Горячая гей библиотека

Письма (глава 1)

Часть 7

Вдруг, почти дотронувшись губами до моего уха и обдав мои ноздри смесью мяты и спирта, ты что-то сказал мне и, нежно взяв за руку, стал увлекать за собой. Ты повёл меня через бьющуюся в припадке толпу, мимо удушья дешёвого парфюма и рвоты, сквозь строй напудренных мытарей на воздух, девственно свежий и ещё более пьянящий, чем ускользнувшее от меня минуту назад предвкушение вкуса твоих губ.

Обалдевшего, не понимающего, что происходит, ты почти насильно затащил меня на заднее сиденье своей машины. Наверное, мне надо было испугаться, но я был расслаблен и получал удовольствие от первого в моей жизни похищения незнакомцем. Мой скромный жизненный опыт не подсказал мне возможности в два счёта быть убитым и закопанным этим человеком. Сейчас я сам поражаюсь своей смелой глупости!

Пока машина скользила сквозь белую пелену метели, таксист равнодушно поглядывал в зеркало заднего вида на то, как мы робко целуемся и что-то нашёптываем друг другу на ухо. В сладком тепле салона старенькой "Волги", пока я смотрел в твои радостно светящиеся глаза, оказавшиеся на удивление трезвыми, тихо потрескивало радио, не издав ни одного чистого звука за всю дорогу до забытой всеми дешёвой гостиницы на окраине города. Пропитого вида администратор, пересчитав деньги и записав твои паспортные данные, предложил пригласить к нам в номер девочек. Я сразу даже не сообразил, каких девочек и зачем. Ты отшутился, сказав, что как раз этой ночью мы от них отдыхаем.

Было жарко. С уверенной грацией гимнаста ты извлекал из моего тела один вздох экстаза за другим. В эти часы всё моё существование было ошеломляюще прекрасно от необъяснимых чувств, аккомпанирующих моим телесным ощущениям. Наверное, это зовётся словом "любовь". Как это было не похоже на старый добрый проверенный мною блуд!

После мы лежали плечом к плечу и курили в долгий затяг. Ты, наконец, спросил, как меня зовут. Эх, тут бы мне встать, одеться и уйти, но нет! Мы познакомились, разговорились, стали видеться так часто, как только могли. Ты называл меня сладкопопиком, и я тонул в этой валентиночной, молочно-карамельной неге, упиваясь нескончаемым потоком твоих признаний и обещаний. Ты сам-то помнишь хоть одно из них, мерзавец?

Блин, опять эти бабьи выражения в речи! А что мне теперь делать с этой девичьей нежностью, воспитанной во мне твоим рыцарским обращением со мной? Ты единственный мужчина в моей жизни, который дарил мне трогательные букеты душистых роз, дразнил меня, называя своей прелестницей, а потом, позволяя мне дуться на тебя за это, вымаливал у меня прощение, стоя на коленях. Сейчас, вспоминая все эти мелодраматические игры, все эти наши дурачества, я удивляюсь тому, как можно было не увидеть за ними простой и грустной истины!

До чего же классно мне было быть с тобой! Валяясь, в передышке между шалостями, на грубых, приятно шершавых, пахнущих хлоркой и нами простынях, тихонько вздрагивая от непрекращающейся череды струящихся по моей коже прикосновений твоих сухих и жарких губ, убаюкиваясь твоим восхищённым шёпотом, я всё сильнее очаровывался ощущением своей принадлежности моему неизменно ластящемуся богатырю, влюблённому в меня с отчаяньем мотылька-однодневки.

Это был тот случай, когда от бездонной эйфории всё прошлое кажется невероятным и глупым, когда никому не объяснить свою фанатичную уверенность в истинности и вечности того, что происходит. Это похоже на эффект некоторых наркотических веществ, когда на пике так называемого прихода у человека вдруг наступает некое космическое озарение, раскрывающее ему все тайны бытия в один просветляющий миг, это этакая нирвана, исчезающая по мере протрезвления, ни одной стоящей мысли из которой никому до сих пор не удалось вынести. Только вот этот трансцендентный кайф - пьяный чих по сравнению с тем, что я чувствовал к тебе, а страшные, выворачивающие человека наизнанку отходняки и ломки кажутся просто симуляцией школьника на уроке физкультуры рядом с тем, какой стала моя жизнь дальше.

Когда ты соизволил сообщить мне, что женишься, я сначала пришёл в замешательство и впал в ступор. Я сидел на изувеченной после нашей ночи постели, уставившись в пошлый цветочный рисунок пожелтевших от времени обоев, и слушал твою речь о том, какая замечательная эта девочка Катя, как давно вы друг друга знаете, как хорошо протекает её нечаянная беременность и какие удачно богатые у неё родители. Не прерывая свой рассказ, ты носился по комнате, собирая и одевая на себя твою разбросанную повсюду одежду.

