Горячая гей библиотека

Летальный ген

Часть 2 (последняя)

Я стоял, стыдно-счастливый, и смотрел, как он стонет, ускоряет темп, как разряжается в воде молочным клубящимся облачком. Вот как, значит, происходит эякуляция, про которую я читал в медицинской энциклопедии... Семяизвержение... Вот, значит, как... То, чем занимается Женька, называется онанизмом, мастурбацией, рукоблудием. Это порок, присущий капиталистическому обществу, но какой же Женька капиталист?

У меня было много вопросов. Вопросов к Женьке. Знает ли он, что это порок? Он давно этим занимается? Как у него было первый раз с девушкой, сколько длится половой акт и как сделать, чтобы девушка не забеременела?

Но я решил выждать. Слишком много вопросов. Глупых, я понимал. Но больше спросить не у кого. Вот такой учитель тебе дан по жизни. Обычный парнишка, который показывает тебе, как он занимается мастурбацией, потому что ты даже этого не умеешь... Может, спрошу в следующий раз...

Но ответы я получил в тот же день.

Тётя Жанна, обожавшая нас с Женькой, не переносила одного: Женькиной игры на гитаре. Играл он и правда скверно, но я восхищался и этим, а потому сам мучительно и фальшиво изображал игру посредством трёх аккордов, и бедная Жанна этого выдержать не смогла.

- Ребята! - провозгласила она, когда мы вернулись и Женька взял гитару. - Вы переселяетесь жить в огород! Володя вам перетащил туда кровати и бельё! А у нас - без гитары! Там свежий воздух, там и играйте, сколько душе угодно!

Так мы с Женькой оказались вдвоём под одной крышей вдали от всех глаз и ушей.

Вечером, когда отсверкали зарницы, отсияли звёзды, когда рванул ветер и Жанна сказала:

- Вперёд, ребята! К себе в огород! А то сейчас ливанёт! И можете там на своей балалайке бренчать хоть до утра!

(Ох, тётя-тётя, какое двусмысленное пророчество!)

И вот, когда мы прибежали в сторожку, и хлынул дождь, и я приготовился выпалить Женьке все свои дурацкие вопросы, потому что опять мучил стояк, Женька хитро спросил:

- Ты самогон когда-нибудь пил? - и вытащил бутылку, классически заткнутую бумажной пробкой.

Отлил, стало быть, из бутылищи дяди Володи.

Самогон обжёг пищевод. Женька прихватил и домашнюю колбасу. Через пару минут мир стал празднично лёгок.

- Тсс, тебе для первого раза хватит! - Женька отобрал бутылку, хотя я выпил всего глоток. - Ого, у тебя снова стояк!

- А у тебя? - спросил я, робея.

- Теперь уже да, - ответил Женька и даже не спросил, а сказал утвердительно: - А хочешь попробовать кайф? Крутейший кайф? Хочешь? Девчонок ведь нет и долго ещё не будет? Хочешь?

И, не дожидаясь ответа, он выключил свет и начал расстёгивать на мне рубашку, целовать грудь. Его рука, как змея, вползла мне в низ живота, обхватила хуй, залупила его, а потом Женька поцеловал меня просто в рот, и я понял, что надо как-то убрать зубы. А потом я уже ничего не понимал, потому что Женька просто мной овладевал - бешено, страстно, обмацывая каждый миллиметр тела, бесстыдно шаря по соскам, яичкам, груди, ногам, между пальцами ног, между ягодиц. Он брал меня, овладевал добычей, а я плыл от того, что мною овладевают.

Мы валялись на скрипящей панцирной сетке, и Женька догадался сбросить на пол матрас, просто для удобства. Мы легли на пол, гремел гром, молнии летали по стеклу, и когда ко мне уже подкатывал изнутри главный, удушающий удар, Женька прошептал-пролизал мне жарко в ухо:

- А хочешь небывалый кайф? А потом ты мне? - и сполз по мне языком от уха через щёку, шею, грудь, живот вниз.

Я сначала не понял, что он делает, но осознание того, что он делает - Женя! Сосёт! Мне! Хуй! - перечеркнулось, утонуло в волне, подмявшей меня под себя...

- Ну ты и орал! - сказал между раскатами грома Женька.

Мы молча пролежали уже минут пять. Я начинал приходить в себя.

- Я тебе затыкал рот.

- Я тебе тоже.

Женька засмеялся.

- Ни хуя себе, из меня самого такой фонтан вылился!

Он приподнялся и спокойно слизал с моего живота собственную сперму. Слизал, как слизывают остатки варенья с блюдечка. Обычный простой парнишка... Значит, обычный простой парнишка, если он не спит с девочкой, может спать с другим парнем. Сосать ему хуй, например. Пить его сперму. Вылизывать свою сперму. Целовать его. И это кайф...

Я читал о гомосексуализме в книжках, но воспринимал это как книжную химеру, такую же далёкую от моей жизни, как, например, гарем. Ну вот есть такие люди, их легко отличить от обычных. Они кривляются, красят глаза, говорят тонкими голосками.

- Женя, я глупость говорю, но то, что мы сделали - это извращение? Это очень плохо? Это из-за того, что мы пьяные?

- Тебе разве было плохо?

