Горячая гей библиотека

Первые месяцы службы

Часть 2

Маленькое приключение действительно заставило очнуться от добровольной спячки. Все сослуживцы и офицеры из разряда декораций и мебели мгновенно перетекли в широкий отстойник возможной добычи. Угрозам Юрки я особого значения не придал. И не такое слышали. Нет, паренек был симпатичным. Правильное лицо, веселый, и едкий сарказм, оформляемый точными репликами в полголоса, мне нравились. Однако, нечто неопределенное, какая-то внутренняя дрянь, сидевшая в москвиче, мешала возникнуть желанию стать его другом. Да и зачем друзья в учебке? Через полгода нас разбросают по кораблям и частям. О каких привязанностях идет речь? Это же, как курортные романы – с глаз долой, из сердца вон. А потрепаться задушевно найду с кем. Буде такая нужда возникнет.

Была суббота. Именно с той поры появилась стойкая ненависть к выходным дням и к сваренным в крутую яицам, непременному довеску праздничного пайка. Офицеры и мичманы, даже дежурные, сваливали по домам. А кто и во Владик. Абсолютная власть старшин накрывала учебку беспредельным, почти зоновским, коконом. Перечень аттракционов не велик, зато за милыми названиями крылись концлагерные издевательства. Подметать плац с карандашом – значило всю ночь махать железным ломом с привязанным к нему прутиком, изображая дворника. Пидарасить очко в ошейнике – чистить туалеты и чугунные чаши унитазов вокзального образца лезвием, привязанным за нитку к шее. Нитка перетиралась, завязывалась по-новой, и так, пока рыло не начинало елозить по самим дучкам. Взлет-посадки до бесконечности. Протягивание центральной палубы, когда десять тазиков, называемых на флоте обрезами, воды два-три салаги пытались собрать с центрального прохода при помощи шнурков от форменных ботинок. Ну, и на сладкое, стирка и глажка носков и трусов старослужащих. Сопротивлявшихся избивали.

Я никогда не спорил, выполнял любое задание спокойно, даже напевал что-то себе под нос. Чем, естественно, вызвал неприязнь одногодок.

- А Фролов-то у нас жополиз.

- Ага. Как лакей прямо. Ты бы эти вонючие караси (носки по-флотски) во рту постирал, прихлебатель. В стармосы или комоды метишь? (звание старший матрос и должность командир отделения)

- Эй, чмо, небось, не дождешься, когда кто-то из старшин посрать пойдет, чтоб ему очко языком подтереть? Вместо бумажки...

- Да хоть полопайтесь, кретины. – Продолжая деловито елозить куском мыла по синему носку, я только улыбался, на оборачиваясь на, драивших гальюны, корифанов. – Я хочу домой вернуться здоровым, а не с отбитыми почками. А после любого говна можно руки помыть. Кстати.

- А душенку свою, плебейскую, чем отмывать будешь?

- Да ничем. – Как следует, отжав все десять пар, я принялся за гюйсы (широкие воротники, надеваемые матросами поверх формы). – Я уже один раз выебнулся, тем, что родился, а остальное меня не трогает. Вот так, козлики. Пидарасте старательнее и рыдайте над своей поруганной честью, сколько влезет.

- Рыло бы тебе начистить, гондон штопанный...

- Рискни здоровьем, кочерыжка полтавская. И ты, пенек обрыганный, из солнечного Магадана, фитилек бы пригасил. Коптит.

- Вша блокадная! – Завелся пухленький украинец, прекрасно знавший, что меня бесит любой наезд на любимый Питер. Уроженцев моего города на флоте называли "блокадники". Как архангелогородцев "трескоеды", прибалтов "тормоза" и "фашисты", а москвичей "масква-ачи".

- Ша! Слоняры! Службы медом показалась?! – В дверях гальюна картинно нарисовался полуголый "полторашник" Сенечка с ремнем, висящим на шее. Черный берет, называемый в учебке чумичкой, едва держался на затылке вытянутой треугольной головенки. Поганый тупица и местный мудила еще и покачивался. – Вешайтесь, слоны, пришел ваш день. – Мутные от природы глаза липко прошлись по нашим напряженным лицам. – Дубский. – Палец ткнул в замершего холла. – Ты первый. За-а мной!

