Горячая гей библиотека

Армейские будни (глава 2)

Часть 4

V.

За завтраком Завадский, лениво ковыряя вилкой тушёнку, вскинул свои выразительные очи, полуприкрыл их мохнатыми ресницами и обронил:

- Костёр, ты о бисексуалах слышал что-нибудь?

Не получив ответа, он нахмурился и прибавил напруги в голосе:

- Муха, оглохла, что ли?

Я был краток:

- Слышал.

- Люди на 40% бисексуальны, и при этом не комплексуют, а получают удовольствия. Разнообразные, заметь. С любым партнёром на все сто.

- Что Вы хотите от меня, товарищ сержант? - вилка в моей руке со свистом саданула по тарелке.

- Ну-ну, Серёжик, спокойнее. Я тебя хочу. Понял?

- Господи, да почему? Тощего урода?

Лёва плотоядно ухмыльнулся:

- Ты на себя в зеркало-то смотрел? Если нет, то полюбопытствуй на досуге. Во-первых, ты красив.

Настороженно присмотревшись к соседу, издавшему невнятный звук, он продолжил:

- Классное, накаченное, не толстое тело, - казалось, он сейчас причмокнет от удовольствия. - Гладкое. Гибкое такое. В общем, классное. Во-вторых, ты чистоплотен. Трёшь себя каждый вечер. От тебя хорошо пахнет. В-третьих, ты не болтун, что важно. В-четвёртых, ты умный, а значит, можешь фантазировать в сексе...

- А в-пятых, я мужик, товарищ сержант, если Вы не заметили.

- Ну? - Завадский вылупился выжидательно.

- Чего ну? - как-то не укладывалось в голове, что именно ему нужно объяснять.

- Моя фигура тебе нравится? А если так, то почему ею нельзя воспользоваться?

Я начал раздражаться:

- Лёва, ты хочешь, чтобы я тебя трахнул?

- Ёб твою мать, Костёр, для бестолковых повторяю: радиостанция на танке! Я не хочу, чтобы ты меня только трахнул, я хочу красивого секса с тобой! Чего ты не поймёшь-то? Я хочу не шорохать тебя раком над очком, как Дудко, а совокупляться с тобой со взаимным удовольствием! Это делают миллионы мужиков.

Отчего-то мне стало смешно, и я сказал:

- Наверное, товарищ сержант, я не из этого миллиона.

Мне вслед полетела вилка, со звоном отлетевшая от стены...

Вечером Лёва с показной небрежностью кинул в мою сторону:

- Массаж не хочешь?

Я внутренне рассмеялся, но лишь коротко кивнул: а почему бы и не получить профессиональное разминание?

Я разделся, лёг, покайфовал под умелыми руками, но как только Завадский прилёг (!) на меня сверху, обняв и легко поцеловав в плечо, я осторожно высвободился и отошёл. Однако, поймав злой взгляд сержанта, вернулся и предложил:

- Помять?

Начальник вскинул голову, как дикий жеребец, разве только не всхрапнул и не уронил пену с губ:

- Только помять?

На утвердительный кивок он матюкнулся, упал на живот и отвернулся.

Я неторопливо массировал рехнувшегося вконец сержанта, стараясь делать это получше, чтобы хоть как-то успокоить его, но, когда перевернул его на спину, увидел то же, что и в прошлый раз: член, торчащий в кудрявой поросли, которая, внезапно обрываясь выше лобка, тонкой змейкой прочерчивала плоский живот, ныряя в пупок. Увидел я это, но не отреагировал, продолжая действо. Просто не касался клинка и всё... Но глаза непроизвольно возвращались к нему, разглядывая и запоминая. Чуть искривлённый влево, обрезанный, толще у основания, чем в головке, слегка конусообразный, немаленький.

Когда я перешёл на бёдра, Завадский вдруг коротко простонал, схватил мои ладони и прижал их к торчащему приапу, сжимая пальцы и посылая тазом своё долото в импровизированный семяприёмник. Не сразу, но я вырвался, продолжая помнить ощущение того, как под тонкой, неестественно нежной кожей двигается нечто твёрдое, сокрушительное. А Лёва, изогнувшись и волнообразно подмахивая самому себе, выплеснул бурлящий поток на растерявшегося сотоварища, уплывающим взглядом следя за полётом и, главное, приземлением пахучего дождя.

Я не стал дожидаться окончания, выругался и опять поплёлся в баню обмываться, отметив про себя, что картина закатывающего глаза и хрипящего Лёвы, который, содрогаясь в экстазе, походил на лежачую статую греческого бога, вполне возбуждающа, судя по вознёсшемуся у наблюдателя (у меня, то есть) древку.

