Горячая гей библиотека

Зимой пятьдесят третьего

Часть 4

Начало января выдалось хорошим, солнечная, с морозцем погода была приятна глазу и не сильно доставляла неудобство холодом. В любом случае - не любишь морозную зиму, переезжай в Ташкент. Правда, по контрасту, политическая погода в стране становилась всё пасмурней, со зловещим предзнаменованием.

Тринадцатого января "Правда", да и не только она, сообщили о раскрытии дела врачей-убийц. И фамилии-то как на подбор - Вовси, Коган, Фельдман, Этингер. Ной Маркович вмиг осунулся, постарел лет на десять, тихо шепча: "Ну, вот и всё".

В среду, четырнадцатого января, Евгений Кулаков пришёл на работу в институт как обычно, к полдевятого, у него семинары как раз в девять. То, что случилось что-то неладное, он понял, ещё поднимаясь по лестнице - у всех были какие-то встревоженные лица. Едва он поднялся на второй этаж, как его окрикнул декан. Всегда уверенный в себе, даже немного самоуверенный, сейчас тот выглядел растерянно.

- Доброе утро, - поздоровался Женя.

Он хотел спросить, что стряслось, но его опередили.

- Боже! Евгений Александрович! У нас тут маленькое чэ-пэ! Ной Маркович, вы ведь видели его вчера... он так разволновался из-за той статьи, словно сам врач, а не математик...

- Да-да, Ноя Марковича это потрясло.

- Вот-вот! Я ему лично говорил: успокойся, тебя это не касается! А он... инфаркт!

- Что с ним? - Женя аж побелел.

- В больнице, очень плох.

- Но как?..

- Анна Михайловна поздно вечером позвонила Шарову, сказала, что его увезли в больницу, как там её... на Литейном...

- Имени Куйбышева.

- Да-да, именно. Так что, голубчик, будем кроить расписание; знаю, нагрузки у всех большие, но что поделать... - и декан пошёл к своему кабинету, потом остановился, словно о чем-то задумался, повернулся и добавил: - Вы ведь с Нойбергом хорошо общались. Может, заглянули бы к нему, проведали. Мне как-то не с руки тревожить его, жену...

- Хорошо, - коротко ответил Женя и на деревянных ногах отправился в комнату кафедры.

Вечером, около пяти, Женя чуть слышно постучал в палату, помедлил, приоткрыл дверь. Анна Михайловна с накинутым на плечи белым халатом, как и у Жени, пятясь назад, непрерывно смотря на мужа, подошла к двери.

- А, Женечка, как вы? - машинально спросила она.

- Анна Михайловна, как Ной Маркович?

Женщина махнула рукой.

- Ох, Женечка, плохо. Всё без сознания. Врачи говорят - боли он не чувствует, но...

Она не плакала, она была вся напряжена. Ее лицо выражало усталость и железную волю спасти мужа.

- Анна Михайловна, я задерживать не буду, просто наши - и с кафедры, и с факультета - все передают пожелания выздоровления, и я, разумеется.

Она кивнула, чуть опустив голову, разумеется, вспомнив, сколько натерпелся её муж от этих коллег.

- Спасибо, Женечка, вы всегда нам помогали, и я благодарна, что вы заглянули. Скажите спасибо коллегам.

- Хорошо, я пойду... Держитесь!

И Женя выскользнул из палаты, отправившись домой.

Работы прибавилось немного, у Ноя Марковича нагрузка была очень средняя, так что никто особо под прибавкой учебных часов не загибался. Так наступило воскресенье. С утра, встав пораньше, Женя отправился в больницу. У него было страшное ощущение, что уходит очередной близкий человек, словно отец. И он опять не мог ничем помочь.

В больнице было многолюдно, стоял необычный для такого заведения шум. В палате, где лежал Ной Маркович, было душно. Топили изрядно, но окна не открывались. Можно было открыть форточку, но врачи не рекомендовали - могло начаться воспаление лёгких.

Ной Маркович лежал и тяжело, с сипами дышал. Анна Михайловна сидела рядом, держала его за руку, Петя стоял в углу и испуганно смотрел на отца.

- Женя, хорошо, что пришли, подойдите. Не бойтесь, он не слышит, - уставшим голосом произнесла Анна Михайловна.

- Вам нужно отдохнуть, - ответил Женя. - Пройдитесь, может, съездите домой. Я посижу, всё, что нужно, сделаю.

