Горячая гей библиотека

Сетка

Часть 13

Чем мы там, в этой каптёрке, ставшей нам родным домом, занимались, я, конечно, описывать не буду - и ежу понятно. Если уж мы умудрялись на работе, в складе, да с оглядкой в душевой, то что уж говорить-то о новых условиях! Мы просто пожирали друг друга своим желанием и любовью, не давая друг другу заснуть ни на минуту. А отсыпались на работе, за что неоднократно получали "втык" от мастеров. Но что было делать?! Мы не то что за станками стоять - мы просто стоять на ногах не могли. Конечно, под конец смены мы просыпались (вернее, нас будили) и за час-два делали все срочные и аварийные детали. Но по большому счёту нам было глубоко наплевать - и на детали, и на мастеров, и на "козлов", которые подходили к Сергею и ныли по поводу того, что мастера на них гавкают из-за нас и их "химия" может накрыться. А детали, между прочим, мы делали самые сложные, станки у нас были лучшие, и Серёжа запретил всем остальным токарям даже приближаться к нашим станкам. Но свою работу мы в любом случае выполняли, что и требовалось. Ну, прямо бригада коммунистического труда!

"Мы что, стали настоящими гомосексуалами?"

Как я уже говорил, наша зона была расположена на высоком холме. Сразу же за забором, за которым стоял наш барак, был крутой обрыв. Внизу протекала река, даже не река, а так себе, речушка, а за ней был большой парк с летней эстрадой, где проводились дискотеки. Умеют же у нас строить тюрьмы - непременно в самом центре города, а лагеря - или на болоте в лесу, или прямо в эпицентрах культуры. Впрочем, если с единством партии и народа у партии всегда были трудности, то с единством народа и зэков - никаких проблем: сегодня - там, а завтра - здесь.

Из окон нашего барака виден был только город, начинавшийся сразу же за парком. И видно было, что Березники - город сплошь зелёный, насыщенный светом и радостью летнего пейзажа. Но парк и речка были видны, только если залезть на чердак. Там у нас находилась самодельная телевизионная антенна, которую приходилось постоянно настраивать.

- Саня, хочешь увидеть, как пацаны девок трахают? - спросил меня однажды Серёга. - Если - да, то давай через чердак на крышу.

- Ты что, мне пропуск на свободу выписываешь?

- Нет. Я в этой жизни могу многое, но не всё. А мы вот сегодня на нашу крышу заберёмся, и они нам с тобой эту свободу изобразят - в лицах и в позах. Ты же сам знаешь, по пятницам у них там дискотека. Так они напиваются до поросячьего визгу и натурально трахаются прямо на берегу. Там фонари, поэтому всё сверху видно.

- А я, знаешь ли, не любопытен. Это ты, наверное, частенько туда лазаешь и занимаешься глупостями, глядя на них? Это, кажется, сеансом называется.

- Ну, пока тебя не "распечатал", бывало и такое. Но я давно уже там не был.

- Какой ты иногда бываешь пошляк, Серёжа, - не вытерпел я и сказал ему, что я думаю по поводу его выражений. - И на чердаке, если тебе приспичит, меня не трогай: там полно стекловаты - будет, я думаю, не в кайф.

- Да... Надо бы, сынуля, мне твою попу поберечь, она у тебя такая славная. Да?

- Ну, раз ты так считаешь, - отозвался я в тон Сергею, - то...

- Я хочу тебя в любую минуту, в любом месте и в любом виде, хоть и на облаках.

- Даже если эти облака из колючек?

- Да. А что?

- Я не имею ничего против. Только я чувствую, что мы с тобой конкретно "влипли" в это дело. Что мы будем делать, если на воле с девками будет не в кайф? Захочется с парнем, а где его взять? Так ведь можно и до самой смерти мучиться.

- Будем ездить в гости друг к другу.

- Ага. Как на случку - раз в год, да?

- Ну, зачем такие мрачные мысли?! Это же элементарная арифметика. Вот сколько у нас на зоне тех, кто трахается по собственному желанию? Из сотни, я думаю, человек 5-6, то есть каждый двадцатый. Вот столько же примерно их и на свободе. Если очень захотеть, то можно найти себе друга.

- Серёжа, - спросил я вполне серьёзно, - мы что, стали настоящими гомосексуалами?

- Ну, во-первых, не мы первые, не мы последние. А во-вторых, есть более подходящее слово - бисексуалы. Но я скажу тебе одно: если бы мне предложили выбор - ты или десяток классных девок, я выбрал бы тебя, даже не глядя на них. И знаешь почему?

- Знаю. Только я выбрал бы тебя - и лучшую из этого десятка.

- Вот это и есть самая настоящая бисексуальность, когда и с девочками, и с парнями хорошо.

- А ты где всей этой премудрости набрался?

- Я, знаешь ли, все эти годы не только точил и пилил, а и книжки умные читал. И тебе советую. Когда освободишься, найди литературу на эту тему. Можешь и с "политиком" нашим об этом поговорить, уж он-то знает.

- А почему ты считаешь, что он знает?

- Он мне как-то сказал, что хочет написать книгу о тюрьме на воле. Он так и сказал: книга будет называться "Парадоксы тюрьмы и гримасы свободы".

