Горячая гей библиотека

Армейские будни (глава 4)

Часть 5

XIV.

Раздражению моему не было предела. Завадский совсем съехал. Лучился счастьем и смотрел на меня, как последний придурок. Ни с того ни с сего он вдруг опускался на колени и начинал мне отсасывать. А позавчера понёс меня из бани на руках, бережно положил на кровать и, не торопясь, оттрахал.

Когда его отросток сновал во мне, опять раздираемом дикими переживаниями, он вдруг взялся рыдать. Молча смотрел на меня, играл мышцами торса, толкая себя в доступную мякоть, и так же молча с его лица капали слёзы, падая горячими осами на мои раскинутые бёдра.

Чёрт-те что! Я, как последняя шлюха, положил ноги на крутые Лёвкины плечи и давился неторопливыми толчками, сокращениями ополоумевшего сфинктера, дёрганиями моего изнывающего в непонятке члена. Чехарда наплывающих ощущений то вгоняла меня в изморозь плаксивого небытия, то наполняла дурнотой от противоречивых приятнонеприятностей.

Было сказочно хорошо и одуряюще неуютно. Снова, как в первый раз, выхлестнуло из развороченной утробы и закрутило корчами. Я выл, извивался, пытаясь унять неестественный кайф, а Завадский плакал. Я проливался на свой сведённый болезненным блаженством и втянутый до позвонков живот, а он, растекаясь толчками горячей спермы в моём агонизирующем тоннеле, глотал солёную влагу и скулил потерянно, а потом с собачьей благодарной преданностью вылизывал мой засперматозованный пресс и шептал:

- Серый, ты - супер! Ты - мой теперь!

Ну уж хренушки! Во-первых, мне не нравился такой сержант. Во-вторых, я пугался силы оргазмов от траха в зад. Так недолго и привыкнуть. И что потом? Раскидывать шлюшьи ноги перед первым встречным? А в-третьих, мне было тревожно за Лёвку - всё-таки он стал мне вовсе не безразличным; и отстранённо смотреть на то, как он теряет себя в совершенно, на мой взгляд, ненужных ему, да и мне тоже, надуманных метаморфозах, я не мог. Поэтому, отчётливо сознавая, что уговорами ничего изменить не получится, я начал суроветь, чтобы он разочаровался в предмете своих умильных чувствований самостоятельно.

Завадский теперь был готов лизать мои пятки, что, кстати, он и делал периодически и с большим энтузиазмом. И страдал, не получая заветную задницу. Я, ожесточившись, гнал его от себя. Тогда он прокрадывался ночью и будил меня страстными поцелуями. Будил, чтобы услышать:

- Лёва, да отвали ты наконец.

Он не отваливал, а ложился рядом и засыпал, обняв любовника руками и ногами.

Долго это продолжаться не могло, ибо людей, которые от пинков начинают любить шибче, не так уж и много. Не был таким и сержант. Так что, в конце концов, он собрался и внешне стал почти прежним - слегка надменным и ироничным, но всё равно слишком мягким и готовно услужливым. До приторности.

Неделю я восстанавливал силы и душевное равновесие. Неделю морально пинал сержанта - приводил его в норму. Наконец, силы мои восстановились, судя по тому, что вид голого Лёвы опять тревожил властным зовом готового к бою клинка, равновесие тоже вроде бы сбалансировалось - пришло решение свести анальный секс при участии моего анала к минимуму, пользуя лишь иногда, на десерт.

С Лёвкой было труднее. Я заставлял его готовить обед - он готовил. Заставлял мыть посуду - он молча мыл её, правда, сохраняя подобие насмешливой улыбки на лице. Гнал скрести двор - он уходил скрести. В общем, парнишка погибал на глазах.

Дошло до того, что я издевательски, очень сильно пнул его в зад. Сержант отлетел, упал на колени и замер. Я уж было обрадовался: сейчас начнёт мне харю бить, мы потолкаемся и вернёмся к прежнему. Но вспышки не последовало. Парень так и стоял на четвереньках, опустив голову.

Поверить невозможно - я испугался. Не боялся пьяных стариков, не боялся крошить телефонный аппарат об лоб Унитенко, не боялся кидаться в одиночку против десятерых, отстаивая своё право на достоинство, а сейчас испугался. А когда я услышал оттуда, из-под опущенного лица, неуверенное:

- Я тебя люблю, - то струхнул окончательно и опустился на пол рядом с ним.