- Мне - хорошо. А почему пишут, что это плохо?

- Да потому, что это как мой батя говорит: советская власть - это когда у тебя отнимают все удовольствия ради коммунизма.

- Женьк, а у тебя с парнями этой первый раз?

- С тобой - да. Давай ещё самогончика глотанём?

Нам в ту ночь было хорошо ещё трижды. Точнее, мне - трижды, а Женьке дважды. Это оказалось тоже новым знанием: оказывается, у всех по-разному. Я знакомился с Женькиным телом как со своим. С его хуем - оказывается, он чуть изогнут вбок и короче моего, хотя такой же по толщине. С Женькиным запахом. А с его задницей я познакомился в следующую ночь и в следующую грозу, когда Женька молча выложил передо мной тюбик крема. Я понял, что начинается новый урок.

Женьке нравилось, что я его ебу.

- Кайф... ещё... давай... на полную... еби... кайф...

Ещё через пару ночей он распечатал и меня, но мне это не понравилось, и мы откатились назад, к прежним ролям.

Мы засыпали на полу голыми, в объятиях друг друга, но ставили будильник на пять утра, чтобы перенести матрасы на кровати, где нас и находила поутру тётя Жанна. И Женька иногда не удерживался и сонно отсасывал в утренних сумерках мне ещё разок.

Какое-то время я искал на его лице тайный след порока и на своём тоже, но ничего не находил, и когда мы играли в футбол или сидели за столом, или бежали на речку, или болтали с другими ребятами, я не находил в Женьке ничего, что бы отличало его от людей вне нашей тайны. А однажды, когда я сказал про возможный отпечаток ему, он пожал плечами:

- А как по виду скажешь? Те пидоры, которые красятся, так делают, чтобы сразу сказать о себе всем, кто возьмёт. А ты что думаешь, из местных хлопцев здесь никто этим не балуется?

- А что, есть? Я думаю - никто.

- Много ты знаешь...

Я и правда мало знал.

У запруды на Днестре мы соорудили шалаш, и после купания - я начинал плавать всё лучше и лучше - я ебал Женьку в шалаше, запоминая, как меняется его лицо в момент наслаждения, и сам от этого наслаждался. Я не представлял никаких сексуальных сцен с другими парнями или девчонками - мне хватало Женьки.

При этом я креп, обрастал мышцами и мясом.

- Ты уже не шкилетина блокадная, - как заметила однажды тётя Жанна.

Молоко. Куры. Овощи. Купания. Игры. Солнце, дожди, свежий воздух. Регулярная ебля...

В августе в селе играли свадьбу. Свадьба была со столами во дворе, музыкой, танцами и горилкой рекой. Когда уже начинали расходиться, а молодые отправились в хату, сильно захмелевший Женька вдруг сказал:

- А прошлым летом жених сосал мне. Ну, угадай, с кем я ещё без тебя?

- Женя, ты пьян. Замолчи. Это наше и больше ничьё.

- А хочешь прямо щас втроём?

- Женя, прекрати пить! Пошли, тебе хватит!

Я схватил его за руку, но он дёрнулся и исчез.

- Женька!

То была ночь со сполохами, но без дождя и грозы.

Я вернулся в сторожку один. Жени не было. Я не мог уснуть. Я пил самогон по глоточку и плакал. Мне казалась, что это только наша тайна.

Женька пришёл только под утро и совсем пьяный, и эта была единственная ночь, когда мы засыпали раздельно. И это же нас спасло, потому что совсем рано к нам без стука зашёл дядя Володя и сказал, что в стране переворот, что Горбачёв арестован, в Москве танки, и хрен знает, что теперь будет. В тот же день Женьке пришла телеграмма, чтобы он срочно возвращался в Донецк, так как отца переводят в Москву. Он, оказывается, работал у него в КГБ, просто Женьке запрещалось об этом говорить.

Дядя Володя усадил его в "Волгу" и повёз в Ивано-Франковск. А я не поехал - не мог избыть ночную обиду. Мне и самому оставалась последняя неделя каникул.

Женька обнял меня, пожал руку, сказал:

- Прости!

Мой хуй при объятии привычно вскочил.

Женька, прижавшись, почувствовал это и незаметно погладил его бедром.

- Удачи тебе, Женька. Москве привет. Напиши!

- Конечно.

"Волга" уехала.

Но Женька так и не написал, а потом развалился Союз, а потом началась свобода, а потом мои родители развелись, мама вышла за американца, и мы переехали жить в Америку, и началась другая жизнь...

Я абсолютно здоров

Однажды в штате Монтана - быстрая река, холмы, кукуруза, в общем, не дать ни взять Приднестровье - я, поддавшись сентиментальному чувству, написал письмо дяде Володе и тёте Жанне, но оно вернулось за выбытием адресата. Ни в "Фейсбуке", ни в "Вконтакте", ни даже в "Одноклассниках" я Женьку не нашёл. Впрочем, уже четвёртый год я живу с одним и тем же бойфрендом.

Но каждый раз, когда я слышу про годовщину форосского заключения Горби, про развал СССР или даже просто про проблемы Украины, я вспоминаю одно и то же лето...

Ах, какое это лето было! Ах, какое!

страницы [1] [2]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, Первый раз, Молодые парни

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>