Горячая гей библиотека

Письма (глава 1)

Часть 8

Димону

Ты был одним из тех, кто обязательно живёт по соседству, к кому можно, не предупреждая о своём приходе, зайти в любое время суток, в одиночестве или со снятым за бутылку водки, измученным тяготами службы солдатиком. Непонятно чем занимающийся и на что живущий, ты с неизменным смирением открывал мне старую, облупившуюся дверь своей сиротской квартиры, которую делил со своей полумёртвой бабушкой, и, привычным жестом прося меня вести себя как можно тише, вёл за собой по полумраку коридора, наполненного запахом лекарств и старости, мимо тёмной комнаты, из которой вечно раздавалось немощное ворчание. Следуя за тобой к тёплому свету манящего уютом кипящего чайника кухни, я глядел на твой зад, по своему обыкновению прикрытый лишь узкими спортивными трусами, на твои обнажённые стройно-ладные ноги в трогательно-полосатых тёплых носках и думал о том, как я сейчас в шутку ущипну тебя и назову милым.

Разливая по граням тяжёлых стаканов чефироподобный, ядрёно-терпкий настой, ты вздрагивал по временам своими по-девичьи нежными плечами, как будто озябшими от нежданного ночного сквозняка. Потом, кутаясь в бесформенный огромный свитер, сдувая со лба взъерошенные прядки то ли крашеных, то ли естественно бело-палевых волос, дымя не спеша сигареткой, ты слушал мою очередную историю.

Как прекрасно это должно было быть: идя по заснеженным, тонущим в зимней мгле дворам, глядя на скупо светящиеся окна многоэтажек, внимая треску нагих и чёрных деревьев, знать, что средь всей этой февральской, могильно-торжественной стужи есть и согревающий огонёк торшера, зажжённый для меня, и крепкая сладость горячего чая, и конечно, нежно-шёлковый пушок волосков, бегущих от твоего пупка вниз. Мне нравилась та добродушная простота, с которой мы ложились рядом друг с другом, и та необременительная лёгкость, с которой мы впускали под наши одеяла случайных встречных. Мы никогда не задавали друг другу трогательных вопросов, не делали лишних признаний, не давали глупых обещаний. Мы были славными друзьями, правда?

Наверное, это был повод для счастья, но тогда я не осознавал его, топя свою душу в хандре слепого одиночества, методично протравливая свой мозг шоколадными парами, истязая своё тело опустошающими его припадками совокуплений. Я был целиком поглощён своей личной жизненной трагедией, безысходностью своего бесприютного бытия, бессмысленностью круговорота своих пустых дней, каждый час которых напоминал мне об уродливой патологии моей души, о бесплодности и убожестве лучших испытываемых мною чувств, о несбыточности моих извращённых, нелепых надежд. Взволнованный румянец пухлых молодых сибирячек, сомкнутые кисти посредственно счастливых пар, лучезарные ряды золотых колец в дорогих витринах, самодовольные ухмылки пожилых женщин, толкающих впереди себя коляски, рекламные образцы надгробных плит, выставленных прямо на улице, сразу с двумя именами на некоторых, - весь этот рассудительный гомон жизни щебечущим трёпом спешащих на лекции влюблённых студенток, не переставая, звенел в моих ушах, ненавязчиво предлагая мне удавиться. Наверное, будучи трусом, быстрому избавлению от этих мук я подсознательно предпочёл медленное тление с тухлым оттенком ожидания чуда.

Слепец! Не находя пути к радости, я шёл дорогой сомнительных удовольствий, ведущей меня в противоположном направлении. Упиваясь неразделённым горем своего изувеченного мира, не видя вокруг себя мириады других миров, я сам лишал себя спасения, возможно, бывшего так близко от меня, в твоих глазах, в которые я старался не смотреть, топя свою тоску в опохмеляющих глотках нового утра.

Навсегда выпроводив из квартиры и своей жизни, сдерживая желудочные спазмы отвращения, очередного подвернувшегося мне накануне субъекта, я торопливо всасывал в себя мерзкий кофе и уходил, оставляя тебе лязг пустых бутылок, прожжённый пеплом палас, текущий бачок в туалете и вонь изгаженных простыней. Меня не интересовали твои чувства, и то, какие мысли посещали твою белокурую голову в те моменты, когда ты, стоя на подоконнике, с высоты седьмого этажа провожал меня взглядом.

