Горячая гей библиотека

Новости (глава 8)

Часть 1

Пустота города в августе стала живописной и кинематографичной, на фоне которой я встретил день рождения в не тревожащем меня одиночестве, приятно удивившись и обрадовавшись неожиданным поздравлениям от малознакомых людей, которые образовали шокирующий индикатор количества непрочитанных сообщений в Контакте.

Большинству из поздравителей, видимо, автоматически пришло уведомление, а приятнее всего было читать поздравление Лени, моего школьного друга, который уехал после школы учиться в Москву: он написал целое письмо, в котором признавался, что скучает, и жалеет, что меня нет рядом, чтобы пережить все приключения столичной студенческой жизни.

Из-за того, что я с весны больше вертелся в орбите Сережи, я плохо помнил состав даже своей группы, не говоря уже о целом курсе, и хотя еще весной я исподтишка подглядывал за другими людьми в лекционных аудиториях, когда они отзывались на свои фамилии во время "переклички", я мало кого запомнил. Заходя на их страницы после дежурного "спасибо за поздравление!", я разглядывал летние фотографии ребят из Краснодарского края, из Турции, из Египта, реже - из европейских автобусных туров, любовался голубыми оттенками моря, от лазури до чернильной синевы на закате, и улыбался, читая комментарии. Помню, что не испытывал тогда никакого чувства зависти или сожаления, что никуда не поехал, потому что свое лето с Сережей - первое, знойное, дымчато-темное по ночам, исключительно наше - я тогда не обменял бы даже на кругосветное путешествие по тарифу "все включено".

В ожидании его возвращения я помогал родителям с переездом. Я рассчитывал, что сделка должна была положить конец раздражающим всех хлопотам, однако непосредственный переезд выглядел еще сложнее, чем продажа квартиры и поиск нового жилья. Я находил что-то странное, почти патологическое в поведении папы, который готов был отдать больше миллиона рублей за новую квартиру, но экономил на грузоперевозке и постоянно вынужден был состыковывать график доставки вещей на новое место с расписанием нескольких специалистов на своем предприятии, которые приезжали вечерами на газели с открытым кузовом, чтобы нам помочь.

Вещи выносил в основном я, отец помогал закинуть их в кузов, а мама указывала, как их составить так, чтобы они не повредились, не запачкались, не разбились. В день, когда они с папой перешли на повышенные тона, ругаясь из-за судьбы дедушкиной югославской стенки, я ушел в комнату, из которой уже успели пропасть рабочий стол, и, спрятав лицо в подушку, разразился истерическим смехом. Родители ворвались в комнату, подумав, что я заплакал, но опешили, когда поняли, что это слезы от смеха.

- А ты чего заливаешься?

- Потому что вы как будто ручную работу из вишневого дерева делите, - хватая воздух, попытался объяснить я. - Вас бы на телевизор, но сначала показать, как вы ругаетесь, а потом - из-за чего ругаетесь. Это же готовый выпуск "пусть говорят" просто!

- А ты-то куда лезешь, спортсмен? - возмутилась мама. - Ты хоть знаешь вообще, как тяжело было даже такое достать? Даже дедушке, хотя он в Институте...

- Да какая разница, это же всё равно мусор?

- У нас в этом мусоре посуда хранилась, книги наши, у меня фотографии есть, где я еще девочка на фоне этой стенки! - запричитала мама. - Тридцать лет стоит, и хоть бы что, а этот ваш шведский пенопласт? Купил и через пару лет - на помойку!

Я поднял руки вверх, не желая ругаться. Отец стал предлагать компромиссные варианты: разобрать, перевезти только самую "выдающуюся часть", остальное оставить на милость новых владельцев, только надо было с ними сначала договориться.

Накануне очередного "марш-броска" я предупредил родителей, что буду занят целый день: Сережа должен был приземлиться рано утром, и я собирался его встретить: сюрпризом, конечно же. Я почему- то решил, что поеду встречать его, совершенно выкинув из головы его родителей, с которыми я был даже не знаком и которых я вообще не учитывал в своих планах.

За то время, что Сережа отсутствовал, я не успел забыть навыки незаметного ускользания из дома, которые отточил почти до совершенства; с отцом в доме, чей сон был не таким глубоким, как у мамы, мне, однако, потребовалось быть более осторожным, отказаться от душа и умыться водой из- под крана на кухне. Я изо всех сил навалился в то утро плечом на дверь, чтобы замок было не так слышно, и на цыпочках спустился вниз по лестнице, почти как монах в фильме про крадущегося тигра и затаившегося дракона.

Цвет рассветного неба был обманчиво прохладно-фиалковым, но духота, заполнившая воздух, была уже такой плотной, что я ругал себя за то, что решился надеть приличные джинсы, а не шорты. По плану нужно было дойти до автобусной остановки и попытать удачи, хотя неясно, почему я вбил себе в голову, что некоторые автобусы по особым маршрутам начинают курсировать в пятом часу утра. Увидев спящую шестиполосную автостраду с еще темневшим асфальтом, с которого не до конца сползли ночные тени, я понял, что поеду на такси, которое ждал, сидя на потрескавшихся теплых ступеньках спортивной арены, пока меня развлекал Moby.

Под медленный темп и живой ритм его песен перед глазами летело наше лето, разгоняясь, как трек, и тогда, в то утро, когда должен был приземлиться его самолет, я острее всего почувствовал разлуку. От предвкушения того, что я его его увижу, потрогаю его за руку, обниму, почувствую его запах, немного дрожали руки и почему-то сводило мышцы пресса, а еще было страшно. Я истоковался по нему так сильно, что уже не мог представить, что я ему всего этого не скажу: как мне его не хватало, как дело было не только в сексе, как я думал о нем, как думал о девчонках, в которых влюблялся в школе, как я засыпал, держась за часы, которые он мне подарил. Я боялся того, что это изменит баланс, какой-то негласный наш договор, по которому мы отложили на неопределенный срок рассуждения о будущем, и просто доверились влечению, ну или, проще говоря, что Сережина реакция ясно даст понять, что с его стороны таких же пламенных чувств нет.