Этот самый бог нагнал меня на полпути, шваркнул спиной об стену, прижал к ней точёным торсом и вцепился губами в сосок, который ершистым разрядом ответил куда-то вглубь моего организма, под вздох. Бёдрами он обхватил мои бёдра, а руками приник к орудию, принадлежащему вовсе не ему.

Я сделал попытку вырваться, но, как и в прошлый раз, ватная слабость обрушилась на меня и сковала всё тело. Дрожь поднялась, щекоча колени и пах, зажигая те участки кожи, которых касался Завадский, по температуре, кажется, приблизившейся к утюгу. Он ошпаривал, лишал сил, бил словно током.

Пока я таким образом растекался по стене, "Лёвушка", чёрт его дери, присел и прижался щекой к моему готовому лопнуть члену, а потом прошёлся по нему мокрыми губами, чуть задержавшись на головке. Ну, такого я уже вынести не смог! Я резко сел, сгруппировался, прижал колени к груди, ощетинился углами, ощерился по-волчьи и вдруг начал кончать себе на грудь и живот... Унизительно! Я сжался в комок и вздрагивал от внутренних толчков победившего организма, чувствуя тёплую мокрость и тягучий запах.

Тут Завадский не ко времени возобновил свои обжимания, не учитывая состояние некоторого прозрения и раскаяния, которое охватывает кончившего не совсем так, как ему хотелось бы, человека. Мой толчок получился злым и сильным, внезапным и сокрушительным. Ощерившись снова и вскочив, я хрипло задышал и вперился в отлетевшего сержанта остро и ожидающе, пригнувшись и напружинившись. Лёва был силен и ловок, но и я уже давно перестал наивно интеллигентничать, стараясь избежать конфликта.

Пожалуй, сложившаяся ситуация не смогла бы определённо ответить на вопрос: на кого делать ставки. Моё сухощавое, с неплохой мускульной бронёй тело, автоматически принявшее защитную стойку, было в состоянии дать жестокий отпор сержанту, "отразить атаку и добить противника", но тот тряхнул головой, устало сплюнул и предостерёг:

- Расслабься! Аккуратней, Костёр. Думай, на кого тянешь. Задавлю! - ушёл спать, а я ещё долго надрывно тёр себя мочалкой в холодной бане, слагая в свой адрес вовсе не хвалебные оды за ту унизительную слабость, что предательски навалилась и спеленала "мужчину" (!), оказавшегося в требовательно изощрённых руках Завадского...

Душно... Я жду и боюсь. Пальцы судорожно сгребают пустоту. В груди уже больно... Меня выламывает корчами панического страха, наполненного жгучим, непереносимым, разрывающим желанием.

Шёпот заполняет всё вокруг, становясь почти слышимым. Шёпот... Он непонятен, но осязаем. Кто это? Просит ли чего? Я пытаюсь разобрать тугую нить неслышимых слов. Тщетно. Несущее тревогу, рождающуюся везде и нигде, вьётся вокруг, приближаясь и ускользая.

Нечем дышать. Не остается сил сопротивляться страху и боли от ускользающего и обрушивающегося обратно, чтобы давить и расплющивать, животного желания. Кажется, ещё немного, и я не выдержу, разлечусь в стороны тысячами жадно вопящих от ужаса клочков...

Страх облипает мокрой простынёй пронизывающей пустоты, наполненной шёпотом и похотью.

Туман внезапно редеет толчками опустошающего облегчения...

Проснулся я под утро, рывком и сразу, распадаясь на куски от уже слабеющего оргазма. Лёва, черт бы его побрал, сидел между моих раскинутых по постели ног, выжимая ладонью последние порции спермы из устремившегося ввысь агрегата проспавшего всё на свете идиота. Он внимательно следил за напрягшимся было и тут же расслабившимся подчинённым (чего было вскидываться - дело сделано), забрызганным собственными соками, а потом склонился и размазал мутные лужицы по покорному телу.

- Отстанешь ты, Лёва, ёб твою мать? - хрипло выдавил я, отлично сознавая, что ответ очевиден.

Завадский обтёр руки о простыню, грациозно, кошачьим движением, соскочил с лежанки и победно провозгласил:

- Хотел показать, что и в моём исполнении это может быть классно. Было ведь классно? Было?

Я отвернулся к стене, обречённо понимая: было. Пусть независимо от меня, пусть сознание моё в этом процессе и не участвовало, но тем неприятнее и яснее был вывод: было классно.

- Так что не упирайся больше, лапа, а, как в том анекдоте, расслабься и получай удовольствие.

- Отволокись, шалава, - безразличие отнимало всяческое желание спорить.

Со злостью я констатировал: мне хорошо... Но тут же эта злость и сработала: "хрен тебе, а не секса, начальничек"! Правда, вслух я этого не сказал.

