Горячая гей библиотека

Зависимость количества попаданий от плотности огня (глава 3, последняя)

Часть 7 (последняя)

Пацаны - Славка и Севка - на цыпочках, похихикивая шёпотком, пружинно подскакивая на длинных прямых стройных, точно у чистокровных жеребят, ножках, оглядываясь в полусумраке холла, толкаясь и щиплясь, мимо гостиной и столовой лёгкими тенями древних Богов Удовольствия и Шкодливости скользят в кухню. Почему же на цыпочках, почему же шёпотом они хихикают, никто же им не мешает? Ил сидит у себя в спальне, дым у него из ушей идёт от злости на сына, который стырил у Ила Севку - убить его, поганца! Дэн, которому завтра рано вставать на консультацию по русскому, спит, умаявшись с неугомонным Ласточкой, кончив с ним дважды и дав кончить дважды Славке. Больше в доме никого нет - чего же шёпотом-то и на цыпочках?

Ну, во-первых, ночь всё-таки. Дэн дрыхнет всё-таки - это во-вторых. Ну, а в-третьих... Они пацаны - это в-третьих, в-пятых и в-десятых. Вот оттого и на цыпочках, и шёпотком, оттого и хихикают, и толкаются, и щиплются, и Севке прикольно больше, нежели жаль, что Ласточка оторвал его от Ильи, - пусть тот позлится, полезно, но недолго! И позлится Ил пусть недолго, и сам Севка тоже с Ласточкой долго не намерен вошкаться, и вообще, что за дела такие у поганца? На кухне, среди ночи?! Интересно. Вот, а Илья пусть позлится - полезно, полезно! И кайф ведь: Славян скажет, чего хотел - и сразу обратно Севка! К своему навсегда - злому, шипящему, с дымом из ушей, - к Илье, и под одеяло, и, хихикая (жарко ведь!), тут же наружу, и... И они дибидахнутся! Теперь уж совсем до конца, чтобы и Илья Севку тоже.

И ведь как красивы эти два пацана, Славка и Севка. Оба тонкие, в меру рослые - пока одного роста, но ясно, что совсем скоро Славка Севку перегонит, - длинноногие, резкие, тонкие, гибкие. Славка ярче всё-таки, а Севкина красота помягче, это красота лёгкого майского дня в горах - в ЭТИХ горах, мирных, спокойных, древних, не очень любящих яркость, и ещё это красота степи, седого ковыля, качающегося волнами по степи под мудрым древним ветром, напитавшимся мудрости над могилами родителей и соплеменников самого Заратустры. А Славка... Его красота - резкая, яркая, броская, аж до боли в глазах - это красота зари в ТЕХ горах, сильных, молодых, с вечными снегами на своих вершинах, с запахами молодого вина и цитрусовых в долинах, с громом своих лавин, треском камнепадов, с ливнями и грозами, повидав которые, не забыть их. И затем вспоминать лишь с ясной, яркой радостью, что это всё есть в ТЕХ горах, и очень многое там осталось, очень - но главное всегда впереди!

Но вот они на кухне, оба, и Севке уже не терпится назад, в спальню к Илу, а Славка почему-то вдруг делается тихим-тихим и смотрит на Севку. Так младшие братья, обожающие своих старших, смотрят на них. Младший брат обожающе и просяще смотрит на обожаемого старшего брата, которого сейчас будет просить о чём-то ВАЖНОМ.

- Ну? Славян, только я тебя предупреждаю, я тебя совсем по-настоящему, совсем серьёзно предупреждаю! Если ты какую-нибудь байду замутил, если тебе просто делать нехуй, например...

- Смолк? Дашь мне сказать? Или в челюсть тебе?

- Так. Вячеслав!

- Севка, я тебя... Севочка-а! Вот помолчи ты у меня - у нас, то есть. Это ты умничка, Севка! Вот ты сказал, что почему, мол, не мы... блядь, заговариваюсь. Короче, Севыч, ты в натуре жалеешь, что мы не братья? Без гонева?

- Больной, да? Славян, я же не дешёвка, стал бы я гнать тебе! Да я вообще такие слова просто так в жизни бы не сказал! Я же...

- Вот! Я ж и не сомневался!

- Всё? Можно мне в спальню к Илье, к отцу твоему? Теперь?