До аэропорта, который находился на другом берегу реки, но все еще в центре города, мы доехали минут за десять-пятнадцать: я облокотился на открытое окно и позволил ветру ускорения растрепать мне волосы и выдуть слезы из глаз. По пути в аэропорт мы проехали мимо парка, в котором бегали с Сережей в июле: трава была не газонно-зеленой, а заметно пожелтевшей, скорее под оттенок сена, чем осенних листьев. Пруд, над которым раскинулся старый мост с отваливающимися досками, почти высох, и на солнце проступило тинистое растрескавшееся дно с сине-зелеными разводами от водорослей.

Вход в здание нашего аэропорта, который походил на очень большой школьный актовый зал, был варварски организован так, что лента досмотра начиналась, стоило только открыть двери, и поэтому очередь неизбежно начиналась на улице в любое время года и в любую погоду. Я отстоял один круг в очереди, чтобы взглянуть на табло прилета и узнать, что рейс задерживается, и что у меня впереди еще полтора часа ожидания в терминале, где нельзя было взять хотя бы кофе в Макдональдсе, потому что в городе вообще не было Макдональдса.

В подозрительном автомате я потратился на густой сладкий кофе, ароматизированный так сильно, будто бы это был кондиционер для стирки, а не пищевой продукт, и просидел какое-то время на лавочке на улице, складывая в уме цифры на номерах редких автомобилей, ругая себя за то, что забыл зарядить плеер и потратил почти всю батарейку на Moby. Машины приезжали к первым московским рейсам и тщетно искали на парковочной сковороде место, куда не дотягивались бы солнечные лучи, а машины таксистов кучковались, как голуби, немного поодаль, боясь пересечь платный шлагбаум. Где-то через полчаса ко мне подошел охранник и поинтересовался, что я тут вообще делаю и зачем сижу на солнце, когда внутри работают кондиционеры.

Пока я ждал Сережу, я измерил шагами крохотный зал ожидания вдоль и поперек, сосчитал кресла, запомнил цены на сувениры в закрытой еще лавке, которые я никогда не решился бы никому подарить из-за их излишней затейливости и уродливости.

Я старался сдержать смех, пока в моей голове чередовались придурковатые зарисовки надвигающейся встречи, в которой Сережа обязательно выходил из зала прилета ковбойской шляпе, или в костюме статуи Свободы, или в платье Мэрилин Монро, или в каком-нибудь мафиозном костюме из "Крестного отца", и поэтому он застал меня врасплох, когда появился все-таки в проеме реагирующих на движение дверей за гигантской тележкой, нагруженной чемоданами, в футболке с каким-то полупрозрачным лицом зеленого фантомаса, поверх которого было что-то написано про Black Eyed Peas.

Сережа выглядел напряженным и уставшим так сильно, что это не замаскировать было даже его загаром: я вскочил с кресла, поднял обе руки вверх и запрыгал на месте от радости, замахал руками, забыв, что я в аэропорту, а не на концерте. Заметив меня, Сережа потерял концентрацию и налетел всей мощью багажной тележки на какую-то неудачно поставленную урну, выругался, и я засмеялся из-за того, что он напомнил мне Гарри Поттера из сцены на вокзале, где тому надо было протащить тележку на секретную платформу.

Прежде, чем я успел дойти до него, я понял, что что-то пошло не так, когда он сам шагнул ко мне и протянул мне руку вперед. Прежде, чем я успел распахнуть руки для объятия, из-за тележки вынырнули его родители: высокий мужчина, густые брови которого в точности повторяли Сережин узор, и красивая худая женщина с гладкими светлыми волосами и огромными солнцезащитными очками.

- Пап, мам, а это вот Игорь. Мой одногруппник, - сказал Сережа, больно сжав мою руку. - Он отца встречает, другим московским рейсом летит, да?

- Да, - кивнул я. - Здрасьте.

- Здрасьте, здрасьте, - буркнул отец. - Его подвезти не надо?

Сережина мама вообще молча кивнула в мою сторону и зашагала дальше.

- Не, не надо.

- Тогда ты давай, это, такси вызывай, чтоб на улице не ждать, а то там уже печет, я смотрю. Жарко там? - спросил его отец.

- Жарко, - подтвердил я и уперся глазами в непроницаемую стенку Сережиного взгляда.

- Ну тогда увидимся, - сказал Сережа и покатил тележку дальше.

Он просто помахал мне, достал телефон и стал набирать службу вызова такси. Я отошел в сторону, потом повернулся и скрылся в уборной, где я сначала уставился на свое вопрошающее отражение в зеркале, умылся, выдохнул, держась за край раковины, хотя почему-то хотелось кричать от злости, потом потряс головой и быстро вышел из аэропорта, не смотря по сторонам, не думая о том, где Сережа и его родители. Доковылял до автобусной остановки, забился на последний ряд на возвышенности и, прислонившись к стеклу, стал злиться под объявления остановок.

Я понимал, что это был главным образом мой просчет, что из-за собственной нетерпеливости я совсем забыл про его родителей, но я не понимал, что не дало ему обняться со мной хотя бы по-дружески? С другой стороны, а что, если его раньше вообще никогда не встречали друзья в аэропорту, и его родители могли найти это... странным? Хотя что в этом странного? Это же наоборот, хорошо?

страницы [1] [2] [3] [4]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, Молодые парни

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>