Горячая гей библиотека

Ладонь, протянутая от сердца (глава 2, Take It With Me)

Часть 6

- Илья, ты всё про это знаешь, да? Как что называется?

- Кое-что. Да всё и не упомнишь! Детали ножен-сая - это почти двадцать названий, а только сама сугата - полоса клинка так называется - это вообще с полсотни терминов, и это только основных!

- Да ну! Ничо себе.

- Да ну... Зуб даю. Смотри, - Илья берёт с общей подставки - а интересно, как она называется? - довольно небольшой такой... не знаю уже, что именно, но он гораздо меньше, чем тот тати, что у меня в руках, достаёт этот новый, и правда, не очень длинный клинок из ножен (сая!), отделанных как бы под берёзовую кору. - Вот, например, вакидзаси, второй то из дайсё, парного набора клинков самураев, смотри.

- Я... Бли-ин, я и не думал, что они такие красивые!

- Да. Вот эта часть острия-кисаки называется по-японски фукура, так у неё пятнадцать разновидностей! Это главные, а так-то больше, и каждая по-своему называется. А линий закалки я и сам не знаю сколько - в каждой школе свои были, и у каждой есть своё специальное название. Это вот черта такая вдоль полосы клинка, она твёрдую, закалённую часть клинка, лезвие - м-м, якиба, от более мягкой и гибкой части - дзихада - отделяет. А эта линия - хамон.

Илья замолкает, смотрит как бы сквозь меня, на губах - и правда, очень красивых, - лёгкая улыбка, и он ими чуть шевелит, будто шепчет что-то сам себе, а в глазах такие же искры, как и на чёрном зеркале ножен-сая того меча-тати, что я продолжаю осторожно, на весу держать в руках, только на зелёном фоне у Ильи в глазах эти искры, и тоже будто золотые.

- А... а он острый? - сглотнув, спрашиваю я, и мне хочется, чтобы Илья говорил и говорил со мной.

Он, встрепенувшись, отвечает:

- Очень. Погодь, самурай! Ща-ас.

Илья опять очень быстро - он на секунду у меня в глазах даже как-то размазывается, как в мультиках! - срывается с места, ищет что-то в куче книг на письменном столе, тоже, кстати, немаленьком, и достаёт старую газету. Потом правой рукой он тоже как-то очень быстро и ловко перехватывает рукоять... цуку - да, цуку короткого вакидзаси, отводит его вправо и вниз, а левой рукой взмахивает газетой, и она раскрывается, как платок. Илья бросает на меня короткий взгляд, потом машет мне подбородком - мол, чтобы подальше я встал, и я с опаской отхожу подальше, а тати прикладываю себе к боку.

- Так, Илья?

- Угу. Улан! Шёл бы ты... на место. Иди, иди, кавалерист лёгкоконный!

Во собака! Ваще, блин, супер! Тема. Совсем по-человечески покачав головой, довольно строго глянув на нас с Ильёй, Улан уходит в прихожую, и оттуда слышится, как он всем своим весом валится на подстилку на полу. Да-а, вот это собака! Куда там наш Малыш! Надо будет обязательно Егорке рассказать, какие псы у людей бывают.

- Вот, самурай, но смотри - это я дома только тебе показываю, эксклюзивно, Стаська у меня не любит этого.

Вот вроде и пустяк это - то, что Илья сейчас сказал, да ну, что особенного-то, а я чувствую, что снова краснею от удовольствия. Да - вот это парень! Щас, наверное, он мне покажет! И он показывает.

Взмахнув левой рукой, Илья этим взмахом руки вверх выпускает газету, и она, шурша, неуклюжей странной бабочкой взмывает к потолку, складывает там свои несуразные квадратные крылья и стремительно пикирует на пол. Стремительно? Да ну! Вот Илья, вот он стремительно!