- Да успеешь! Всё вы с ним успеете. Смотри.

Славка отходит в сторону от обеденного стола, а там на красивом, древнем, наверное (да нет, Славка просто старое, но, и правда, очень красивое блюдо - Ил его на другом конце света купил, тоже, кстати, в горах, те горы помнят слонов Ганнибала, но про это в другой раз) и в общем-то редком серебряном блюде лежит Ласточкин нож-хузба, тоже старый, совсем уж редкий, потому что в ТЕХ горах очень ценился булат, и сломанные шашки и сабли-шамширы - ведь не сваришь наново! - расходились на ножи. И это именно такой, не дамассковый даже, а настоящего серого булата нож, выделанный из шамшира, сломанного в яростном горячем бою в ущелье, которое потом, после того, случившегося давным-давно и памятного доныне и навсегда в ТЕХ горах боя переименовали даже - в память о павших там воинах за свободу "Страны души"...

- Это мне его дядя Олег подарил, этот ножик. Олег "Дед" Задирако. Он вместе с отцом воевал, плечом к плечу, он же Ила и вынес на базу после... После, короче. Из-за такого вот ножика Славка Сладкоежка умер. Погиб. И дядя Олег Сладкоежку похоронил, а отца вынес, а этот пацан, Славка, в ТЕХ горах навсегда остался. Замечтался пацан, гранату не заметил на растяжке... О таком вот ноже Сладкоежка мечтал. Красивый ножик, правда?

- Правда. Старый.

- Ну. И серебро, и это вот, рукоять - это рог тура, быка такого, в лесах они на Кавказе... Вот, Сева, я хочу...

- Что, Слав? Всё, что хочешь! Только я нож не возьму, ладно? А так - всё, что хочешь.

- Правильно. Я вот что... Мы братья? У меня и родителей-то не было, а теперь есть и отец, и дед Иван, и дядя Женя, и ещё его девушка. Ну, я думаю, что они поженятся всё-таки, а значит, тётя будет. И племянники будут тогда у меня - здорово, да? А вот брата...

- А мы станем. Славка, я тоже ведь хочу, чтобы мы братьями стали, - вот и станем!

- Да я так думаю, что мы уже... Но надо нам... я не знаю - знак какой-то, действие какое-то совершить, чтобы навсегда это закрепить. Понял?

- По-онял. Побрататься, да? Суп-пер, Ласточка! Супер воще - этим ножом, да? Суп-пер! Славян, ты гений. Гениальный у меня брат. Вау! Что тут скажешь, только "вау" и скажешь!

- Бль. Может, тебя просто замочить тут - ножом этим? Расчленить, и в холодильник... Я ж серьёзно, гад ты!

- Славка! Да ты чо? Вот же, обиделся! Я же тоже серьёзно. Погоди, вот. Я тебя видишь, как серьёзно. Я тебя люблю, как брата, обожаю и поцеловал, как брата. Давай... Погоди. А Ил? Он же ругаться будет, наверное.

- Наверное! Знаешь, как он разорётся! Хоть из дому беги! Прикинь - да? Эт-то такой кайф, тема такая. Это он, может, даже и выпорет меня, наконец - хотя, конечно, вряд ли. М-м, дождёшься, как же! Хи-хи! Кайф, короче - да? А потом остынет, конечно... Ха, Севыч, а ведь знаешь, ему ведь точно хана. Это же если мы с тобой вдвоём, два брата... Один сын - это я, значит, и он меня любит, ну, как сына, больше всего на свете, а у сына брат - это вот ты теперь, и тебя он ЛЮБИТ, ну, не как сына, - это ему кранты!

- Ни хрена не понял, но понял, что за-ши-бись! Но, Ласточ... Вячеслав! Я тебе, как старший брат, говорю, я тебе по-настоящему говорю: ты бы русским языком занялся бы, что ли, поплотнее. Вон у Дэна... Всё! Вот же, слова ему... Ля-ля, фа-фа, какие нервные все, все критику не переносят. Молчу, сказал, тише ты, Дэна разбудишь, или Ил примчится на вопли твои боевые! Ладно, ладно, никто не вопил. Так, Славка... Погодь, а как? Руку типа? Ну, резать?

