Горячая гей библиотека

Неверная дорога (глава 3, последняя)

Часть 6

Когда мы жили в нашей маленькой квартирке (здесь, о чём я не желаю думать), книга, завёрнутая в пакет из серебристого пластика, лежала в ящике Виктора. Позже, в доме с верандой (разнесённом вдребезги, о чём я тоже не желаю думать, но думаю, думаю, и это бомба для моего мозга), она стояла на полке в нашей с Виктором спальне. Иногда я видел её на столике в гостиной. У Сьюзи книга была только в виде рукописи...

Мне показали их тела, и я не заплакал, я перестал дышать. Я подумал оглушённо: "Вы взорвали мою семью, мою любовь, мою душу и всю мою жизнь", - и больше никогда об этом не думал. Мы оставляли наши души в доме, я и Виктор, уходя в мир, который не был нашим, словно умирали на время, и оживали, возвращаясь в него. Когда они взорвали наш дом, они убили наши души, и мою душу тоже. И теперь я живу так, без души.

Сейчас книга лежала неизвестно где. Я слонялся по квартире голый, как встал с кровати, и искал её. Я открывал ящики письменного стола (прежнего) и выбрасывал всё из них. Юноша не спал, но, сжавшись под одеялом, не показывал оттуда и носа. В письменном столе книги не было. Я ходил по комнатам. В этой квартире было слишком много ящиков, пустых и пыльных, или забитых ненужных хламом, но книги в них не было. Но где-то же она должна была быть, верно?

...Книга лежала рядом со Сьюзи. Я не мог смотреть на Сьюзи и смотрел на книгу. Человек (он был с усами и в оранжевой каске, больше я ничего о нём не помню) проследил мой взгляд и, подняв книгу, протянул её мне. Не знаю, зачем он это сделал.

Книга нашлась в ящике, куда когда-то Виктор складывал свои носки. Я взял книгу и посмотрел на неё, а девушка с обложки посмотрела на меня закрытыми глазами, и я почувствовал, что даже если бы она хотела раскрыть их, то не смогла бы это сделать. Её веки были запечатаны так же плотно, как створки склепа (и веки Сьюзи тоже).

Это был момент слияния настоящего и прошлого. Я терял способность разделять их. Может быть, это и есть безумие? Всё равно. Но всё же я уловил разницу. В прошлом я не понимал, почему глаза у девушки закрыты, зато я понял это в настоящем, потому что сам был таким же, как и она: мои глаза были закрыты долгое время, я не могу открыть их и, устав от слепоты, пытаюсь увидеть что-то сквозь веки.

Я заметил на книге то, чего не заметил в тот день: багровые тонкие полосы высохшей крови, оставленные (поцеловать их, дотронуться до них губами) пальцами Сьюзи...

Приехав вечером в квартиру, тёмную и пропахшую затхлостью, потому что никто не жил в ней уже долгое время, я бросил книгу в ящик и забыл о ней. Я не знал, что должен делать человек, потерявший всё, со мной такого не случалось прежде, поэтому я решил приготовить на ужин спагетти с соусом. Соус переварился, потому что я пил кофе, читал газету и забыл о нём. Спагетти, о которых я забыл заодно с соусом, слиплись в противный ком, а я ненавижу переваренные спагетти, так что в итоге мне их пришлось выбросить, но я не расстроился, потому что у меня всё-таки был соус...

Я открыл книгу на первой странице, также запачканной кровью (Александра Хайдлоу, "Вода и Лед", издатель, год издания), перевернул страницу и начал читать.

"Долгое время всё вокруг меня казалось мне переполненным болью, навеки застывшим в ней, так же, как я застыла в своей. Это не так, думаю я сейчас. Оцепенение есть только во мне, и его нет в постоянно меняющемся мире, где одно превращается в другое с такой же лёгкостью, с какой вода превращается в лед.

Я знала мягкость воды; затем меня окружил лёд, твёрдый, как камень, и от его холода моё тело закричало болью. Но если я осознаю, что это лишь одно из множества превращений, если я постигну его суть, я смогу превратить лёд в воду?

Но, может быть, я просто ищу утешения, слишком боюсь необратимости, чтобы верить в неё, и верю в то, во что хочу верить, и, закрывая глаза, вижу их снова и снова: блестящие капли воды и острые грани льда".

Я читал знакомые слова пролога, которые я убил и забыл, и они оживали, пульсировали, они были капиллярами в теле книги, продолжающей жить, даже когда её сердце умерло. С моего подбородка падали слёзы. Крупно, в центре, было размещено название первой части: "Возвращение Евы". Я перевернул страницу, касаясь её там, где Сьюзи коснулась её, оставив багровые, поблёкшие от времени отпечатки.

