Горячая гей библиотека

Письма (глава 1)

Часть 2

Стасу

Давно не виделись. Привет! Хочется сказать тебе спасибо за то, что ты сделал, за то, что ты стал для меня не просто двоюродным братом. Мы ни разу не говорили о том, что произошло с нами. При встрече мы виновато улыбаемся друг другу, жмём руки и молчим, как партизаны, о нашем секрете. У нас есть тайна, которую мы, наверное, будем хранить до конца наших дней даже друг от друга. Ты не знаешь, что был у меня первым. Думаю, что мне повезло. Если бы на твоём месте оказался кто-то другой, вряд ли первый раз прошёл бы для меня так относительно легко.

Ты несколько старше меня. Сейчас эта разница в возрасте кажется незначительной, но тогда ты казался мне матёрым, взрослым дядькой. Когда тебе исполнилось 18 лет, ты ушёл в армию. Я совсем не переживал за тебя, несмотря на страшные рассказы про дедовщину, с которыми неразрывно было связано для меня понятие "служение Родине". Ты мне казался самым сильным и умным в мире, и я был убеждён в том, что с тобой всё будет хорошо. И я был прав. Тебя определили служить в воинскую часть, находившуюся в нашем городе. Моя мама была безмерно рада этому. Она всегда испытывала потребность заботиться о ком-то, кроме своих собственных отпрысков, и ты стал частым гостем в нашем доме.

Мало-помалу я открыл для себя, что меня многое в тебе манит, пробуждая во мне желания, о которых мне было страшно даже подумать, не то что говорить. Для меня это было не впервой! К тому времени я уже понял, что я не такой, как ожидалось окружающими. Это была только моя тайна, которая вызывала во мне попеременно то отчаянный стыд, то вдохновенный интерес. Когда ко мне подступало чувство порочности моих желаний, моих фантазий, я старался гнать от себя мысли об этом. Обманывая сам себя, я обещал своей совести, что "это было в последний раз", в обмен на её молчание, но искушающие меня чувства каждый раз возвращались ко мне, становились навязчивыми, почти физически осязаемыми. В эти секунды чувство вины оттеснялось у меня на задний план непреодолимым влечением к кому-то. Мне становилось пофиг на моральную оценку происходящего. Мир новой чувственности поглощал меня, постепенно раскрываясь, как набухшая весенняя почка.

Весной, незадолго до той судьбоносной ночи я как-то проходил мимо военного училища, точнее, мимо его ограды, через которую я увидел молодых кадетов. У парней было занятие по физической подготовке. День был объят солнечными лучами, струившимися с бездонно голубого неба. Со стороны плаца до меня донеслось дуновение ветра, и мне вдруг стало трудно дышать. Промытый до звона весенний воздух вдруг стал для меня густым и вязким от ударивших мне в нос ароматов пробуждающейся природы и примешивающихся к ним запахов разгорячённых тел. Я спрятался за колонну и тайком стал наблюдать за кадетами. По телу моему побежала дрожь, мне вдруг стало зябко, а потом жарко. Я смотрел на этих бритых парней, и мне представлялось, как я оказываюсь рядом с ними, ощущаю их, дотрагиваюсь до их гладкой, влажной от пота кожи. Мне хотелось быть с ними, с каждым в отдельности и со всеми вместе. Фантазия рисовала мне неопределённые образы, вызывавшие во мне дикую радость и почему-то смутную тоску. После этого случая я стал обходить то место за версту, боясь того, что меня заметят и уличат в непотребном поведении, но наваждение не покинуло меня, и тяга к тебе стала его продолжением.

Помнишь, как ты приходил к нам в увольнительные? Мать считала своим долгом каждый раз накормить тебя до отвала. Пока она носилась по кухне, подставляя тебе одно угощение за другим, я сидел напротив тебя и смотрел на то, как ты ешь, на твой бритый череп, на твою грубую форму, на погоны, на широкий ремень с большой красивой бляхой. От тебя пахло казармой и молодым здоровым телом. Ты всегда был немного суров, но приветлив. Ловя мой заворожённый взгляд, ты улыбался и подмигивал мне.

Мне нравилось готовить тебе ванну. Набирая воду и размешивая в ней душистую пену, я представлял себе твоё крепкое сильное тело, ягодицы, ноги, живот, подмышки... А потом, когда ты, раздевшись и оставив вещи в моей комнате, уходил мыться, я украдкой нюхал твою униформу, твоё нижнее бельё, твои кирзовые сапоги. Это приводило меня в исступление!

В то время из книг мне стало известно такое понятие, как похоть. Я догадывался, что вся эта гамма новых чувств и ощущений, испытываемых мной, является именно ею - первой, полувзрослой, до конца себя не осознающей похотью. Я успокоился, узнав о том, что это нормальное общечеловеческое явление, за исключением того нюанса, что объекты моих желаний одинакового со мной пола. Эта маленькая деталь не сильно меня беспокоила тогда, просто я был особенным. Девушки не вызывали во мне никакого интереса, поэтому я решил, что это моя врождённая черта, и на этом успокоился. Да мне и не до того было, чтобы разбираться в причинах моей нестандартности. Я весь был увлечён предвкушением нового жизненного опыта и объят теми ощущениями, что расцветали во мне буйством первой, почти взрослой весны.

