Горячая гей библиотека

Ладонь, протянутая от сердца (глава 3, Take It With Me)

Часть 12

- Вот. Ну что? Так, да, Ложка?

Обалдевший и онемевший сразу Ложка - а кто бы не обалдел и не онемел на его месте? - только коротко кивает, сглатывает, медлит ещё секунду, потом снова сглатывает - надо же, Ил-2 онемел! - и вдруг одним незаметным движением оказывается перед стоящим во весь рост нагишом на краю дивана Тишей. Ложка обхватывает его обеими руками, но это не объятие, это так. Ложкины локти у Тиши на пояснице касаются друг друга, а руки вдоль гибкой юной спины и верные крепкие узкие Ложкины ладони - какое счастье, что Тиша, тогда ещё Гриша, их не оттолкнул! - эти две ладони, в которых Ложкина душа и Тишино счастье, они у Тиши на лопатках, и Тишины лопатки сладко вздрагивают под этими любящими ладонями, а в груди у Тиши сладкая боль и тяжкая невесомость Любви.

Но это не объятие, нет! Ложка поначалу не прижимается к своему уже навсегда Тише, он через ладони вбирает в себя чувство, радость, Любовь и счастье юнца, запрокинув голову с пепельными волнами кудрей, он смотрит немного снизу в лицо Тиши. "Так теперь и будет всегда, - понимает Илья Логинов, - я всегда теперь буду смотреть на него так, снизу вверх, отныне и навсегда. Боги, а как же иначе?"

- Ил-л, Л-лож-жка, мой...

- Всё, молчи теперь, самурай. Слова, слова - придёт и им черёд, а сейчас не будем. Нет. Скажу ещё. Я тебя люблю, это навсегда у меня, я могу только так, навсегда. И ещё: ты самый... Самый красивый, и самый лучший, и это счастье. А Стаська у меня самый настоящий, и вообще он самый-самый, а уж какое это счастье! Ну, всё, а теперь...

И Ложка, подрагивая от чувства, прижимается к груди, к втянувшемуся тут же, с проявившимися сразу квадратиками пресса Тишиному животу, и снова, верх щекой (зажмуренные веки обоих пареньков), и Ложка уже лицом на груди у Тиши, и теперь это настоящее объятие. Тиша млеет, но ничего не делает. Он ведь и так стоит из последних сил, колени у него дрожат, они ватные, будто в первый раз на вышке в бассейне, и получается так, что Ложка держит Тишу, держит своим объятием, а Тиша плывёт, зажмурив веки, запрокинув голову с потемневшей золотистой прядкой, прилипшей к покрывшемуся испариной лбу - как это красиво!

Да, Тиша плывёт, и пусть его руки бессильно лежат на плечах у Ложки, но вот сейчас начнётся полёт, и Тиша, уплывая, ныряя всё глубже и глубже в изумрудные волны Ложкиной любви, теряя дыхание в этой прозрачно-изумрудной глубине и обретая вдруг уже новое, вечное дыхание Любви, понимает, что вот сейчас и будет главное в его жизни - то, для чего он переродился в этом наиглавнейшем круге Кармы. И они с Ложкой будут летать, ведь Ложка - это могучий самолёт, штурмовик "Ил-2", и они полетят...

А Ложка уже теряет ощущение реальности, он в главном из Миров, в Мире, где дано воплотиться мечтам, - Мире их любви. Ложка прерывисто, с всхлипом выдыхает, круговым движением проводит лицом по шёлку Тишиной груди, отчего тот совсем заваливается назад, и только Ложкины верные сильные руки держат Тишу. Ложка ловит сосок отрока своими очень красивыми губами, втягивает его губами, чувствительно прикусывает - нет, не больно, конечно же, просто чувствительно, и языком катает крохотное зёрнышко у себя между зубами.

- М-м-мама! М-м-м, Ложечка мой...

Всё, терпения больше у них нет, кончилось терпение! Это ведь словно пытка, самая сладкая и тяжкая пытка - сладость и тяжесть Любви. Но ведь для того, чтобы продолжить, а правильнее сказать, чтобы всё начать, этим двум парнишкам надо лечь вместе и надо ещё, чтобы Ложка тоже, как и Тиша, разделся. Ну, Ложка это сам получше других понимает, не надо ему советовать, что, мол, и как! Ложка осторожно валит Тишу назад, а тот и сам валится, и не боится упасть. Во-первых, не с девятого же этажа на асфальт, а во-вторых, Ложка же его, Тишу, держит, а руки у Ложки крепкие, сильные и верные, и так будет теперь всегда, понимает Тиша, всегда и навсегда теперь Ложкины руки будут держать Гришу Тихонова, всегда эти верные и сильные руки будут с Тишей - хоть лети он, хоть плыви, а хоть и сражайся даже, если доведётся!

И сейчас уверенный в навсегда своём Ложке Тиша просто оседает, опускается, запрокинув голову, на Ложкиных руках на диван. А Ложка его держит. Держит, опускает, разворачивает при этом, чтобы Ложкин навсегда любимый Тиша лёг прямо, поудобнее чтобы. И так получается, что Тиша, вытянувшись в подрагивающую струнку, лежит поверх одеяла, головой на подушке, а склонившийся над ним Ложка выпрастывает руки из-под Тиши и, путаясь пальцами, застревая головой, тянет с себя свою фирменную - фиг такую купишь где попало! - мастерку с эмблемой I.P.S.C. (золотая звезда с Земным шаром). Ложка тянет её через свою голову так торопливо, путаясь, задыхаясь, поругиваясь сквозь зубы, что мастерка тащит следом за собой и футболку. А вот футболка как раз совсем простая - белая, белоснежная даже, но, в общем-то, совсем обычная надета на Ложку сегодня футболка.

