Горячая гей библиотека

Куда заводят мечты

Часть 2

По мере того, как мои поцелуи становились всё более страстными, пощёчины делались легче. Рука уже не оглушала, а небрежно дразнила. И, хотя я не думал о причинно-следственной связи, моё тело уловило её, и рот уже не шептал, а почти стонал слова благодарности, и я кидался целовать руку, как голодная собака кидается к своей миске.

Потом, как сквозь сон, до меня долетел приказ спустить трусы. Мою голову прижали к полу. Я повернул её на бок и ощутил на ухе ступню, другая была на полу прямо у моего рта. Я ничего не слышал, но, догадавшись, робко коснулся её языком. Где-то далеко, в другой реальности, в моей анкете эта практика была обозначена как нежелательная. Но здесь мои желания играли мало роли. Язык послушно выполнял свою работу, однако, судя по всему, в этой квартире были приняты другие стандарты трудолюбия. Мою свежеоголившуюся задницу обжёг удар.

Я не мог видеть, чем меня бьют, но по характеру ощущений это была непонятно откуда взявшаяся тонкая трость. От второго удара я почти взвизгнул и сразу же понял, что работаю языком, как ошалелый. Я облизывал подъём ступни Мастера, брал в рот и обсасывал пальцы. Не знаю, как это выглядело со стороны, перед моими глазами было только то, что я должен был лизать, и чем самозабвенней я это делал, тем глуше свистел в воздухе невидимый мне прут, тем слабее подрагивала от ударов моя бедная задница. Я и не догадывался, что тело способно обучаться так быстро. Не прошло и нескольких минут, а я уже вёл себя, как прирождённый фут-фетишист. И хотя нога Мастера блестела не только от моей слюны, но и от слёз, страсть моих ласк была неподдельна.

- Хорошо, умница, - Мастер убрал вторую ногу с моей головы и чуть отодвинулся.

Я было дёрнулся приподняться, но вовремя опомнился - приказа не было. Мастер засмеялся и снова похвалил меня. Когда он разрешил мне приподняться, в глаза бросились две вещи. Во-первых, я увидел прут, которому был обязан своей старательностью. Это была простая ровная ветка в мизинец толщиной. Во-вторых, я впервые в жизни увидел голый эрегированный член. Чужой член. Единственный член в этой комнате, как сказал Хозяин. Он торчал из его расстёгнутой ширинки. Очевидно, мои недавние ласки доставили Мастеру удовольствие - синие вены взбугрились, крайняя плоть была натянута до предела.

- Нравится? - спросил Мастер.

- Да, Хозяин, - я не лукавил.

Впрочем, к этому моменту я уже не был способен на лукавство.

- Ну, значит, повезло. Сосать пришлось бы в любом случае.

Я потянулся ртом к блестящей головке, но Мастер отклонился в кресле назад и грубо отпихнул меня ногой. Потеряв равновесие, я упал ничком на ковёр.

- Дрессировка не окончена. Трусы снять полностью.

Я протянул трусы Мастеру. Он как-то брезгливо отбросил их в сторону.

- Значит так, первое правило отныне: дальше коврика в прихожей твоя одежда, включая трусы, больше не попадает в квартиру. Приходишь сюда - сразу раздеваешься догола. Понятно?

- Понятно, Хозяин.

- Но кое-что на тебе всё-таки будет. И это правило второе.

Мастер открыл ящик стола, поискал там рукой, задвинул его обратно, открыл другой. Я автоматически отслеживал его движения. Моё тело ловило любой знак быстрее, чем мой ум. Постукивая металлическими звеньями, из ящика выползла длинная блестящая цепочка с кожаной ручкой, к другому её концу был пристегнут простой собачий ошейник. Такой могла бы носить овчарка или дог. Но я понимал, что единственная собака в этой квартире сейчас я. Двуногая дворняжка, как позже шутил Хозяин.

- Всякий раз он будет ждать тебя в прихожей. На крючке. Но сегодня его надену на тебя я сам. Считай это церемонией посвящения.

В сценариях, которые моё воображение рисовало мне дома в кровати, подобный ритуал происходил в самом начале встречи и был куда пышнее и обстоятельней. Зачитывался договор, произносились особые фразы... К тому моменту, как ошейник оказывался на своём месте, проходила череда предвкушений, и нередко я успевал кончить прежде, чем моя фантазия доходила до этого места. Здесь же всё произошло между делом, а я к этому моменту не просто постоял голым на коленях, но и успел получить недельную дозу оплеух, ноющие ссадины на заднице и опыт лизания ног, которого мои фантазии вообще не предполагали.

- Сучка должна носить ошейник, - только и сказал Мастер, застегнув застёжку на моей шее.

Но сказал он это так, что в моей голове сгустился сладкий туман и я снова был готов лизать всё, что мне дадут. В его интонации не было ни торжественности, ни наигранности, ни даже стремления унизить. Это была простая и будничная констатация факта. И этот факт я принял самой глубиной души.

- Спасибо, Хозяин, - сказал я, чувствуя, что глаза снова становятся мокрыми.

Только это были слёзы не боли и унижения, а, чёрт побери, внезапно охватившей меня признательности. Я даже поймал губами руку Мастера, но поцелуй получился крайне неловким, мне сделалось стыдно.

- А тебе не кажется, что ты просто похотливая тварь?