- С-с-с! - и вакидзаси, молнией сверкнув под ярким верхним светом, преломив его ледяными бриллиантовыми гранями и рассыпав по всей комнате, слившись в смертельно опасную, шелестящую и блестящую дугу, снизу справа пролетает сквозь газету! Сквозь! Она даже не изменяет своё движение от этого, только падают уже две газеты - пополам! А Илья - тут уж я совсем не успеваю заметить, как и когда! - перехватывает вакидзаси уже в обе руки, и снова - сверху вниз, слева направо:

- С-с-с, - блин, три газеты.

Илья мгновенно оказывается на полу, и это очень красиво: левая нога подогнута, колено на полу, прямая правая на всю длину вытянута почти параллельно полу, такой странный "шпагат", левая рука выброшена вперёд. Вакидзаси у него снова в правой руке, и я снова не заметил, как и когда он там оказался, и так необычно он его держит: рука согнута в локте и заведена далеко назад за спину, остриё вакидзаси чуть только и видно мне спереди от груди Ильи. Он снова со свистом выдыхает:

- С-с-с! - и этим остриём вперёд!

Больший из трёх кусков газеты по самую рукоять (цуку) насажен на клинок, и даже ведь не пошевелился этот кусок, только падать на пол перестал. Кисаки, вспоминаю я - остриё, по-правильному, это кисаки. Два меньших куска газеты лежат на полу, по бокам от вакидзаси, намертво замершего у Ильи в его вытянутой руке, а на клинке опадают совсем уже тоже мёртвые крылья большей из газет-бабочек.

- Вау! - ору я в полный голос.

Улан тут же прискакивает к нам в комнату, а я замечаю, что и сам от восторга подскакиваю на месте. Я перестаю подпрыгивать - да ну, Улан ведь тут - и, изо всех сил пытаясь сдерживаться, громко шепчу:

- Вау, Илюха, ваще! Супер! Улётный супер, вообще тема!

- Да ну, - но это Илья меня не передразнивает, он шутит, я это понимаю, а он, чуть раскрасневшийся, поднимается, отмахивает клинком, и газета, не соскользнув, а разрезавшись от центра к краю, падает на первые две! - А вообще, самурай, и правда, неплохо получилось, я с газетой редко прикалывался... Гришка, да положи ты тати, что ты его таскаешь. Да вон, на диван можно... Погоди, эту книжку убрать надо, только на ногу её себе не урони, тяжеленная она у нас, Б. Это Шавров В.Б. - Стаськино священное писание, ну, и я его почитываю... Так, убрать надо всё, газеты эти, а то Стаська не любит, говорю же. В мусор, Гришка, там на кухне под мойкой есть ведро... Это он лапу порезал, вот и прихрамывает, я ему тут перевязки делаю, да он - видишь? - опять всё содрал. Да не бойся ты, самурай, он же просто нюхает. Привыкнет и отстанет. Блин, это что! Он мне в первое время вообще в спину дышал - прикинь! - и я себя при этом... некомфортно чувствовал, а потом привык. У нашего Улана манера такая по жизни: всюду свой нос совать... Самурай, а тебя мама не потеряет? Надо бы ей позвонить.

- Так ведь мобильник же мой... Илья, а у тебя городской телефон есть? Я бы позвонил домой.

Илья кивает мне, уходит на кухню и возвращается с трубкой домашнего телефона.

- Только ты её не пугай, Гриша.

- Да ну, не буду, конечно, - и я набираю свой домашний номер. - Где на вызов жать, здесь? Я просто скажу, что задержусь... Мам, привет. Мам, я задержусь, можно? Да ну, не поздно же ещё! Мам, я... Да нет, я с квартиры звоню, я к знакомому зашёл. Ну, тут, возле изостудии. Да я потом всё расскажу, а то он тут вот рядом, это же нетактично!

Я смеюсь, Илья тоже.