Всё. Снято, и Ложка, не глядя, отбрасывает от себя свернувшиеся в мягкий ком мастерку и футболку куда-то. Тиша, улыбнувшись краешком губ, отслеживает полёт Ложкиных шмоток: да ну, потом же разорётся Ил-2, куда это, мол, шмотки его гадские подевались, брядь и брядь?! Затем он снова переводит свой взгляд на Ложку, стоящего перед диваном на ковре на коленях. И уже Тиша не улыбается, а смотрит очень серьёзно на своего Ложку, на растрёпанные волны его пепельных кудрей, которые в неярком свете настенного бра они кажутся стальными, и в глаза, в которых сейчас одни зрачки, и в их волнующей Тишу бездонной пропасти полным-полно Любви! Только Любовь там сейчас, и нет у неё дна, и вовсе не страшно туда упасть, радостно и очень волнительно, но вовсе не страшно.

И Тиша прерывисто, подрагивая тонкими крыльями прямого носа, вздыхает и серьёзно, всё так же серьёзно - только ведь так сейчас и можно, ведь происходит главное - кладёт подрагивающую ладошку Ложке на плечо. И это тоже впервые, и Тиша снова теряет контроль над дыханием, ведь впервые он касается голого Ложкиного плеча! А какая кожа! И под кожей... крепость, сталь и волны Ложкиных тренированных мышц. Оказывается, Тиша мечтал об этом всегда, а понял, что мечтал об этом, лишь сейчас, в момент прикосновения.

- Ложись. Всё, Ложка, ложись. Я хочу, чтобы рядом...

- Да. Джинсы только...

И Ложка, вдруг успокоившись, одним чётким, выверенным движением, как у него обычно и бывает, оказывается рядом с Тишей на диване, а тот уже совсем привык к Илье Логинову, и Гриша успевает сейчас подвинуться, словно гибкая горная ящерка, и тоже практически одним движением - с кем поведёшься...

- Ха, Ложка Велосипедист, - улыбается Тиша, наблюдая за тем, как Ложка, лёжа на спине, избавляется от своих дорогих, со Стасом в Милане купленных джинсов G.-F. Ferre. - А носки? Илюха! Блин, да куда ты их? Не найдём же потом. У тебя плавки белые-белые! Ложка, ты самый красивый - понял? Я тебя не знаю даже как люблю - понял? Слов у меня нет, как С.С. говорит.

Ложка смигивает. Блин, это что, слезинка, что ли? А если и так? Это же от счастья! И губами впивается в Тишин рот, именно впивается! Нечему Тишу учить, он сам кого хочешь... Двое парней на диване, поверх одеяла переплетясь ногами и руками, шаря друг по другу ладонями, лаская, щиплясь, гладя друг друга, каждый миг меняя положение, катаясь по дивану (то один сверху, то другой), где одеяло в кучу, подушка сначала в сторону, а затем и вовсе на пол - два юноши целуются. И кусаются легонько - ведь это же парнишки, но легонько - ведь они же любят!

Ложка не может понять, что с ним. Ни разу у него так не было: ни с Тихоном, имя которого теперь принял Гриша, ни со Стасом! Да, с ними было по-другому: и ярко, и сильно, но сейчас Ложка старше по-всякому, по возрасту старше, а Тиша такой... Так его Ложка любит, что совсем теряет голову, вот и не поймёт Илья Логинов, что с ним такое, он так не привык - голову терять, а ведь это и есть первая страсть - та, что берёт в вечной пьесе о первой любви главную роль, и так должно быть, так и будет всегда и навсегда.

Но эта дивная борьба за лучшее место, за возможность контроля над телом и губами другого стихает, два юнца успокаиваются. Нет, конечно, не успокаиваются, невозможно этой страсти успокоиться, но они стихают, замирают, задыхаясь от любви, от нежности друг к другу, и Илья оказывается сверху. Так, наверное, для первого раза и должно быть. Будь Илья постарше, он бы оказался под Гришей, но ведь Илья и сам ещё, как ни крути, пацан.

Но что это? Вот это да! Илья, наш Ложка, замирает вдруг на локтях над Гришей, отрывается от его губ, Тишка тянется вслед за этими самыми красивыми губами во всех Мирах - хм, раздаётся отчётливый чмокающий звук. Тиша виновато открывает зажмуренные до того свои серые глаза, тут же закрывает их, валится головой назад, на диван. А Ложка - вот что удивило меня - опускается на Тишу, вытягивает руки вниз по телу, ладонями прижимает, притягивает к своим бёдрам узкие бёдра Тиши, и так вот, снова в поцелуе, они переворачиваются, так что Тише приходится при этом ещё крепче обхватить Ложку за шею. И вот Тиша сверху на Ложке - и так, наверное, всё-таки правильнее всего.

страницы [1] . . . [10] [11] [12] [13] [14]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, 18-19-летние, Первый раз

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>