Горячая гей библиотека

Я возьму тебя с собой

Часть 12

Пашка не даёт мне докончить мои жалобы, бросается на меня, обнимает за шею, мнёт рукой мне зад, горячо шепчет на ухо:

- Илюшка! Щас по рюмке выпьем и трахнемся. Понял? Терпежу уже нет.

Мои руки слабеют, я больше не пытаюсь оттолкнуть от себя Пашку, я уплываю, я его люблю, и пропади всё пропадом. Я сейчас не Илья Новиков, не Гирс Орлед, я полностью растворился в этом золотоволосом сероглазом чуде, в его ко мне любви и желании.

- Что ж ты делаешь, Кузнецов? Диван ведь так сломаем, грохнулись на него, как с Луны. К чёрту коньяк этот, потом... Давай, Па-аш...

- Ни фига! - хрипло шепчет Пашка. - По рюмке. И не спорь, я даймио, забыл?

- А, чтоб тебя! Наливай, короче! Загорелось выпить ему, поганцу. Вставай тогда, чего навалился, вот ты сам-то алкоголик и есть, Пашка. Ты чего мне бокалы тянешь, они ж для вина. Точно, алкаш! Пашка! Не смей, гадость, потом же сам орать будешь, что я тебя бью! Ой! Поганец! Ну, всё, молись Карлу Марксу, председатель! Ну, чего ты рыпаешься, а? Попался ведь. Будешь ещё? Будешь? Пашка, у меня встал, блин!

- У меня тоже, Илюшка. Пусти. Вот, видишь? Ладно, правда, к чёрту этот коньяк, ах ты ж Илька ты мой! Как я люблю тебя...

Всё. Какие ещё тут нужны слова? Плавки и трусы летят на пол, и мы с сероглазым начинаем восхождение на нашу с ним вершину. На вершину, которая только для нас. Самая-самая высокая. Там трудно дышать - так много там любви, но мы уже закалённые альпинисты, мы там бывали, и там так ясно всё видно. Все Миры там перед нами.

Пашка выпутывается из моих рук, отрывает свои сухие губы от моих, ведёт языком по моему телу туда, к моему мечу, к моему желанию. Дорожка к счастью. Сероглазый хватается ртом за мой член с такой жадностью, что я этого даже чуть пугаюсь. Нашло на Пашу, чего уж тут скажешь! Нечасто с ним такое случается, так было и тогда, в первый наш раз.

Я перестаю ощущать свои пальцы в Пашкиных волосах, у меня немеют ладони, руки, плечи. А Пашка выпускает меня из своего рта, облизывает мой член, чтобы было побольше влаги. Ясно, сероглазый хочет без крема.

- Как, Илька? Как ты хочешь? Я на спине хочу, давай?

- Как скажешь, Паш. Да дай же мне выбраться из-под тебя.

Мы барахтаемся на моём необъятном диване, идёт вечная борьба двоих за Любовь. Вот я уже сверху, а Пашка подо мной. Не надо бы мне в его глаза смотреть, кончу ведь я раньше времени, я с этими глазами про всякую технику забываю, какое уж там... Это ведь страсть - с ней даже Гирсу не совладать!

Я упираюсь в диван ладонями по бокам Пашки, нависаю над ним на вытянутых руках, он сгибает ноги в коленях, прижимает их к плечам. Какой-то третьей своей сущностью я чувствую сейчас всё, что чувствует мой сероглазый. Так бывает у меня. Впервые так случилось со мной именно с Пашкой, до этого никогда не было, и это вершина, к которой я шёл семь жизней, через два Мира.

- Чего же ты? Давай! И знаешь, Ил, сильнее! Я хочу сильнее!

И я хочу сильнее, раз этого хочешь ты, моя Извечная Любовь. Но сильно ведь не значит больно! Я упираюсь головкой члена в Пашкину дырочку, твёрдо (сильно), нежно и всё-всё чувствуя, надавливаю. Пашка шумно, сквозь зубы, выдыхает, закрывает глаза и обхватывает меня за ягодицы. Ты хочешь так, сероглазый? Ты будешь задавать ритм? Я согласен, я согласен со всем, от чего тебе хорошо, со всем, чего ты хочешь. Ведь я этого тоже хочу, ведь мы сейчас одно целое, и я чувствую всё то, что чувствуешь ты.

