Горячая гей библиотека

Неверная дорога (глава 3, последняя)

Часть 7

Пошатываясь, я встал в дверном проёме. Свет мигнул, снова мигнул и зажёгся ровно. Какую-то секунду я смотрел на обнажённую спину пацана, и если бы я заметил на ней чужие отметины, они бы остановили меня, но на ней были только глубокие красные полосы, оставленные моими ногтями, и синие отпечатки моих зубов.

Я дотянулся до него, обхватил пальцами его предплечья и потянул парня к себе. Он рванулся от меня, и ему почти удалось вырваться из моих рук, но я схватил его сзади за шею, и он обмяк. Я ощущал в себе биение его сердца. Страх и боль соединили нас в одно целое, как я и хотел.

Прижимая его к себе, я провёл ладонью по его лицу, мокрому от слёз, обхватил его под впалый живот и, подняв, бросил это тело на край ванны. Пацан странно, словно котёнок, вскрикнул, извиваясь и стекая на пол после такого удара. Прежде чем темнота закрыла от меня юношу, я уловил его взгляд, пустой и покорный одновременно. Не видя его, я ударил его ногой куда попало, а затем снова поднял.

Когда я отпустил его, он упал на пол и уже не стонал и не плакал. "Может быть, я убил его", - подумал бы я, если бы мог думать. Дрожа, я лёг на пол и стал пить его рот, словно кровоточащую рану. Внутри меня было одно безумие, и в него падали красные капли крови юнца.

***

Я очнулся в одиночестве. Свет разливался ярко и ровно. Во мне всё болело. Край ванны был весь в потёках крови. Я заглянул в ванну и увидел, что в ней тоже есть кровь. И на полу. И на двери. Это была чистая кровь юноши и моя грязная кровь. Меня так тошнило от всего этого, что если бы меня вырвало собственными внутренностями, я бы не удивился этому.

Я позвал юнца, но он не отзывался на мой голос. Я поднялся, вцепившись в косяк, и в глазах у меня потемнело. Пережидая дурноту, я постоял, а потом пошёл искать юношу.

Его нигде не было.

- Где ты? Ты спрятался? - крикнул я.

Но его не было в квартире. Он ушёл. Из коридора веяло холодом, дверь слегка поворачивалась на петлях, лампочка в коридоре не горела. Я вышел босиком на ледяную растрескавшуюся плитку и всмотрелся во тьму у подножия лестницы, надеясь увидеть там съёжившуюся маленькую фигурку парня, но его не было на лестнице. Я вернулся в квартиру и оделся (в комнатах пахло затхлостью и заброшенностью, будто никто и не жил в них уже несколько лет - пять лет).

Я знал, что паренёк бежит сейчас по тёмным улицам, и я бежал за ним, чувствуя подёргивания и дрожь нити его жизни.

"Улететь. На самолёте", - отчётливо произнёс Виктор. "Нет, Виктор, - подумал я, - останься со мной".

И я побежал, огибая воронки, которые я видел в ночи очень чётко, потому что они были темнее темноты, самим сосредоточием мрака, и старался двигаться тихо, чтобы те не заметили меня.

"Тихо-тихо-тихо". "Да, Виктор, - подумал я, - но для нас это значило совсем другое". "Что мы друг для друга?" "Всё, Виктор, и ты знаешь это, потому что ты видишь: я ничто без тебя".

Я услышал щелчки выстрелов, рядом с собой, и нить задёргалась, едва не разорвавшись...

Когда-то, когда я был застенчивым замкнутым юнцом, я нарисовал на песке буквы, сложившиеся в вопрос: "Это любовь?", и Виктор ответил мне: "Да", и повторял потом много раз: "Да, это любовь". Глухо и счастливо он бормотал эти слова в подушку, щекочуще шептал их в моё плечо, ровно проговаривал их, не глядя на меня (он всегда боялся этих слов, на самом деле он был довольно-таки неуверенным человеком, но этого никто не знал, кроме меня). Сейчас я слышал его усталый голос, когда я, задыхаясь, останавливался на пару секунд, чтобы глотнуть воздуха и затем снова бежать: "Это любовь", - и дыхание Виктора касалось моего затылка. Но когда я оборачивался, его не было позади меня. Насколько бы реальным он мне не казался, он был не более реален, чем любое моё воспоминание, и всё, что он говорил мне сейчас, было лишь тем, что я слышал от него в прошлом.