Я сорвался в том момент, когда ты как бы между прочим пригласил меня на свадьбу. Со мной случилась истерика. В ответ на мои крики, быстро перешедшие в сопли и слёзы, ты сказал, что мне нужно успокоиться и что, собираясь продолжать наши отношения, ты рассчитывал на моё "адекватное" поведение. Страх потерять тебя привёл меня в чувство и заставил заткнуться. Проводив тебя до двери, я достал заначенный брусочек и довёл себя до беспамятства.

Последующие дни были ужасны, я попеременно рыдал и травил себя всеми попадавшимися мне под руку психотропными веществами. Когда моё измученное сознание впадало в тревожный сон, он оказывался полон гнетущих видений и изощрённого бреда. Я смотрел в зеркало на своё скуластое, привычно небритое лицо, на жилистую шею, на широкие смуглые плечи, чумазый оттенок которых контрастировал с белоснежными бретелями пышно-ажурного подвенечного платья. Оно мне не шло, чем вызывало у меня необъяснимое смутное отчаянье. Может, дело в длине? Мои мускулисто-тощие руки, такие грубые по сравнению с ослепительной нежностью кружева, вцепляются узловатыми пальцами в роскошную тяжесть подола и начинают судорожно тянуть его вверх. Ещё и ещё - никакого эффекта...

Да что же это такое! Белые шелка оказываются бесконечными, начинают щипать меня холодом, рассыпаться и таять в моих ладонях, превратившись в бескрайную зимнюю равнину, по которой я ползу, барахтаясь в снегу. Я абсолютно гол, мне холодно и неприятно быть здесь. Сзади слышится лай собак, которые гонятся за мной. В страхе я поднимаюсь на ноги и пускаюсь бежать вперёд, не оглядываясь, объятый ужасом и паникой. Вдруг я вижу твоё лицо, ты стоишь, улыбаясь, и тянешь ко мне свои тёплые ладони. Я бросаюсь к тебе, что-то крича. Ты ловишь меня в свои объятия и радостно смеёшься. На миг мне и самому кажется смешным моё нелепое положение, но звуки погони становятся всё громче. Вот уже спину мне режет звериный рык, и ты мягким толчком отправляешь меня в снег. Я лечу навстречу глухому стуку собачьих зубов. Твои глаза чисты и радостны...

Каждую ночь я просыпался в горьком отчаянье и подолгу ревел. Мы встречались с тобой ещё некоторое время, и я усиленно скрывал от тебя своё ужасное состояние, делая вид, что меня вполне всё устраивает, пока вновь не сорвался. Ты ушёл из моей жизни, посоветовав мне лечиться. Может быть, ты был прав.

Со временем припадочная тоска утихла, оставив меня наедине с едкими мыслями о моей собственной глупости и моральном уродстве. Я казался себе потешным дурачком, проглядевшим законы естества и здравого смысла. Я, почётный гражданин Содома и Гоморры, непонятно с какого перепугу возомнил, что имею право на что-то, кроме скотских утех блуда, а именно на божье благословение, на любовь. Глупец! Нет, мне всегда претили религиозные догмы, но я пытался объяснить себе всё произошедшее со мной с точки зрения духовных учений, в каждом из которых их основатели, говоря о священном союзе двух человеческих душ, имеют в виду исключительно представителей разных полов. Неоспоримая логика этих суждений подтверждается самим чудом возникновения новой жизни и резонно поддерживается общественными установками и моральными нормами. Всё проще пареной репы. Я был извращенцем, выродком, шутом!

Наверное, мне нужно было смириться, полюбить твоего отпрыска и жену, стать твоей тенью, одиноким другом семьи, тайком мучиться от своих чувств к тебе и молить всевышнего о милосердии и исцелении моей порочной души, но я предпочёл этому душные ночи вонючего притона, которые я проводил в окружении людей, ставших мне с тех пор как-то симпатичней.

Конечно, сейчас совсем другие места, другие ритмы. Сама жизнь, так сказать, сменила формат, и её приговор мне уже не кажется таким однозначным, как после расставания с тобой, но всё же иногда я вижу во сне шёлк снегов и слышу твой смех. Это уже не мучает меня, а лишь напоминает мне о чём-то невозвратимом и бесконечно прекрасном.

Прощай!

страницы [1] . . . [5] [6] [7] [8] [9] . . . [11]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, Молодые парни

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>