И я врываюсь - проваливаюсь - в Пашку. Двигаюсь глубже, не быстро, но уверенно, а затем назад, бёдрами, всем телом, поющим под руками сероглазого. А его ладони пляшут то на моей пояснице, то на бёдрах, то снова на ягодицах - вот это лучше всего. И вперёд, дыхание сбивается - горы, резкая ясность непостижимой высоты. Ах ты, дирижёр мой рэповый! Быстрее, значит? Боги! Как это... Я не знал до Пашки, КАК это может быть! Глубже, ещё! К чертям всякий ритм, Пашка, ведь это страсть! Я улавливаю лишь прерывистое, с тихими всхлипами Пашкино дыхание, и вот это-то и есть мой ритм. Так, так, так...

Я замираю на секунду, Пашка открывает - распахивает - глаза, и в них не блеск стали, в них сейчас лёгкое уральское облачко и любовь.

- Ты ч-чего? - еле выговаривает Пашка.

- Сейчас, Пашенька мой! Я на тебя смотрю и больше не могу на тебя смотреть, у меня глазам больно, такой ты...

- Люблю тебя, зараза ты моя кудрявая! Дальше, Илюша, дальше, я кончу скоро!

Да... Я знаю, мне это нетрудно, знаю, что мы кончим вместе. Так у нас было всего только раз - тогда, впервые, и это было навсегда. И это произойдёт сейчас, это будет, и это так много значит для меня. Я стараюсь не спешить, но у меня это не выходит. Пашкино тело плавится от моей любви и тут же твердеет на моём члене, и плавится снова. Он всё теснее сжимает мышцы, и я каждой клеточкой чувствую своё движение в нём, каждый Пашкин мускул - и внутри, и снаружи. И ничего лучше я не чувствовал, и ничего лучше я не видел до сих пор, а уж повидал я...

Вот, всё, я близко, сейчас... Пашка чувствует это, ещё бы, ведь он со мной сейчас одно целое. И... Вот! Я не на Земле, я не знаю, где я и кто я, лишь смутно чувствую, как подо мной бьётся сероглазый. Сиреневые волны заливают моё тело, душу, разум, и ясная, звенящая в своей кристальной ясности мысль завладевает моим существом: "Навсегда!" Пашка навсегда, я у него навсегда, любовь наша навсегда! Меня бьют судороги, во рту я чувствую лёгкий привкус крови: губу прикусил, блин... Пашка стонет в голос, раскалённые капли его любви ко мне вылетают - выстреливают - из его члена. Это фейерверк, краше которого нет для меня, и я сквозь сияние, сияние ярче солнца, ловлю всем лицом, губами, ртом, подбородком эти капли Извечной Жизни...

Это что же? Я не дышу, что ли? Да-а... Я тяну в себя воздух, со свистом, так лучше, так я чувствую его вкус, и он смешан со вкусом Пашкиной спермы. С привкусом. Я валюсь на Пашку, делаю лёгкое движение бёдрами назад, и мой член выскальзывает из него. Пашка смотрит мне в глаза, мы совсем близко, и это навсегда. На пушистой реснице у него застыла маленькая слезинка, и эта капелька дороже мне всех каменьев двух Миров, всех Миров, сколько их там!

Пашка опускает ноги, обхватывает своими голенями мои бёдра, ещё крепче обнимает меня, тянет руками меня за затылок уткнуться лицом в крутой, скрипичный изгиб его шеи. Я языком касаюсь Пашкиной кожи, и ко вкусу, который я берегу в своём рту, примешивается вкус юношеского пота. Я вампир! Говорят, на Земле есть такие создания, и сейчас я этому верю. Конечно же, они есть, как же им не быть, коли тут, на Земле есть такая кожа, такая шея!

- Пашка... - только и могу я прошептать в этот виолончельный изгиб. - Пашка мой, сероглазый ты мой!