- А бисексуальность тут при чём?

- А при том, что в изоляции человек не перестаёт быть человеком и в физической близости с товарищем по несчастью прежде всего ищет применения своим лучшим чувствам и качествам, которые были свойственны ему на воле. А животным такой секс в тюрьме (да и в армии, я думаю, тоже) делает традиция нетерпимости. Для случки, как ты говоришь, я мог бы вытащить из нашего "гарема" того, кого захотел бы я. Но мне нужно не хотеть, хотя и это важно, а любить человека, доверять ему, защищать его, помогать ему, беречь его от любого зла в этом гадюшнике. И я встретил тебя, вот. А как там со мной, с нами будет на воле - один Бог знает. Мы оба ещё так молоды, Саня! Конечно, каждому нормальному человеку хочется иметь свою семью, свой угол, уют, домашнее тепло. Но здесь ты - моя семья. И отдаёшь мне вместе со своим прекрасным телом свою чистую душу, а я взамен окружаю тебя моим теплом и защитой.

- Послушай, Серёжа, а чем ты будешь заниматься на свободе?

- Не знаю. Посадили меня ещё почти школьником. Скоро мне уже двадцать два, а я и жить не начинал, - и, подумав о своём, он добавил: - Саня, давай не будем об этом. До свободы ещё дожить надо.

На крыше действительно оказалось интересно. Пьяная молодежь бесилась и дурела на дискотеке. Некоторые парочки уходили из общего стада в глубину парка, поближе к речке, и прямо на траве начинали заниматься сексом. Мы сверху видели всё это и смеялись, как школьники. Они же выделывали такое, что даже нам с Сергеем было стыдно и неловко.

- Сынок, ты со своими подружками тоже такое творил? - почему-то решил спросить меня Сергей.

- Нет, Серёжа, у меня не было так много опыта. Да и мой член интересовал их всех гораздо больше, чем язык или что-то другое.

- Могу себе представить! Они за тобой табунами бегали, да?

- Да пошёл ты к чертям! Отстань!

- Чего ты?! Наоборот, твоей "штукой" гордиться надо, а не стесняться её.

- А я не считаю, что эта "штука" - главное в жизни.

- Конечно, нет. У тебя есть и другие достоинства. И... И зачем ты, сынок, всегда такой серьёзный? Ты с другими таким будь, а со мной - не надо. Расслабься.

- Серёжа, я тебя... Ну, мне очень хорошо с тобой.

- Что ты хотел сказать? - насторожился Сергей. - Не бойся, говори.

- Ладно, идём вниз. Я уже не могу смотреть на это блядство. Здесь и в самом деле везде стекловата, а я хочу сейчас прижаться к тебе - сильно-сильно, и никогда, слышишь, никогда не выпускать тебя из своих рук...

И снова он мучил меня до утра, не выпуская, как и обещал, из рук ни на миг. Я вдруг сызнова понял, как люблю я его руки, его тело, его губы!.. Мне нравились его прикосновения к моей коже, его чуткие пальцы, его сильные красивые ноги, его мужественная сила и готовность доводить меня до стонов, а себя до крика сквозь плотно стиснутые зубы. Я по-настоящему вошёл во вкус такой близости и научился испытывать наслаждение в ночных играх с этим так сильно любимым и желанным парнем.

Первоначально, стесняясь друг друга, мы не включали свет, но чуть позже Сергей всё же зажигал лампочку, предварительно набросив на патрон в виде лёгкого абажура какую-нибудь тёмную тряпку. И тогда мы видели друг друга, и любовались друг другом, и я восхищался тем, как вылеплен каждый мускул на Серёгиной груди, как в этой хорошо развитой плоти оживает нечто более важное и значительное, чем просто физическая красота, и я понимал сердцем, что я люблю в Серёже его умение оставаться ласковым и тихим в минуты наших восторгов и переживать их без всяких слов, одними только движениями наших зрачков в этой полутьме.

Никогда больше ни с кем не повторялось такое, хотя и прошло уже столько лет со дня нашей разлуки. Я никогда никого так не любил, как любил моего Серёжу. Любил там, где суждено было мне повзрослеть, стать человеком, научиться терпению, молчанию, благодарности, гневу, ярости, даже ненависти. Никто после Серёжи не давал мне столько счастья, и, наверное, ни с кем после него не был я так открыт и распахнут, так бескорыстен и честен, так чист и прост. И никогда уже не буду. Ибо счастье является нам в нашей жизни - я в этом уверен - только однажды, и всё последующее, что переживается нами иногда как счастье, есть лишь в той или иной мере копия того, чем были мы наполнены в юности. Открывшиеся мне в лагере однополые отношения, прежде так пугавшие, побудили меня иначе смотреть на жизнь людей и на себя, конечно. И в том, что мне видно теперь, я нахожу много подлинного, настоящего, стоящего того, чтобы это распространить на всё сущее в мире. А видна мне только Любовь, то есть то, что образует все краски жизни со всеми её огорчениями, утратами, слезами и отчаянием. Жизнь, понял я, конечно, ужасна. Но и прекрасна!

страницы [1] . . . [11] [12] [13] [14]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, Тюрьма, Первый раз

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>