- Ладно, мам, я не буду долго! Да! Погоди, у меня же мобильник не работает. Батарейка села... наверное, - и у меня резко портится настроение, Илья тоже хмурится и губы кусает. - Да. Да ну, не знаю я, мам. До скольки? - я вопросительно смотрю на Илью, он губами мне показывает: до девяти. - Ну, часов до девяти - можно? Я когда домой поеду, то позвоню. Да, мам! Да ну, что ты... Егорыч, ну что? Да ну. Ладно, я недолго. Егорка, я же обещал! Раз обещал, значит, сделаю. Вот приду домой, и посидим тогда. Ага, всё, Малышу привет. Перебьётся котяра! Всё, Егор, пока.

Я выключаю телефон, кладу его рядом с собой на диван, смотрю на Илью, а он развалился сбоку от меня, тати у него у него рукоятью на груди, он голову на руки положил и смотрит, задумчиво улыбаясь, в потолок. А я смотрю на то, какие у него кудрявые пепельные волосы. Не мелкие кудряшки, а пряди такие по бокам ото лба, волнистые скорее, чем кудрявые, и блестят, как клинок у вакидзаси, - красота и опасность!

- Вот. Я позвонил.

- Вот. Ты позвонил.

И к этой манере Ильи я тоже понемногу привыкаю - что он мне так отвечает. И повтор вроде, и ответ - интересно. Вот он смотрит уже не в потолок, а на меня. Да, надо что-то сказать - а что? Я чуть подпрыгиваю на диване. Да, шикарный диван, и мягкий, и большой, и удобный, наверное. И недешёвый - сейчас вся мебель дорогая, но этот диван, по ходу, совсем уж не дешёвый. А интересно...

- Илья, а вот у вас диван один, а как вы... ну, спите, я имею в виду, ведь вас же двое? Ой, Илья, если я чего не того спросил, ты не обижайся, пожалуйста.

Илья пожимает плечами, принимает вертикальное положение, тоже легонько подпрыгивает на диване и спокойно отвечает:

- Я не обижаюсь, пожалуйста. Вот мы на диване и спим вдвоём, а то и втроём: кавалерист наш посреди ночи любит нам в ноги забираться. Места всем хватает на этом диване, ещё и остаётся. Он и так огромный, а уж если разложить его! Тут в комнате только у-узенький проходик остаётся. А вообще-то у меня гамак есть, да только что-то я к нему так и не привык - это от того, наверное, что в прошлых жизнях я ни разу индейцем не был. И возни с этим гамаком - да ну! Ха, вот привяжется это твоё "да ну" ко мне, и что тогда?

Илья щиплет меня за бок, я подпрыгиваю на диване уже всерьёз, машу на Илюху руками, он их с лёгкостью перехватывает и говорит:

- Так, Гришка, семь часов, сейчас уже Стас приедет, пошли на кухню, ужин приготовим, он же с работы, во-от. Поужинаем, а потом сразу тебя домой и отвезём.

- Да ну, - Илья выпускает мои руки из своих, а мне нравилось. - То есть, я хотел сказать: спасибо, но я что-то есть не хочу - я это имел в виду.

- А я тебя об этом и не спрашивал! Я вот тоже не хочу. Я, если хочешь знать, вообще по жизни есть не хочу! Никогда! Мда... Так что мы через "не хочу". Пошли, пошли, а то что-то я сегодня как-то уж особенно "не хочу"!

Я понимаю, что Илья от души зовёт меня ужинать, а не из вежливости, и отказываться мне не надо - нельзя ведь, когда к тебе с душой. Я смеюсь:

- Ну-у. Пошли. Ха, Илья, если честно, то я тоже очень "не хочу"!

- Так вот я ж и говорю.

- Илья, а ты тоже поедешь? Ну, я имею в виду, когда домой меня твой Стас повезёт?

- Поеду, когда тебя мой Стас повезёт. Надо же будет объяснить твоей маме, что с тобой произошло. А ты против?

- Да ну!

страницы [1] . . . [4] [5] [6] [7]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, 18-19-летние

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>