Горячая гей библиотека

Роман и Тёмка (глава 2, последняя)

Часть 2

Я долго не мог заснуть, всё ворочался, в голове у меня был бардак, а тут ещё и чужой дом. Единственное, что меня согревало, так это мысль о том, что я сплю в Роминой кровати. Наконец, я задремал, но минут через 20 снова проснулся. На часах было около часа ночи. Побродив, как кот учёный, взад-вперёд по комнате, я решил, наконец, выйти в коридор.

Услышав голоса, я почти на цыпочках попытался пройти мимо гостиной на улицу, чтобы не привлекать к себе внимание, и тут краем уха услышал, что они говорят обо мне. Сестра рассказала семье Романа мою печальную историю: про моих родителей-алкоголиков, про интернат, в котором они с тёткой нашли меня... Мне стало не по себе. Я не понимал, зачем она это делает. Но, прислушавшись, я понял, что все достаточно близко к сердцу приняли мою жизненную трагедию. От этого мне стало ещё хуже. И тут подо мной предательски скрипнул пол. Я пулей рванул в спальню.

Лёгкая одышка и переживания по поводу того, что сестра зря обо мне всем рассказала, - всё это ввело меня в ступор. Я стоял и смотрел на ночное небо через открытое окно. Я вообще старался не вспоминать своё прошлое и не задумываться над ним. Гордость - это мой самый большой порок. Я никогда ни перед кем не выпячивал имеющиеся связи своей тёти или сестры и никогда ни у кого не искал жалости или сочувствия к своему прошлому. Единственный, кому бы мне хотелось об этом рассказать, наверное, был Роман. Он вызывал у меня доверие и уважение. Теперь же, стоя у окна и чувствуя своё одиночество, я переваривал слова сестры, сказанные всем обо мне. Мне было очень плохо. Грусть и злость переплетались в единое целое, и это угнетало меня.

"Я гордый!" - не переставал я повторять про себя. Эта фраза была для меня чем-то вроде аутотренинга во все периоды моей жизни. Глаза мои постепенно наполнялись слезами, так как загнанная далеко и глубоко моя душевная боль рвалась наружу. Мне было очень тяжело, тяжело от воспоминаний, мыслей о прошлом, но, как и в интернате, в котором я провёл год своей жизни, стоя у окна в ожидании, когда же меня из него заберут, я прикусил нижнюю губу, чтобы не заплакать и не показаться слабым... Голова моя разболелась от переживаний, и я, наконец, захотел спать.

На следующее утро, проснувшись достаточно поздно, я долго боялся выходить из комнаты. Я не хотел, чтобы со мной общались лишь из чувства жалости. Тут в мою дверь кто-то постучал. Я замер: судя по силе ударов в дверь, это была не сестра. Я насторожился, но, подойдя к двери, открыл её. Передо мной стоял Роман.

- Доброе утро, Тём! - улыбаясь, вполголоса произнёс он.

- Здравствуйте! - немного растерянно ответил я ему.

- Ты позволишь мне войти? - продолжил он.

- Да, конечно, какой разговор, это ведь Ваша комната! - улыбнувшись, ответил я.

Роман тихонько вошёл в спальню и начал разговор со своих воспоминаний о своём прошлом, проведённом здесь. Он говорил очень много, рассказывал мне какие-то интересные вещи и истории, некоторые моменты из которых я пропускал мимо ушей. Но вдруг он произнёс следующую фразу:

- Я тоже интернатский.

Услышав эти слова, я почувствовал себя так, как будто меня обдали кипятком.

- Ты не выходишь из комнаты, - продолжил Роман, - потому, что услышал рассказ своей сестры о себе. Наталья сказала о том, что ты гордый и что будешь теперь дуться на неё. Мы говорили сначала обо мне, а потом она решила рассказать о тебе. Так что всё "по-честноку", не бери в голову! Мы с тобой, брат, одной крови, - процитировал он Редьярда Киплинга.

Не знаю, хотел ли Роман своими словами облегчить мои переживания, но на самом деле он только усугубил их. Я смотрел на него и уже ничего не понимал. С одной стороны, меня мучила моя платоническая любовь к нему, с другой - мои переживания за себя, с третьей - я сам теперь начал болеть душой за него. Это была невыносимая пытка! Легче от такой поддержки мне точно не стало...

Далее был ещё один день, проведённый в этом красивом и хлебосольном доме, а вечером мы уехали к себе.

Прошло около недели с момента той поездки. В течение этого времени я практически ничего не ел, ходил угрюмый, загруженный и всё думал, думал, думал... После почти суток, проведённых рядом с Романом, пусть и на расстоянии вытянутой руки, я успел привыкнуть к нему. Он снился мне теперь ночами. От этого я просыпался рано утром и, чтобы хоть как-то отвлечься от мучительных переживаний, убирался в доме. Дни шли за днями, а меня всё больше накрывало безответной любовью, я не переставал думать о Романе, о тех вещах, которые происходили между нами, о стечении обстоятельств, вплоть до самых мелких, которые столкнули наши судьбы.