- Ах, Женечка, - она грустно улыбнулась и, открыв дверь, вышла в коридор, где кипела жизнь, где туда-сюда сновали нянечки, больные в пижамах и их родственники в накинутых или надетых белых халатах.

Они подошли к топчану, на котором можно было посидеть.

- Он уходит, - отстранённо произнесла женщина. - Попрощайтесь с ним. И, если вам не в тягость, увезите с собой Петю. Я не хочу, чтобы он это видел. Пусть запомнит отца сильным...

- Конечно, - только и выдавил из себя Женя.

От её слов внутри всё так и оборвалось. Он хотел приободрить её, сказать, что всё будет хорошо, но понял, что это ложь. Примитивная, хоть и от доброты. А ей этого не надо.

Они вошли в квартиру Нойбергов около двух. Молча разделись, Петя пошёл ставить чайник, Женя прохаживался по комнате. Известие про врачей-убийц на многих произвели гнетущее впечатление. Теперь и Женя был готов согласиться, что грядёт буря. На кафедре математического анализа, где половина преподавателей евреи, понимали, что врачами могли только начать, а там... Ужасов тридцать седьмого года, о которых рассказывали украдкой, Женя не помнил. Но только недавно прошли волной "посадок" по Ленинграду, правда, "косили" только верхи. Потом это странное дело еврейского антифашистского комитета. Но эта история больше била по низам.

- Я сейчас накрою на стол, - спокойно произнёс Петя.

- Можно и на кухне...

- Нет, мама узнает, и мне не поздоровится, - и, кажется, он впервые за всё время улыбнулся.

Пили молча, солнечный свет всей своей мощью влетал в окна и золотом освещал комнату, но на душе стоял мрак, жуткое ощущение безысходности. Неожиданно Петя, закрыв лицо руками, затрясся.

- Ну, не стоит, - неумело, как мог, стал утешать его Женя. - Надо держаться, вот увидишь, всё образуется.

Они стояли посреди комнаты, обнявшись, парень уткнулся в плечо Жени. Петя уже не рыдал, а всхлипывал. Он оторвался от шерстяного жилета и посмотрел на утешителя, а потом взял и прижался губами к его губам. Его руки обхватили Женю за талию и притянули к хрупкому юношескому стану.

Женя хотел было отстранить парня, но не смог; и дело не в нехватке силы - этого-то не занимать, а в желании это сделать. Вместо этого он просто стал целовать, не елозить губами, а именно целовать юношу.

От аромата молодости кружилась голова, но оба готовы были нырнуть в этот омут. Одним махом Женя скинул с парня пуловер и стал медленно на нём расстёгивать рубашку, пуговка за пуговкой. Они уже не целовались, но Петя, затаив дыхание, прикусывая губу, смотрел, как открывается его грудь.

Задрав голубую майку, Женя припал к груди парня, к его розовому маленькому сосочку, уже набухшему. Стоило по нему провести язычком, как Петя издал лёгкий стон. Женя понимал, что открывает парню дверь в мир плотских наслаждений, как некогда и его ввели в этот чарующий мир, потому не торопился, а старался всё сделать красиво, с наслаждением.

Женя то проводил по соску язычком, то щекотал его кончиком. Он мог целовать его, а мог посасывать и в такие секунды Петя издавал страстный вздох. Его глаза были прикрыты, а губу он прикусывал, чтобы не застонать в голос. При этом грудь парня покрывали мелкие тёмные волоски. Пройдёт ещё три-четыре годика, и он станет мужчиной, волосатым, сильным. Но пока этот хрупкий юноша был что глина в руках скульптора.

- Попробуешь так же? - спросил Женя, оторвавшись он сладкого тела.

Петя только плечами пожал. Он стал стягивать с себя рубашку, расстёгивая манжеты, майку. То же сделал и Женя.

- У вас грудь без волос, - произнёс юноша, оглядывая стан любовника.

- У всех по-разному. Мне кажется, я пошёл в отца...

И Женя стал расстёгивать брюки. Петя затаил дыхание, смотря на красивое тело любовника. Скинув носки, немного поколебавшись, Евгений снял трусы, продемонстрировав своё возбужденное естество. Петя, дрожа всем телом, снял брюки, а потом ухватился за резинку на чёрных сатиновых трусах. Он словно пытался решиться и не смог. Зато он приблизился к Жене, обнял его, обнял, а потом стал целовать в шею.

страницы [1] [2] [3] [4] [5] [6]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, Мужики и молодые, Первый раз

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>