- Ну, типа руку. Севыч, по-моему, руку. Нет! Севка, давай знаешь как? Так, давай на груди, ты слева, и я слева, где сердце типа, и прижмёмся. Хи-хи, роста ведь одного мы.

- Хи-хи, типа да. Хи-хи, пока одного. Так, Славян, всё, серьёзно давай, это, по натуре, серьёзное дело. Ты только не тыкай, понял, а то глубоко будет, а у тебя и так шрамы вон... от тех сучар. Лезвием так, аккуратненько. Дай я первый, что ли. Вячеслав, горе ты моё.

- Твоё, твоё. Ваше. Сева-а, но ты всё же... Ну, чтобы шрамик остался, это же навсегда, чтобы... понимаешь? Ну?

- С-с-с.

- Больно, что ли?

- Дурак, что ли? Фигня, Славян. Да, чтобы навсегда. Это у нас у всех навсегда, я так понимаю. Держи.

- Давай. Та-ак, тут, типа... Так. С-с-с... Нормально! Ну, нормально. Когда любишь кого, то и не больно ни шиша.

- Сто пудов! Я так же думаю, Славка!

- Севка.

- Давай, прижимайся ко мне.

- Сердце к сердцу, брат.

- Брат...

Всё. Оставим всех этих настоящих людей наедине. Оставим этих двух стоящих на кухне пацанов прямо посредине спокойной кухонной стерильности, которую так бережёт разгильдяй во всём остальном Славка, двух юношей, волею Богов ставших братьями, прижавшихся сейчас своими сердцами друг к другу. Оставим Илью Ласочёва, за тридцать три года своей жизни столько повидавшего и навидавшегося, понявшего, что не остаётся, никогда не остаётся в горах самое главное в жизни, даже если это и ТЕ горы. Оставим его, нетерпеливо дожидающегося в своей спальне Севку. И ведь как заявили Славка с Севкой, поганцы: мол, не лезь к нам на кухню, дело у нас есть важное, мы, мол, по-быстрому! - вот Ил и не лезет к ним, и нетерпеливо ждёт, и думает, что пора, наконец, уже Славку выпороть всё-таки, что ли. Да куда там: и раньше не собрался - нет, всё-таки надо было! - а теперь Севка за Славку горой, а на Банном дед Иван, который за Славку горой был всегда, изначально, и какое тут "выпороть", ладно бы самого не выпороли, пацаны мои любимые, зелёно-сероглазые.

И Дениса оставим, спящего в Славкиной комнате, на этом самом... а, да, на ложе. Ведь ему снится тоже про важное - про то, что это он спасает маленького Ласточку от тех уродов, которые его в Уфе... Пока лишь снится, но если придёт его черёд - нет, конечно, Боги такого не допустят! - но если... Он тогда... И он не будет, как Илья Иванович, не будет рассуждать, что, мол, нехорошо при парнишке убивать людей, даже если эти... люди? - нелюди! - даже если они, нелюди эти, этого парнишку мучили. Денис рассуждать не станет, ведь это будут ЕГО горы, это его парнишки. Денис готов за Ласточку, за всех Ласточек, Сладкоежек и тысяч других, чуть лучших и худших самую малость, чтобы никто их не мучил, на куски рвать всяких... "всяких". И при чём здесь то, смотрит ли на это парнишка? Ведь именно парнишки всё понимают, и они судят, и пусть суд их тяжёл, но только суд Ласточек и Сладкоежек справедлив...

Оставим этих настоящих людей, им хорошо сейчас. Создать свой Мир - это ли не дело для настоящих людей? Это ли не... Мир. Да, у каждого свой Мир, и каждый при очередном переходе, именуемом смертью, попадает в тот Мир, который он выбрал. Или в который поверил. Или... Разумеется, что и это не ново, как и сами Миры, и тот, кто создал свой Мир, свой, подходящий для тысяч и миллионов Севок, Славок, Денисок, Егорок, Пашек - для всех, кто рад такому Миру, кто сочтёт его справедливым... Для Илюшек, конечно же. Но это потом. А здесь и сейчас? Что делать вот с этим Миром? А это уж здесь и сейчас и решать - Илье Ласочёву, Денису Байкову, Севке, Славке... и нам, если мы с этими людьми. Я с ними. А вы?

страницы [1] . . . [5] [6] [7]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, Мужики и молодые, Первый раз

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>