Как хорошо, что тогда рядом со мной оказался именно ты! Я помню, каким добрым и внимательным ты был по отношению ко мне. Каждый раз, приходя к нам в гости, ты приносил мне подарок. Однажды под Новый год ты подарил мне ёлочную игрушку, это была стеклянная снежинка, удивительно грубая и безыскусная, но что ещё ты мог принести мне из казармы? Мне было приятно, и я храню её до сих пор, и каждый год, наряжая ёлку, я вспоминаю тебя, и мне становится радостно на душе.

Я вспоминаю, как мы спали с тобой в одной постели. Каждый раз я старался лечь как можно ближе к тебе и долго не мог уснуть, украдкой любуясь на то, как во сне подрагивают твои ноздри и веки. Когда, ворочаясь, ты случайно закидывал на меня свою ногу или тихонько приобнимал рукой, я, боясь дышать, умолял судьбу о том, чтобы эти мгновения продлились как можно дольше.

Несмотря на всё своё вожделение, я до последнего сдерживался, боясь даже намекнуть тебе на свои чувства. Между нами ничего и не произошло бы, если бы ты сам не сделал первый шаг.

В тот день ты пришёл к нам в гости, как обычно, и, как обычно, мама постелила нам двоим в моей комнате. Мы улеглись, и я затаил дыхание, взволнованно встречая очередное ночное бдение наедине с моими фантазиями. В доме всё утихло. В окна бил южный ветер. Вдруг ты тихо повернулся ко мне, обнял меня одной рукой и осторожно начал гладить подушечками пальцев волоски на моей спине. В первую секунду я испугался этого, но не остановил тебя и начал потихоньку таким же образом гладить пушок на твоём животе. Я был в полном смятении от происходящего, быстро возбудился и при этом не знал, что мне делать дальше.

Твои пальцы пробежались вниз по моему позвоночнику, плавно миновав поясницу, они спускались всё ниже по моему телу. Наконец, скользнув под резинку трусов, они оказались в ложбинке между моих ягодиц. И в этот момент я понял, что ты хочешь сделать со мной то, о чём я даже не думал и о чём в то время имел довольно смутное представление. Следуя своей интуиции, я развернулся к тебе спиной и замер в ожидании. Ты пододвинулся поближе, и нежно дыша мне в шею, спустил с меня трусы. И тут я почувствовал ЭТО - первый раз в своей жизни!

Ты не торопился - спасибо тебе за это, ты был нежен, но первый раз - он по-любому первый раз! Я чуть было не вскрикнул. Ты это почувствовал и нежно прикрыл мне рот ладонью. Что странно, в этом жесте не было насилия, наоборот, он меня успокоил и помог мне расслабиться, полностью отдаться новым, странным, ошеломляющим ощущениям.

Потом, когда ты ушёл в ванную, я лежал на кровати, не в силах пошевелиться, и никак не мог взять в толк, хорошо или плохо то, что произошло. Ясно было одно: больше я без этого не смогу жить. Я смотрел на своего любимого с младенчества набитого опилками медведя. Мне казалось, что он тоже смотрит на меня, смотрит с грустью и осуждением, как на лучшего друга, оказавшегося предателем. И почему большинство игрушек имеет такое неопределённое выражение лица, в котором так легко прочитать грусть и разочарование в тех, для кого когда-то эти мишки и зайцы были источником радости? Производителям стоит задуматься о том, что их продукция может потворствовать возникновению комплекса вины у нового поколения.

Я смотрел на мишку, и мне начинало казаться, что произошедшее только что - это очень-очень плохо. Впервые за долгое время мне захотелось к маме, но вместо этого я вышел на балкон и тайком закурил. Плюшевое отрочество было закончено. Я стоял во тьме, взирая на далёкое звёздное небо, которое стало чуть ниже, в руках у меня дымилась папироса, а в кровати, давно ставшей для меня коротковатой, уже похрапывал здоровый мужик. Мне припомнилась фраза из старого анекдота: "Знала бы моя мама, что я курю!"

Мы больше никогда не спали в одной постели. Случившееся как будто было обоюдно нами забыто. Мне не хотелось повторения. Воспоминания об этой ночи неизменно рождали во мне непонятное чувство стыда, хотя я и не видел ничьей вины в произошедшем. С точки зрения здравого смысла это событие представлялось мне закономерным и, в общем-то, естественным. Но было что-то ещё - моральная неудовлетворённость в обнимку с острым чувством одиночества, под влиянием которых мой первый раз показался мне примитивной молчаливой реализацией грубых инстинктов. Нет, не о том мне пели резвые ветра, разгоняя смог над весенним городом, не о том блестели глаза юных кадетов, не о том цвели яблони, покрывая белым саваном тенистые аллеи. Точнее, не только о том...

Я чувствовал себя обманутым и немного обиженным на тебя. Конечно, это было глупо! Сейчас я понимаю, что допустил ошибку, но она была неизбежна. Я ни о чём не жалею, ведь всё могло получиться намного хуже.

Ты, сам того не подозревая, сделал мне самый важный подарок в моей жизни. Спасибо тебе за это, люблю тебя и всегда буду помнить.

Твой брат Никита.

страницы [1] [2] [3] [4] . . . [11]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, Молодые парни

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>