"Сквозь тонкий слой пыли на стекле я вижу холмы, покрытые пожелтевшей травой. Листья не деревьях ещё остаются зелеными, сопротивляясь осени, и они словно яркие острова среди травяного моря. Поезд проносится мимо них, ускоряясь; я поднимаю взгляд и растворяюсь в бледном небе, которое всё, чего я хочу сейчас, когда мои чувства вновь оживают.

Я любила свою страну, но, значит, недостаточно сильно, если позволила холодному ветру унести меня из неё однажды. Я оставила её - и это было моё первое предательство, затем я забыла её - и предала её снова. Иногда легче забыть что-то, чем признать, что утратила это. Так легче всего. Но при этом я потеряла путь назад, и если после долгих и пустых лет я снова здесь, то это ещё не значит, что я вернулась. Я как Ева, изгнанная из рая, но я не знаю своего греха. Но одно я знаю точно, и это то, что убеждает меня: я не могу пропасть совсем даже после всего того, что со мной случилось. Если захотеть достаточно сильно, даже неверная дорога приведёт тебя к дому".

Мой взгляд замер на этой строчке, по которой Сьюзи провела окровавленными пальцами, и я увидел её так отчетливо, как под микроскопом. Волокна бумаги, багровые частицы крови на них. Чёрные буквы.

- Неверная дорога, Сьюзи? И эта загадка - всё, что ты можешь сказать мне? Но где хотя бы эта неверная дорога, Сьюзи, где? - закричал я.

Свет замигал и погас (такое часто бывало с начала войны), и я застыл в кромешной тьме, едва живой, дрожащий от боли, но это было всё же менее страшно, чем медленно исчезающий свет у меня в голове.

- Не уходи! Я боюсь быть один, - прохныкал паренёк или, может быть, только подумал, не знаю.

***

Я обнаружил себя скрючившимся на кафельном полу ванной. Я был словно бы вокруг себя, растворённый в темноте, и одновременно внутри себя, чужого себя, которого я не мог понять, не мог оправдать и не мог остановить. Сердце моё стучало: бум-бум-бум, затем будто сжалось, и мне стало очень больно. Я услышал странные болезненные хрипящие звуки и не сразу осознал, что это моё дыхание. "Я прямо как зверь, - подумал я, - ха-ха-ха". Я пытался внушить себе, что всё не так уж страшно, но видел другое, когда смотрел на себя из темноты.

Тускло вспыхнул свет и замер в мигающем неравновесии. Парень, сжавшись возле двери, смотрел на меня застывшим взглядом. Его глаза были тёмными, не блестящими, а матовыми. Мы так с ним похожи! У нас карие глаза (у меня были карие глаза, пока они не помутнели, как глаза у слепца). У нас волосы одного цвета, но мои - с сединой. Мы друг для друга лишь тени тех, кто бесконечно дорог нам, и мы не помогаем друг другу, мы лишь сгораем быстрее.

Паренёк наблюдал за мной, но не разделял моей боли. Ему хватало собственной.

Если бы Сьюзи была здесь, она бы успокоила меня. Она легла бы рядом со мной на мокрый пол и положила бы свои маленькие ладони на моё лицо. Она бы сказала: "Этого не может быть с тобой всегда, потому что это слишком больно", - и я бы поверил ей, потому что я всегда верил ей. Но Сьюзи верила и в то, что даже неверный путь станет правильным, если захотеть этого достаточно сильно. И ещё однажды она сказала мне, что верит в то, что человеку не должно выпадать в жизни больше страданий, чем он может выдержать. Но так случилось со мной. Я не мог верить Сьюзи, но очень хотел ей верить. Я слышал свой голос и едва узнавал его, потому что всё-таки изменился и он.

- Этого не может быть со мной навсегда, это слишком больно. Этого не может быть со мной навсегда, это слишком больно.

Я кричал, плакал и пытался зажать себе рот, и мои слова растягивались в хриплом крике, заполняя пробелы между ними. Я бился головой об холодные белые квадраты плитки на полу, и моя зловонная кровь окрашивала никогда не высыхающую лужу воды. Кровь в тусклом свете казалась чёрной. Мне нельзя было видеть её, я уже не раз чувствовал эту паническую дрожь, чувствовал её и сейчас, и (сладко шепнуло моё мёртвое сознание) наконец-то мог отдаться ей целиком.

Свет погас снова. Меня обхватили холодные влажные руки юноши. Я отбросил их, переворачиваясь на спину, и, вскочив на ноги, оттолкнул его от себя. Мне хотелось, чтобы он разделил мою боль. Она разрывала меня. Я бы не удивился, если бы увидел, что моя кожа сползает с меня лоскутами. Паренёк ударился о стену в коридоре, сполз по ней вниз, часто дыша, и положил ладони на пол.

страницы [1] . . . [4] [5] [6] [7] [8]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, Заграничный секс

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>