Назавтра с большой земли передали, чтобы ждали гостей. К вечеру они приехали: офицерик Миша, молоденький ладный лейтенантик, только что из училища (глаз всегда радовался, на него глядючи - уж очень выигрышно он смотрелся в форме: высокий, гибкий, стройный), с водителем. Привезли они хавку, свежее бельё, кучу распоряжений, новости, и тайком от командира водила сунул Завадскому литр спирта. Помылись в бане, пожрали, осмотрели всё, остались довольны, обрадовали тем, что нас менять пока не собираются, и завалились спать.

Утром Мишук, старательно хмурясь, как и положено суровому командиру, повторил инструкции, затем прыгнул в вездеход, и мы опять остались одни. Кстати, Мишку солдаты в части любили. Как он ни старался хмурить брови, его мягкость и доброжелательность лезла наружу. Всегда ровен, спокоен, не доёбист. Выслушает и объяснит, поправит, если нужно. Не криком с упоминанием всевозможных матерей рода человеческого, а толково и так, чтобы поняли. Хороший парнишечка.

Плотоядно глядя на банку с горючим, сержант объявил, что нынче у нас праздник. К вечеру мы ещё разок подтопили баньку и пошли париться. Поплескались, постучали друг друга запаренным веничком и начали одеваться.

Тут Лёва опять и проявился. Он тихо подошёл (я стоял боком к нему), присел и нежно провёл подрагивающими ладонями, обнимая перстами, по моей ноге от вершины до колена. Я дёрнулся, но он ласково удержал ерепенистого рядового и провёл по бедру ещё раз. Каюсь, было приятно. А он оглаживал меня и приговаривал:

- Какая гладкая, сильная, чёткая нога! - и вдруг впился в неё засосом, одновременно скользнув пальцами в ложбину между моими сжавшимися ягодицами.

Клянусь, я никогда так не напрягался, чтобы заставить себя прекратить что-то. Откровенно скажу: было клёво, но как же допустить мысль, которая ясно восклицала, что рука, дарящая ласку, мужская!

Если не дёргаться, то что будет дальше? Меня поставят раком, разорвут очко хреном, а потом ещё и разнесут по всем ушам: а казачок-то порченый! И буду я выстраиваться, покорно выгибаясь, перед каждой поганой хуидлой, немытой и дурно воняющей? Не надо мне этого!

Решительно вырвавшись из жадных рук, я молча отошёл и продолжил собираться. Завадский тупо уставился на свой член, одиноко таранящий воздух красной головкой, и обронил в пространство:

- Ну хоть помассируй его, что ли. Что тебе, трудно?

Не ответив, я пошёл собирать на стол...

Ужин, действительно, получился праздничным: поджаренная с луком гречневая каша с тушёнкой и салат из обжаренных крохотных хлебцев, сдобренных луком, зеленым горошком и майонезом. Последние материализовались у нас от появляющегося иногда у нас на снегоходе председателя ближнего то ли колхоза, то ли какого-то охотничьего хозяйства. Он заезжал с сыном, укутанным в просторные меха и поблёскивающим из них раскосыми большими глазами неведомой северной народности, чтобы немного разжиться соляркой или какой-нибудь ненужной железкой из кучи, сваленной в углу сарая неизвестно кем. Сына разглядеть под дохой не получалось, но складывалось впечатление о его любопытстве и озорстве. Он постоянно скалил в улыбке ровные белые зубы, молча сидя в углу на корточках, и щурил непоседливые карие очи на смуглом тонком азиатоподобном лице.

От этих посетителей мы и получали иногда деликатесы в обмен на что-то, нашедшееся у нас. Все вышеперечисленные яства ладком ложились на обжигающий спирт, в результате чего из-за стола выбрались порядком накачавшиеся защитники Отечества, махнувшие рукой на треск и чужие голоса, доносившиеся из динамиков аппаратуры...

Я с наслаждением вытянулся на твёрдом ложе, устраиваясь поудобнее, но вездесущий Завадский моментально оказался рядом, накрыв меня собой и горячечно вцепившись в меня торопливыми ладонями. Ответить отказом на столь неожиданное посещение не получилось, потому что он жадно залепил мой рот глубоким поцелуем, и он волнообразно закачался на мне, потираясь напряжённым членом. Пришлось собраться и выкинуть его "в сад", мощно выгнувшись аркой на заскрипевшей постели. С шумом обрушившись на дощатый пол, Лёва вскочил и тут же получил толчок в грудь, который послал его на собственную кровать. Он, зверея, выбрался оттуда, но, натолкнувшись на готового к прыжку недовольного хмельного подчиненного, остановился, хмыкнул и рухнул обратно...

страницы [1] [2] [3] [4] [5] [6] . . . [8]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Военные, Молодые парни, Первый раз

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>