Ещё через неделю моя тётушка сообщила, что она со своей лучшей подругой уезжает отдыхать в Сочи, а сестра со своим парнем летит на свадьбу к друзьям в Москву, и целую неделю я буду дома один. "Какая прелесть, только абсолютного одиночества мне и не хватало!" - подумал я про себя. Лететь с тёткой мне было не айс: две старые перечницы, и я в роли юного фаворита - не мой формат. А лететь с сестрой я бы не смог по причине того, что у нас жил кот по кличке Миускас. Это был огромный кот породы "выблядок обыкновенный", умный, но пакостный, и все наши знакомые, зная его гнусный характер, наотрез отказывались брать его к себе даже на сутки. Короче, я оставался дома в роли кошачьей няньки. Но дай Бог здоровья моей сестре, ведь так просто одного оставить меня на целую неделю она не могла, поэтому попросила Романа приглядеть за мной. Когда я узнал об этом, то твёрдо решил для себя, что при первом же удобном случае расскажу ему всё о своих чувствах, потому как терпеть и сдерживать себя и дальше у меня уже не было ни физических, ни моральных сил.

В ближайший к разговору понедельник проводив тётку в Сочи с утра, вечером того же дня мы, то есть я, Роман, сестра и её парень Олег поехали в аэропорт Емельяново, чтобы проводить последних в Москву. Обратно мы ехали вдвоём. Уж не знаю, куда Роман подевал свою белокурую Жизель, но я очень надеялся на то, что она сдохла - хотя бы для него. Мы ехали молча, я только иногда поглядывал на его сильные ноги, руки и на его лицо. Меня колотило изнутри, чувства к этому сильному мужчине распирали меня и рвались наружу.

- Тебя сейчас отвезти домой или куда-нибудь в центр, где ты сможешь тусануть? - поинтересовался Роман.

- Домой, Мосю надо накормить.

Мося - это сокращённая кличка моего кота.

- Хорошо, - сдержанно ответил Роман.

Мы подъехали к нашему подъезду, и я было, решив распрощаться, сказал ему спасибо, но Рома заглушил мотор и, вытащив ключ зажигания, открыл свою дверцу, чтобы выйти вместе со мной. Я был растерян и пребывал в недоумении, почему он это сделал. Мы почти синхронно вышли из машины и направились в мою квартиру.

Когда мы вошли внутрь квартиры, нас встретил Мося. Я тут же кинулся обнимать и гладить его. Не то чтобы я люблю этого кота, просто мне надо было на кого-то выплеснуть свою разыгравшуюся чувственность, а на кого ещё я мог её излить? Только на Мосю...

Роман не разувался, так и стоял на пороге.

- Тёмка, - сказал он, - давай корми этого оглоеда, а потом поедешь к нам: нечего тебе здесь одному ночевать.

Я уже ничего не хотел, за эти дни я настолько вымотал себя переживаниями, что практически молча дал ему понять, что согласен с ним.

Накормив кота, мы вышли на улицу. Уже темнело. Роман предложил мне прокатиться к его знакомым в Покровку, что мы и сделали. После этого практически молча мы понарезали пару кругов по центру, потом заехали ещё раз на Покровскую гору, только теперь уже к часовне. Постояв там несколько минут, мы отправились в Удачный. Роман в пути очень сильно нервничал, его желваки так и ходили ходуном. Он курил одну сигарету за другой.

Когда мы приехали в посёлок, нас встретила мама Романа. Извинившись перед нами за то, что ввиду плохого самочувствия не сможет нам составить компанию за ночным ужином, она ушла в свою спальню. Аппетита не было ни у кого, мы молча выпили чай с печеньем и, пожелав друг другу спокойной ночи, разошлись по комнатам.

Спальня Ромы располагалась этажом ниже моей. Сон не шёл ко мне, да я и не собирался спать. Я решил, что сейчас спущусь, постучусь в дверь его спальни и влеплю ему в глаза всё, что чувствую, испытываю к нему. Мне было мало интересно, чем всё это закончится: позором или сломанной челюстью, но сдерживать себя у меня больше не было сил.

Наконец, набравшись смелости, я направился в его спальню. Подойдя к нужной мне двери, я ещё раз собрал в кулак всё своё мужество и постучал. Не прошло и секунды, как Роман открыл дверь. Он тоже был одет и, по всей вероятности, спать не собирался.

- Мне нужно с Вами, точнее, с тобой поговорить. Ты позволишь мне войти? - спросил я.

- Да, конечно, Тёмка, заходи, - ответил он.

Я прошёл в Ромину спальню. Затем, набрав в лёгкие побольше воздуха, нервничая, перебирая пальцы рук, я выдавил из себя:

- Роман, Вы мне очень нравитесь. Я не знаю, что Вы сейчас сделаете со мной, и, честно признаться, меня это уже мало интересует, но я люблю Вас!

Опустив глаза и затянувшись сигаретой, Роман вымолвил:

- Я знаю.

- О, Боже! Мне, наверное, нужно извиниться перед Вами и уехать сейчас же домой, - пролепетал я.

- Всё нормально, Тём, ты всё сделал правильно. Я тоже... - немного помедлив, он добавил, - ты мне тоже далеко не безразличен, - и он замолчал.

Я решил, что он сейчас начнёт втирать мне про наше общее прошлое, про пацанскую дружбу и прочую дребедень, но этого не было...

Подойдя поближе, Рома поправил мою чёлку, многозначительно улыбнулся мне и опять глубоко затянулся тлеющей в другой руке сигаретой. Теперь я понимал всё, что происходило с ним. Ему, выросшему в его среде и живущему по понятиям, сложно будет сказать парню фразу "Я тебя люблю".

страницы [1] [2] [3]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, Мужики и молодые

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>