Я закусил губу. Прут оказался в руке Мастера прежде, чем, спохватившись, я произнёс:

- Да, Хозяин. Мне так кажется.

Рука уже схватила меня сзади за ошейник, я вдруг оказался на четвереньках, спина выгнулась от боли.

- А!

Прут просвистел опять, я извивался, прижимаясь к полу. Это не были прежние лёгкие хлёсткие удары, которые я мог переварить с некоторой долей удовольствия. Это была настоящая порка. Я не успевал отдышаться между ударами и только продолжал повторять, надеясь на то, что от меня хотят лишь убедительности:

- А! Да, Хозяин, я похотливая тварь.

Когда я шлёпал себя отцовским ремешком, запершись в ванной и включив посильнее воду, чтобы заглушить в общем-то негромкие шлепки, я и представить себе не мог, что это такое, когда тебя действительно секут по заднице. Сколько раз я фантазировал о том, что снимаю штаны и ложусь на гладкую, до блеска отполированную животами и грудями школьниц скамью, и влажная тяжёлая розга полосует мою задницу. Но чего точно не было в этих фантазиях, так это реальных и очень конкретных физических ощущений. Может быть, прут был твёрже и толще обычной школьной розги, может быть, Мастер заботился о своём удовольствии, а не о моём, и сёк меня так, чтобы крики мои доставляли ему наслаждение, а может быть, я просто впервые столкнулся с тем, что бывает, когда ошейник оказывается застёгнут и дорога назад, хотя и существует, кажется потерянной в тумане рабской покорности.

- Да! Хозяин, да, да, я похотливая тварь!

Я почти кричал это, сбиваясь на плач и нисколько не заботясь о толщине стен в этой квартире. За несколько минут я получил пару десятков жестоких ударов прутом, моя задница и бёдра горели и пульсировали. В голове успела скользнуть мысль, что следы придётся прятать от родителей, но новый удар сразу же унёс все мысли, кроме одной:

- Я похотливая тварь! Ваша тварь, Хозяин!

Мне уже не казалось это стыдным. Что-то во мне вырывалось наружу и кричало за меня. Что-то, что только и ждало момента, когда ошейник окажется на своём месте, а я на своём - у ног Хозяина. Ниже меня, покорнее меня в те минуты никого не существовало в целом мире. Червяком я полз по ковру, но не чтобы уползти от боли, а лишь выражая свою природу. Я бы уполз далеко, если бы Хозяин не продолжал держать меня сзади за ошейник. Тот грубо впивался в горло, я хватал ртом воздух, чтобы снова крикнуть то, что, может быть, хотели от меня услышать. Этого "может быть" было достаточно, чтобы тело издавало звуки, складывало слова, которых любой другой момент жизни я стыдился бы больше всего на свете.

Но, к счастью, в этой комнате не было никого, кто вызвал бы во мне такой стыд. А Хозяина я стыдиться больше не мог. Точнее, похожее чувство оставалось и даже сделалось глубже, острее, но это было другое чувство, куда ближе к той похоти, в которой я то ли признавался, то ли утверждался под ударами прута. И я чувствовал его безостановочно, когда вскоре Мастер, отложив прут, стал водить меня на цепочке по квартире. Он заставлял меня гавкать, скулить, лакать воду из тарелки и делать другие вещи, которые я, в отличие от собак, делал впервые. Я таскал в зубах какой-то резиновый мячик с прилипшими от ковра волосками. Я выполнял команды, проявляя непонятно откуда взявшийся во мне артистизм, и совершенно ничего не боялся. Кроме одной вещи. Но эта вещь снова лежала на столе, а Мастер лишь подбадривал меня шлепками.

Он развлекался, придумывая для меня немыслимые прозвища, в основном женские. Я вилял задом и откликался на любые безобразные слова, как если бы это были нежности, произносимые для возлюбленной. Этот ход мыслей имел отражение в реальности. Когда Хозяин вдоволь нахохотался, он достал из шкафа маленький пакетик и кинул его мне. По собачьей инерции я поднял пакетик с пола зубами и хотел принести, но услышал:

- Нет, милая, надень это.

Голос был издевательски ласковый. Развернув пакетик, я нашёл там чёрные женские чулки с тоненьким пояском. Заторможенно я перебирал чулки в пальцах.

- Только не говори, что тебе не нравится фасон.

Фасон мне нравился, мне всё нравилось, что хотел от меня мой Хозяин. Просто я едва соображал.

Надевая чулки, я почувствовал, что скоро меня будут брать, как женщину. В этих чулках, с голой задницей, скорее всего раком. И, хотя в моём анусе пока что не бывало ничего толще и длиннее двух тесно сжатых пальцев, моих собственных, волнение, которое я чувствовал, было идиотски романтическим.

Мне стоило бы вспомнить недавний урок и подумать о том, что крепкий мужской член отличается от пальца не меньше, чем жёсткая порка прутом от боязливых шлепков в ванной. Но думалось лишь о том, что совсем скоро меня будут трахать. По-настоящему. Меня трахнут, как женщину. Или, используя классическое выражение, подходящее к случаю: меня сделают женщиной. И от этой мысли чулки стали казаться не тем, чем они в действительности были - очередным инструментом моего унижения, а своевременным эротическим нарядом.

страницы [1] [2] [3]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Мужики и молодые, Первый раз, Унижение и подчинение

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>