- Молчи, Илька! Молчи, зараза ты моя, самая любимая ты зараза! Хорошо-то как! Вместе кончили, как тогда, помнишь? Ну да, помнишь, конечно. Как такое забудешь! А почему потом вместе не получалось, а, Ил?

- А это часто и не бывает, наверное. У нас с тобой, во всяком случае. Тем ярче эти моменты, тем дороже. Так ведь, Паш?

- Так, Ил. Но всё равно жаль. Да, даже тогда, в первый раз когда было, я не так приплыл. Тоже, конечно... Но не так. Тогда ярче всё было, да, но не так мощно, ты понимаешь?

- Понимаю. Я тебя всегда понимаю. Мощно, говоришь? Так ты же вырос, тогда ярче было, потому что было впервые, а сейчас ты уже знаешь, чего ждёшь. Хотя какое тут, к чёрту, знание?! Я вот с тобой просто задыхаюсь от любви, и у меня всегда, как в первый раз...

Пашка счастливо смеётся, целует меня в губы - легко, некрепко, и я своими губами чувствую каждую клеточку его губ.

- Ну, чего ты теперь хочешь? - спрашиваю я его прямо в эти губы. - Хочешь меня или...

- Нет, Ил, - Пашка тоже говорит мне в рот, а потом, балуясь, надувает воздухом мой рот, и наши щёки надуваются.

- Кончай, Кузнецов! Чего ты, в самом деле. Не хочешь?

- Балда, я этого всегда хочу. Не буду просто. Лучше ты мне отсосёшь потом ещё, и я тебе тоже.

Ничего себе! Разошёлся, сероглазый. Это что же, теперь так всегда будет? Хорошо бы!

- Давай! - говорю я. - А может, сверху хочешь?

- Илья, я ж сказал: потом. Я сейчас выпить хочу. И покурить.

- А ширнуться? До кучи, блин...

- Не-е-е, - смеётся Пашка. - Вставай давай, моралист!

- Знаешь, как неохота? Так бы и лежал на тебе семь веков... Я те ущипнусь! Всё, сказал! Кузнецов, поганец, только не это! Всё, ну! Встаю.

Я-то встаю, а Пашка, похоже, и не собирается этого делать! Лежит себе на диване, положил вихрастую башку на согнутую в локте руку и смотрит со своей лёгкой полуулыбкой на то, как я нагибаюсь за плавками.

- Что?

- Ил, не одевай их!

- Чего?

- Точно! Не одевай, ну, пожалуйста, Илюшка! - эта вздорная мысль так захватывает сероглазого, что он даже вскидывается на диване.

- Да что за блажь такая, Пашка?

- Блажь, блажь... Я, может, хочу тебя всего видеть, понял? Блажь!

- Да? - я несколько растерянно смотрю на Пашку. - Ладно. Любуйся, чёрт с тобой!

Я комкаю свои плавки и бросаю их в Пашку, тот легко их перехватывает, но не бросает обратно в меня, а быстро засовывает под диван.

- Пашка, вот гадость! Там же грязно, пыль там, понимаешь?! Стирать теперь придётся, а я их сегодня только одел.

- Фигня, постираешь, - беспечно отмахивается Пашка. - Ты чего замер? Наливай давай! Жалко, что конфеты кончились.

- Да есть конфеты, не плачь, другие только... Пашка, ты тогда тоже не одевай трусы, ладно?

- А я и не собираюсь, - высокомерно заявляет мне сероглазый и, тряхнув золотистыми вихрами, вскакивает с дивана. - Мотай за конфетами, за бокалами, за чем там ещё, а то я из горла щас пить буду, понял? И это, Ил, ори, не ори, а я у тебя в комнате покурю!

Я смотрю на Пашку, тот уже готов к схватке со мной за право покурить у меня в комнате: смотрит исподлобья, губы сжаты, а всё равно в глазах смешливые серые чёртики прыгают. Как же я его люблю!

- Эх, Кузнецов... - только и могу вымолвить я сквозь вечную нежность, которая топит меня сейчас.

страницы [1] . . . [10] [11] [12] [13] [14] . . . [17]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, 18-19-летние, С другом

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>