"Уйдём отсюда, - попросила Сьюзи, - их слишком много".

Я летел мимо хмурых домов, мимо смутных деревьев, туда, где, одинокий, погибал паренёк. Не знаю, почему это было настолько важно для меня. Он разрушил меня, и одновременно я разрушил его. Мы должны были умереть одновременно, потому что это так страшно делать в одиночестве.

Голоса Сьюзи и Виктора вливались из моей памяти в моё сознание. Они хотели что-то объяснить мне, но у них были лишь те слова, которые они произносили когда-либо, и никакие другие.

"Может быть, кто-нибудь и поймёт. Я не могу быть одна со всем этим всё время".

Я тоже, Сьюзи, не могу. Это же сон? Этого просто не может быть. Мы так боялись огромного враждебного нам мира, и он всё-таки разбил нас, разбил наш мир, взорвав оболочку нашего дома. Мы трое были ничем для внешнего мира, мы должны были скрывать, кто мы, он заставил нас быть осторожными и скрытными, научил чувствовать опасность. Он перенёс на нас свои нелепые жестокие законы, но я не уверен теперь, что это удалось ему потому, что он более сильный. Он просто больше - вот и всё. Наш мир был настоящим, как бы не думали они все, тогда как во внешнем мире я не увидел ничего, только один лишь ужасный сон, в котором один день тянется вечность.

Если Он думал, что что-то ещё контролирует, то Он ошибался. Теперь уже я управлял этим сном, я мог стать в нём таким сильным, как я хочу, и таким быстрым, как я хочу. И я стал им.

Солдат смотрел вниз, на юношу, лежащего у его ног. Своим новым кошачьим зрением я чётко различал его грубый, широкий, почти квадратный силуэт, вдыхал ядовитое зловоние его тела с настоящим удовольствием, потому что уже знал: я могу закончить всё это. От кончиков моих пальцев к запястьям ползла боль, и я крался к солдату ("тихо-тихо-тихо", - напомнил мне Виктор), чтобы стиснуть его горло своими руками со всей силы прежде, чем он поймёт, что происходит, считать судорожные рывки его тела и потом отбросить, отшвырнуть его от себя с той же небрежностью, с какой Виктор выбросил в окно машины пластиковый стаканчик, и сразу же ударить второго в лицо, белое от ужаса, прежде чем он успеет понять, что происходит.

Этот мир дал мне смерть, боль, страх. Я возвращал их ему. Бить, бить, бить - за Виктора, за Сьюзи и за нашего неродившегося сына, за наш дом, за всё, что было нам так дорого, за юношу и за того, кому он принадлежал до меня, за самолёты, за долгий заунывный вой сирены, разрушенные улицы и животы, начинённые осколками, за их солдат в городе, даже за былые периоды затишья, которые я пережидал равнодушно, потому что мне уже нечего было терять и не за кого было бояться.

Солдат упал, чтобы я мог бить его ногами.

- Ваша траханная война! - закричал я. - Ваша траханная война! - и я не мог найти других слов, кроме этих, ранящих моё горло, как острые жестяные треугольники.

Солдаты не слышали меня, так как были уже мертвы. Они упали в тот ад, над которым я взлетел. Я ощутил опустошённость. Меня уже не в первый раз за сегодня, но как-то особо болезненно ударило в грудь, и одновременно с этой болью в моё сердце (ещё одно моё движение по пути к вечному счастью) и в мою голову пришла ясность. Шагнув к телу паренька, я мягко осел на землю возле него.