Я и не подозревал о том, что могло бы произойти, если бы однажды, изменив традиции, я не повернулся и не помахал бы тебе рукой, выдавливая из себя подобие улыбки. Я сделал это машинально, не догадываясь, что именно этого ты ждёшь, каждый раз считая метры до земли и слушая старческие завывания из соседней комнаты, глядя на меня, бредущего через седой двор, шатающегося от приступов дурноты. Прости!

Я отлично помню тот вечер, когда я пришёл к тебе один после неудавшейся охоты. Дверь отворилась, я даже опешил от неожиданности. На меня смотрел незнакомый мне паренёк, в котором я не без труда узнал свою последнюю из приведённых к тебе находок. Начала шевелиться моя пьяная память. Ах, да, Кирилл! Он ведёт меня знакомым маршрутом, тепло шлёпая стоптанными задниками мягких тапочек, сдержанным "всё в порядке" останавливает разбуженный хрип старухи, ставит на чистую плиту блестящий чайник и нехотя выпивает рюмку принесённой мной водки. Всё ещё благоухая хрустом душистой пены после ванной, на кухне появляешься ты. Увидев открытую бутылку и осторожно поглядев на спокойного, почти сурового Кирилла, ты спрашиваешь, не нальёт ли кто-нибудь и тебе.

Я гляжу на блестящие ровные ряды блюдец, на оказавшуюся нежно-голубой клеёнку на столе, на девственно чистую пепельницу, на твои бёдра, уютно прикрытые мешковатыми спортивными штанами, явно принадлежащими тому, чей внимательный взгляд из-под вздёрнутых чёрных бровей бдительным спокойствием зверя, охраняющего свою территорию, говорит мне удалиться, не делая резких движений. После пары банальных тостов и неловких шуток, я прерываю затянувшееся молчание и, выдумывая какой-то нелепый повод, собираюсь уходить. Заглядывая напоследок в туалет и расстёгивая перед унитазом ширинку, я понимаю, что что-то тут не так. Это тишина, непривычно умиротворённая тишина! Бачок не течёт...

Идя во мгле, обдуваемый сумасшедшим смехом метели, я матерился про себя, как горький алкаш, у которого на глазах разбили бутылку водки. Я досадовал на окончательно испорченный вечер и думал лишь о быстром наступлении пьяного забытья сна в моей одинокой постели.

Уже почти весной, когда ещё стылый воздух уже наполнялся запахом талых вод и звоном первой робкой капели, когда сама природа начинала осторожно дышать новой надеждой, при этом стыдясь слишком поспешно проститься со своим казавшимся всем вечным трауром зимы, я повстречал тебя, неспешно идущего из магазина с какими-то пакетами. Ступая по золотым лучам, отражённым от первых луж, ты щурился яркому солнцу и, что-то мурлыча себе под нос, чему-то улыбался. Подскочив с холодной лавочки и окликнув тебя, я попросил тебя посидеть немного со мной. Неуловимо вздохнув тревогой почти тёплого ветерка, блеснув циферблатом часов, ты подошёл ко мне и сел рядом.

Мы стали болтать - сперва ни о чём, а потом, слово за слово, ты рассказал мне всё. Рассказал, как ждал меня ночами, внимая бьющейся в окна метели, как мечтал тихими днями о том, что я приду к тебе трезвым и предложу погулять, как надеялся на то, что однажды скверно тусклым утром я не исчезну, как всегда, а останусь у тебя хоть на часок подольше и просто поговорю с тобой о всякой ерунде. И ещё ты мягкими, извиняющимися намёками дал мне понять, что не хочешь видеть меня в своём доме частым гостем, не из-за того, что тебе это неприятно, а потому что это не нравится Кириллу, который знает всё. Этот парень, наверное, люто меня ненавидит, хотя, если вдуматься, должен благодарить за то, что с моей помощью встретил тебя.

До сих пор, вспоминая то, как он бережно обнимал тебя, бросив в атаку свой полный спокойного презрения и холода мужской взгляд, обращённый ко мне, я чувствую себя полным дураком. Димон, Димочка, я был идиотом, ещё раз прошу, прости меня! Я всей душой надеюсь на то, что вы будете счастливы. Он, наверное, классный!

Никита.

страницы [1] . . . [6] [7] [8] [9] [10] [11]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, Молодые парни

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>