, думая о том, как ей тяжело сейчас одной. Серега единственное, что было в жизни у этой женщины. Как же не справедлива она, эта самая жизнь, забирая всегда самое родное и дорогое.

Но вот позади последний экзамен и я лечу на небольшом самолете Л-410 на родину Сережки. Минут через десять посадка, а я по прежнему не перестаю думать о том, что скажу его матери, как встречусь с ней. Вот я и в городе. Спросив в аэропорту у дежурного милиционера, как добраться до улицы Дзержинского, я на автобусе доехал до центра города, а дальше пошел пешком. На дорогу ушло минут 30-40. Все это время я продолжал терзать себя: – Правильно ли поступаю, может, не стоит беспокоить ее, бередить душевные раны. – Но каждый раз при этих мыслях перед глазами вставал Сережка и я гнал их прочь.

Дом, где жила Нина Сергеевна, стоял в глубине тенистого двора. У одного из подъездов сидели две старушки. На мой вопрос они ответили, что дома ее сейчас нет, но скоро должна придти с работы, так, что лучше подождать. Я присел на ту же скамейку. Особое внимание старушек привлекла моя милицейская форма. Погоны курсанта им ни о чем не говорили, поэтому, одна из них спросила:

- Сынок, а ты случаем не наш участковый. Мы ведь его и не видали никогда.

- Нет, что Вы! Я проездом здесь. Еду в отпуск, вот и решил к Нине Сергеевне заехать.

- А кто же ты ей будешь-то – не унималась одна из них.

Что ей сказать, я не знал. В это время вторая бабуля вдруг дернула меня за рукав кителя и тихо прошептала:

- Вон она идет, Сергеевна то, в черной шапочке. Как сына схоронила, так и не снимает ее. Сереженька-то в Афганистане погиб, царство ему небесное, - она смахнула слезинку с глаза. – Хороший парень был, пусть земля будет ему пухом.

Женщина подошла к нам и, поздоровавшись, пошла к подъезду. Старушка, что задавала мне вопросы, окликнула ее:

- Сергеевна, а тебя тут милиционер ждет, давно уж ждет. Говорит, издалека приехал. – И показала рукой на меня. В глазах Нины Сергеевны мелькнула какая-то одной ее известная искорка, но тут же погасла.

- Ну что ж, если ко мне, тогда пойдем в квартиру, там и поговорим. - Повернувшись, она вошла в подъезд. Я поблагодарил старушек и поспешил за ней. В лифте мы молча поднялись на пятый этаж. Когда вошли в квартиру, мне сразу бросился в глаза висевший на вешалке форменный китель. Я узнал бы его из тысячи подобных, по значку мастера спорта и вечно оторванному правому погону. Это был китель моего Сережки. Я смотрел на него, не отводя глаз. Нина Сергеевна вдруг прислонилась к дверному косяку и шепотом спросила:

- Молодой человек, вас зовут-то хоть как. Откуда вы.

Я хотел что-то сказать, но язык перестал слушаться. Во рту все пересохло. Так же шепотом я смог выдавить слова.

– Я Дима, Дима Тюрин. Сережа, наверное, писал обо мне. Мы с ним служили вместе.

Нина Сергеевна стояла белая, как мел. В глазах блестели слезы. Я подошел, взял ее за плечи и повел в комнату. Посадив на диван, увидел висящий на стене Сережин портрет, на котором он был снят еще до армии. На меня в упор смотрели его голубые, бездонные глаза. Не в силах оторваться от портрета, я стоял посреди комнаты. К действительности меня вернул тихий голос Нины Сергеевны. Обернувшись, я увидел, что она смотрит на меня и сквозь слезы что-то говорит. Слов почти е было слышно. Я сел рядом с ней, обнял на плечи и попытался успокоить. Наконец, она перестала плакать, только иногда всхлипывала. Придя в себя, заговорила тихим, почти неслышным голосом.

– Димочка, ты прости меня за слезы, но как только ты назвал себя, сразу вспомнила твое письмо. Я и сейчас его храню. Я знала, что ты приедешь. – Она хотела еще что-то сказать, но подступившие слезы заглушили слова.

Не в силах выдержать это, я ушел на кухню и закурил, жадно затягиваясь сигаретным дымом, пытаясь проглотить подступивший к горлу комок. Я молча стоял и смотрел на проезжавшие внизу автомашины. Мыслей в голове не было совершенно. Осталась только одна пустота, наваливающаяся все явственней, все ощутимей.

- Дима, ты извини, я даже чаю тебе не предложила, - раздался вдруг сзади голос Нины Сергеевны. Обернувшись, я не узнал ее. Она была без шапочки. Передо мной стояла совершенно седая, убитая горем женщина, и мне вдруг по сыновьи стало жаль ее. И тут перед глазами вновь всплыло лицо Сереги. – Димка, если умру я, ты с Ванькой к матери моей съезди, расскажи ей, как все было.

Милый ты мой Сережка. Я выполнил твое завещание и приехал к твоей маме. Хорошо, что ты так и никогда не узнаешь, что нет в живых нашего Ивана. Он погиб в том же бою, что и ты, прикрыв собой товарища. Сережка, Сережка. Если бы ты мог знать, что из всего отделения тогда в живых остался только я один. И вот, я сижу перед твоей мамой и никак не решусь начать рассказ. Что бы не случилось с нами, всю тяжесть утрат несут на своих хрупких плечах наши мамы. Где найти слова, что бы утешить горе самого родного человека, давшего нам жизнь. Самое страшное, это пережить своих детей.

За окошком уже стемнело, а мы все сидели на уютной кухне с Ниной Сергеевной. Она внимательно слушала мой рассказ, изредка вытирая слезы. Взгляд ее был устремлен куда-то вдаль. Казалось, что она находится где-то там, в горах Афганистана, рядом с умирающим сыном. Я давно уже закончил свое грустное повествование, а она все сидела и молча смотрела на огни за окном. Не желая мешать ее мыслям, я отошел к форточке и закурил. Чем я мог утешить горе матери, потерявшей единственную отраду в жизни.

Долго потом мы еще сидели с ней в полумраке комнаты и смотрели фотографии из семейного альбома. С его страниц на нас смотрел то вихрастый, невысокого роста первоклассник, то ладный, спортивного сложения выпускник. И мне казалось, что я всю жизнь знал этого красивого, голубоглазого парня. В голове вдруг промелькнула безумная мысль: - Вот сейчас откроется дверь, в комнату войдет Серега и скажет – Здравствуй мама, вот я и вернулся. Помнишь, когда ты провожала меня в армию, я обещал, что вернусь. Обещания нужно держать. - А потом повернется ко мне, как всегда улыбнется и скажет: - Привет, брат. Я так верил в нашу встречу.

Прогнав это видение, я услышал голос Нины Сергеевны:

- Ну что, Дима, я тебе на диване постелю, в Сережиной комнате. Ты не против.

- Да, да, поздно уже, давайте спать, - ответил я.

Уснуть в эту ночь я так и не смог. Как только удавалось немного вздремнуть, вдруг слышал голос Сереги, обращенный ко мне. – Спасибо тебе, Диман, спасибо, родной. Выполнил мою просьбу. Теперь мама знает все. Это лучше, чем-то неведение, в котором она находилась. – Я всеми силами пытался избавиться от этого бесстрастно звучащего внутри меня голоса, но снова и снова слышал его.

страницы [1] [2] [3] [4] [5]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, Военные

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>