- Пиздец. – Юрка оттолкнул швабру и закурил. – По одному ебошить будут. Чего они напились сегодня?

- После завтра выезд на полевые учения, вот и отрываются. – Мишка, суровый уроженец Магадана, смачно плюнул в обрез с грязной водой. – Сенечка кривой совсем, может пронесет?

- Ага, пронесет и вынесет. – Калининградец Витек, отличавшейся какой-то крестьянской основательностью даже работы не прекратил. – Лишь бы в жопу не ебали.

Мы с Юрцом переглянулись. Мерзкая ухмылка на миг скривила его губы. Но я не отреагировал.

- По самые гланды, чтоб голова не качалась? – Уточнил щуплый Андреас, откопанный вояками где-то в дебрях глухой Литвы. Эту присказку, хуй тебе в жопу по самые гланды и так далее, мы слышали по сотне раз в день. Естественно, она отпечаталась в мозгу, как отче наш, навечно.

- Это уж как повезет, по гланды или нет. – Витек закончил с одной дучкой и перешел к другой. – Что рты раззявили? Не слыхали, что здесь пацанов поябывают?

- Ты такой спокойный, будто тебя уже не раз трахали. – Вкрадчиво протянул Юрка.

- Нет. Пока не трахали. – Виткина безмятежность и меня немного успокоила. – Один раз, как говориться, не пидарас. Работайте, олухи, а то точно, без пиздюлей не обойдемся!

Все с остервенением вернулись к работе. Быстро закончив дела, доложились дежурному по роте и замерли в своих койках...

Я уже видел какой-то сон, когда еще больше пьяный Сенечка толканул в плечо.

- Фролов? Подъем, слоняра! Пошли в ленинскую.

В ленинской комнате она же класс политзанятий, окна занавешивались плотными шторами, чтоб можно было демонстрировать бойцам очередной перл славословия партийного руководства. Клубы табачного дыма, перемешавшись с запахом общажного веселья, рыбных консервов и молодых тел, пробивали две настольные лампы, размещенные на полу. Пятеро наших дембелей, которым свобода улыбалась этой же осенью, два старшины, отслужившие два и два с половиной года, разместились живописным полукругом на столах и табуретах, прозываемых баночками. Понуро стоявшего в тени Юру, я по началу не заметил.

- Ну, что, матрос Фролов. – Напоминавший жирного бая из фильмов про революцию старшина второй статьи Исламбеков, размашисто почесал яйца через трусы. – Ты у нас, откуда призван?

- Питер.

- Ага. – Вечно злющая рожа дембеля Тотымова наклонилась вперед. – А почему это у вас в Питере, матрос Фролов, так много пидарасов?

- Мне ни один не попадался. – Я искренне пожал плечами. – Где вы встречали? Не я же их воспитывал и растил.

- Ты че, слоняра, охуел? – Тотымов аж откинулся назад.

- Письку хапнешь? – Мрачный старшина первой статьи Сергеев разливал водку по стаканам.

- Что? – В горле противно пересохло.

- В рот возьмешь? – Это сказал Сашка Часоглызский, сероглазый брюнет из Свердловска. Он слыл самым справедливым и спокойным из дембелей. Даже прозвище его звучало ласково: "Часик". И тут такая деловитость вдруг.

- Нет.

- Не понял?

- Нет. – Произнес я твердо, сверля Сашку глазами.

- А пиздюлей? – Казаху не терпелось.

- Хоть убейте. – И тут я заметил Юрку. Его губы дрожали, взгляд затравленно зыркал из подлобья. Как и я, корифан был в маечке тельняшке и широченных трусах. Подозрительные мокрые пятна на тельнике и припухшие губы сказали все. Однако, перехватив мой взгляд, Юрка едва заметно качнул головой. Не выдал, или врет?

- А ведь убьем. – Часик с оттяжкой хлопнул ремнем по своей ладони. – Может, лучше отсосешь?

- Бейте. – Упрямо произнес я.

страницы [1] [2] [3] [4] . . . [6]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Военные, Любовь и романтика, Групповой секс

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>