Горячая гей библиотека

Ваня и Ростик (глава 3, последняя)

Часть 10 (последняя)

- Да, - согласился без всяких на то оснований легкомысленный Ростик.

Ага, по маслу... как бы не так! Это в бесконечно правдивых историях вкатывается по маслу с самого что ни на есть первого раза - и оба партнёра тут же бьются и стонут от неземного наслаждения... А в сказках, мой читатель, всё происходит шиворот-навыворот, то есть не так, как у нормальных людей, а вовсе даже наоборот... Словом, когда Ваня, наклонившись над Ростиком и одной рукой упираясь в постель, рукой другой, затаив дыхание, направил-приставил своего по такому сказочному случаю необыкновенно твёрдого петушка к заповедному входу, а приставив - надавил, юный Ростик не то чтобы рванулся, но, сделал непроизвольное движение в сторону, в одно мгновение увильнул от встречи и прочего знакомства-ознакомления с петушком в таком самом что ни на есть классическом варианте.

- Больно! - непроизвольно выдыхая, то ли прокомментировал, то ли просто проконстатировал вслух Ростик. И, уже обращаясь непосредственно к Ване, пояснил немного растерянным голосом: - Ванечка, больно...

- Ну, правильно, - не растерялся Ваня, студент первого курса технического колледжа - Так и должно быть вначале... давай... еще раз...

Как будто он, Ваня, знал, как бывает вначале... Тем не менее, юный Ростик вновь подтянул колени к плечам, подставляя под жаром пышущего Ваниного петушка свою непорочную норку... Но и второй раз не увенчался успехом... и третий блин вышел, как говорится, комом... ничего у них, у Вани и Ростика, не получалось, - каждый раз Ростик, едва только Ваня начинал давить, уворачивался и даже увиливал от твёрдой поступи безответственно рвущегося вперёд и вглубь Ваниного петушка, повторяя одно и тоже бесплатное слово "больно"... и трудно сказать, чем бы вся эта катавасия, однозначно имеющая несомненно и даже наверняка сексуальный подтекст, закончилась в этот вечер, если б во время четвёртой попытки Ванин петух, которому малость осточертело бесплодно крутиться вокруг да около, не пошел, что называется, ва-банк, то есть, попросту говоря, напролом, - Ваня, в четвёртый раз не сдержавшись, двинул бёдрами резче прежнего, то есть сильно и энергично, и его твердый горячий член, залупившейся головкой разжимая, растягивая мышцы сфинктера, одномоментно вскользнул вовнутрь - Ростик, на миг онемевший от нестерпимой боли, судорожно рванулся, но Ваня, в этот самый миг уже успевший почувствовать обжигающе сладкую тугую норку Ростикова зада, двинул скользящим членом дальше, вглубь... и хорошо, что всё это длилось совсем недолго, - содрогнувшись от небывалого, необыкновенно сладкого оргазма - бушующей лавой излившись любимому Ростику в зад, Ваня рывком вытащил член... и только тут в голубовато лунном, но ярком свете увидел, что лоб маленького Ростика покрывает бисером пот, а в глазах стоят слёза...

- Росточка... - растерявшись, виновато прошептал бесконечно счастливый Ваня. - Ты чего?

Не отвечая, Ростик стремительно и не столько осознанно, сколько бессознательно скользнул рукой себе между ног, словно желая запоздало защитить огнём горящую норку...

- Больно... зачем ты так? - прошептал Ростик, и из глаз его в тот же миг брызнули слезы.

- Ростик... Росточка... - потерянно отозвался Ваня. - Я ж не хотел... я не думал... Ростик... ну, хочешь, я стану перед тобой на колени? Ростик... - Ваня, склонившись над маленьким плачущим Ростиком, стал торопливо целовать его залитое слезами лицо. - Ростик... ну, что ты хочешь? Скажи, что ты хочешь... я всё, всё сделаю! Росточка...

И это была правда... нет, Ваня не испугался сделанного, но вид беззащитно плачущего и в этой своей беззащитности бесконечно одинокого Ростика был невыносим, и Ваня, ругая себя за свою несдержанность, за торопливость, за то, что заставил Ростика страдать, всё повторял и повторял:

- Росточка... ну, скажи... скажи... я всё сделаю... Ростик, скажи...

Конечно, Ваня был виноват... и хотя понятно, что первый раз всегда происходит болезненно и что, встав на путь неутомимого познания или даже банального любопытства, эту самую первую боль нужно, сцепив зубы, перетерпеть, но - всё равно... всё равно такого не должно было быть - чтоб Ванино неизъяснимое блаженство было достигнуто за счет страданий пусть бесконечно любознательного и даже пытливого, но в любом случае не обязанного страдать юного и бесконечно любимого Ростика...

Утром, за завтраком, глядя на свою любимую кружку, Ростик неожиданно проговорил:

- Больше так делать не будем...