Всё вдруг стало таким понятным, вся муть опустилась на дно, и моя душа стала кристально-прозрачной. И я увидел в ней ненависть, не преступность свою, а ненависть, разлагающую меня изнутри, заставляющую меня рвать гладкую кожу юнца. Я знал её запах. Она проникла в мою кровь, и так же произошло и с другими людьми. Их война не только убивала нас, она отравляла нас ненавистью.

Если человеку не должно выпадать в жизни больше страданий, чем он может выдержать, то я получил всё, что мне полагалось.

"Мы всегда будем вместе", - прошептал Виктор, касаясь губами моих губ, и мне захотелось забыть обо всём, опустить веки и отдать себя Виктору, но паренёк лежал рядом со мной, широко раскрыв мутнеющие, как бы затягивающиеся льдом глаза, уже не узнающие меня.

У меня осталось в запасе всего четыре минуты, после чего улица наполнится людьми в одинаковой одежде, четыре минуты моей жизни, четыре минуты моего единения с юношей, но больше мне и не требовалось для того, чтобы мы отплыли каждый к своему берегу. Я прошептал ему, удивляясь, почему я не понимал этого раньше:

- Ты искал любви и шёл к моей ненависти. Я мечтал оживить Сьюзи и Виктора и при этом годами убивал их в своей памяти. Мы пытались достичь своих целей путями, которыми их достичь невозможно. Мы шли неверными дорогами. Но и наш совместный путь не был правильным. Мы причинили столько боли друг другу! Достаточно для того, чтобы по-настоящему захотеть того, чего мы хотели.

Моё сердце тяжело гнало кровь - только по привычке. Это были его последние судорожные сокращения. Оно сдалось, и значит, я тоже.

Нас было только двое в пустом тёмном мире: я и паренёк. Мы смотрели в глаза друг другу, умирая. Не знаю, выражали ли что-нибудь мои глаза, кроме боли, стиснувшей мне грудь, словно челюсти огромного чудовища, но глаза юнца, покорные и нежные, обещали мне многое, очень многое, невероятное, то, что я не мог себе и представить: бесконечное счастье!

***

Сквозь ветви деревьев, растущих прямо на склонах вдоль дороги, вцепившись в землю сильными и длинными корнями, свет падал на траву склонов оранжевыми сияющими пятнами. "Как огни, - подумал я, - или как прожекторы кораблей пришельцев".

Я стоял на дороге. Это была обычная лесная грунтовая дорога, каменистая и пыльная, с двумя глубокими колеями, которые осенью и весной наполнялись водой. По этой дороге можно было пройти к самому нашему дому (но пропасть разверзлась поперёк дороги, и, взглянув в зияющий провал, я увидел изуродованные тела деревьев на её дне, и я знаю, что это была правда, то, что я видел: их тела кровоточат, их сломанные ветви стали белыми, как кости), но для этого нужно было идти в противоположную сторону, не в ту, в которую смотрел я. Впереди дорога приподнималась на взгорок, уходя в горячее, красное, как кровь, вечернее небо. Я не хотел идти в небо и развернулся.

- Не надо дальше, - сказал мне Виктор, точнее, прошептал, почти касаясь губами моего уха. - Идём домой. Сьюзи устала. Это было так долго для неё, да и для нас с тобой тоже, - и он положил свои ладони на мои плечи.

Я не находил этих слов в моих воспоминаниях. Я слышу их впервые?!

Пальцы Виктора скользнули по моей шее, влажной от пота. "Только не отдаляйся! - подумал я. - Будь со мной!" - но я уже не ощущал его прикосновений. Я оглянулся и никого не увидел, но ощущал его присутствие всей своей кожей. Дорога уходила в кровавое небо.

- Мне туда? Неверной дорогой? - я растерянно перевёл взгляд на склон и на миг отчётливо увидел Сьюзи, сидящую на склоне, которая обвила колени руками.

страницы [1] . . . [5] [6] [7] [8]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, Заграничный секс

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>