- Лёвчик, ты чего лепишь-то?

Он уперся лбом в моё плечо, прижался и застыл.

- Я ничего не могу поделать, - с безжизненным спокойствием констатировал сержант. - Я готов... - он замолчал, подыскивая нужное сравнение, - подставлять морду, чтобы ты ссал на меня. Хочешь пинать - давай. Я заслужил - когда смотрел, как тебя в части пиздят. Я хочу тебя всё время... А Перова грохну, когда вернусь!

Переход получился несколько неожиданным.

- Почему? - в принципе, можно было и не спрашивать: всё и так было ясно.

- Этот гнус тебя трахал, - упрямо прогундел он.

Я растерялся: ситуация явно вышла из-под контроля и достигла стадии, требующей срочного реанимационного вмешательства. Уговаривать парня было без толку, поэтому, немного прикинув хрен к носу, младший сержант Костров сделал следующее: отпихнул от себя ударом в ухо страдающего парня, плюнул в его ошарашенную рожу и процедил:

- Пошёл в жопу, падаль. Мокрощёлка вялая.

Yes! Завадский взвился норовистым жеребцом, схватил меня за шкирку, вздёрнул на ноги и влепил мне в челюсть. Yes! Догнал отлетающего и втюрил ещё разок.

Я растянулся на полу и с наслаждением посмотрел в гневные глаза на побелевшем лице. Вот это по-нашему! А когда "вьюноша дерзкий со взором горящим" приблизился для продолжения банкета, то получил от меня на все сто: подсечка вышла на славу, а последующий хук, проведённый, правда, не совсем из того положения, из какого следовало, расставил всё по своим местам.

Тонкая струйка крови побежала по острому подбородку ошалелого красавца от третьего моего удара. Я удовлетворённо рассматривал проделанную работу - ну теперь-то уж Лёвушка придёт в себя. А он скорбно выговорил:

- Ты это специально сделал. Я понимаю. Но я всё равно тебя...

Его пасть резко захлопнулась от четвёртого тычка.

Вот тогда его проняло. Он задыхался, крича:

- Если ты, сука, ещё раз поднимешь свою ёбанную руку, я грохну и тебя.

Мило улыбнувшись ему прямо в пылающие очи, я спокойно отошёл к пульту...

Лёва перестал мыть посуду и чистить снег. Он оскорблённо молчал и вёл себя так, как и подобает деду СА, продолжая сверлить меня взглядом, как только я отворачивался.

Увидев этот его взгляд, приехавший председатель начал дотошно выспрашивать нас про наше житие. Я, сияя безоблачной улыбкой и невинно хлопая голубыми глазами, старательно заверил его в том, что у нас всё в норме. Наверное, моя "невинность" сразу и навсегда убедила его, потому что он, покосившись на безутешную, но гордую статую скорби, которую изображал Завадский, оставил бесплодные попытки прояснить ситуацию и начал излагать свою просьбу.

Дело в том, что ушлый сержант в бытность свою гражданским распиздяем подрабатывал на рестораны не только рубкой мяса, но и починкой радиоаппаратуры, в которой я, например, не разбирался совершенно. И сейчас прослышавший об этом папашка просил Лёву поехать с ним в посёлок с ночевой, чтобы устранить там многочисленные поломки. Ому, с улыбкой сидящего, как обычно, в углу, он намеревался оставить со мной, потому что снегоход был двухместный, а завтра забрать его, вернув сержанта.

Пребывая в печали и находя моё общество временно утомительным, Завадский согласился. Я, правда, немного смущался оставаться один на один с Оминым оскалом, но меня и не спросили.

После убытия спасателя северной народности, кинувшего в дверях тревожный взгляд в сторону остающихся, мне стало пусто и неуютно в доме. Чтобы убить время, мы болтали с пареньком о всякой всячине. Я при этом старался не встречаться с глазами, которые ошарашенно разглядывали меня тогда ночью.

А Ома был, как всегда, весел и любопытен. Он и предложил мне показать ему, как русские парятся в бане, - всё равно делать было нечего. Меня подобная перспектива смутила ещё больше, но демонстрировать своё смятение не хотелось, поэтому баня через пару часиков была готова.

страницы [1] . . . [3] [4] [5] [6]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Военные, Молодые парни, Вода: баня, река

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>