- Не будем, - словно эхо, послушно отозвался Ваня, который всё ещё испытывал угрызения совести и даже некоторую душевную неуютность. И эта Ванина вовсе не показушная виноватость делала его, студента первого курса технического колледжа, и не студентом вовсе, а самым что ни на есть нашкодившим пацаном.

Они помолчали. Радио, что было на кухне и которое никогда не выключалось, резво рассказывало о событиях, произошедших в мире за истёкшую ночь... но всё это было так несущественно и даже смешно, что глупо было прислушиваться...

- А вообще - будем? - тихо спросил Ваня, вопросительно глядя на Ростика. И спросил он вовсе не потому, что вдруг испугался заблаговременно, что может лишиться в пору своей цветущей весны вдруг внезапно открывшихся, распахнувшихся горизонтов, а спросил он так потому, что в ответе Ростика - "будем" или "не будем" - заключалось нечто совсем и даже вовсе другое: простил его маленький и бесконечно любимый Ростик или... или - нет. - Вообще... - не очень уверенно повторил-уточнил Ваня.

- Посмотрим, - чуть помедлив, хитро ответил бесхитростный Ростик и, не удержавшись, тут же лукаво улыбнулся... конечно, Ваня ему, Ростику, сделал больно, и даже очень больно... но ведь это Ваня! И разве можно его, Ваню, не простить?

И вечером снова... снова Ваня, студент технического колледжа, любил маленького неугомонного Ростика - они снова неутомимо кувыркались на Ваниной постели и снова позволяли себе всё-всё, кроме "самого-самого настоящего"... впрочем, ни Ваня, ни даже его нашкодивший петушок, который, впрочем, был маленьким Ростиком уже давно прощен, нисколько не претендовали на "самое-самое настоящее"... да и кто, мой читатель, со всей достоверностью знает, что для кого и когда самое-самое настоящее?

Есть, конечно, смелые люди, которые думают и даже полагают, что они и только они знают наверняка, что для всех и для каждого есть самое-самое настоящее... но разве, если задуматься да подумать самостоятельно, может быть так, чтобы кто-то один-единственный знал за всех? Разве это нормально, чтоб в многоцветной палитре жизни вытравить все остальные цвета как ничтожные и несущественные цветом коричневым... или красным... да хоть любым другим! - разве это не превратит жизнь в убогую малопривлекательную пустыню? То-то и оно... а что касается Вани, то ему, Ване, казалось, что он любит Ростика еще сильнее и еще крепче - и он, то есть Ваня, снова прижимал любознательного Ростика к себе, снова целовал его, тихо смеющегося и даже вырывающегося, маленького и уже не маленького, бесконечно любимого на весеннем ветру их сказочного счастья...

Вот, собственно, мой читатель, и вся история, случившаяся в городе N... а может быть, даже совсем наоборот - история только-только началась в этом самом что ни на есть сказочном городе, - кто знает, мой уставший читатель, со всей неоспоримой и прочей достоверностью, что ждет нас всех, то есть каждого по отдельности и всех вместе, через год или даже, допустим, через два на ветру пролетающих мигов-столетий?.. На тринадцатый день позвонила мама и, сказав, что они, то есть мама и папа, уже возвращаются, попросила Ваню их встретить. Ваня и Ростик, благо весна уже бушевала вовсю, а поезд прибывал вечером и вовсе даже не поздно, на железнодорожный вокзал поехали вместе. И когда уже шли от троллейбусной остановки к сверкающему огнями в сгущающихся весенних сумерках зданию железнодорожного вокзала, маленький Ростик, незаметно для окружающих дёрнув Ваню за руку, неожиданно проговорил:

- Ваня, я что хочу тебе сказать... ты при маме или при папе меня Росточкой не называй... понял?

- Почему? - удивился Ваня.

- Ну, не знаю... Росточка - это словно девчонка... ну, то есть, "она" - Росточка. А я не девчонка... и вообще... ты же раньше меня так никогда не называл, и мама, услышав, может удивиться, - рассудительно пояснил бестолковому старшему брату Ване младший брат Ростик.

- Ну, и ты меня... ты меня тоже Ванечкой не называй, - еле сдерживая улыбку, проговорил, подыгрывая Ростику, Ваня.

- Ладно. Но когда мы одни... ну, то есть, когда мы будем совсем одни, то я тебя буду называть...

- Вот и я тебя буду называть, когда никого не будет...

Ростик, вполне удовлетворённый, кивнул. А Ваня, не удержавшись, шутливо взъерошил ему на затылке волосы... и, чтоб Ростик вспомнил, как раньше он, Ваня, к нему относился, тут же, на подходе к вокзалу, дал Ростику совершенно несильный и, что самое странное, нисколько не обидный для Ростика подзатыльник, - чтобы маленький Ростик при маме и папе не забывался и им, взрослым Ваней, не командовал...

Pavel Beloglinsky: Ваня и Ростик - Final edition, 20 Июля 2006

страницы [1] . . . [8] [9] [10]

Этот гей рассказ находится в категориях:
С братом, 18-19-летние, Любовь и романтика

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>